Альдерманн, представился врач. Александр Альдерманн.
Профессор Альдерманн, руководитель клиники?
Да. А вы господин Фа хм! Господин Джордан. Доктор Белл рассказывал мне о вас. Выдедушка бедного Горана. Хорошо, что приехали к нам. Вы срочно нужны нам. Он явно не хотел говорить о мальчике. Как я сказал, трансплантация костного мозга, продолжал он. Лейкемия. Костный мозг был взят у сестры. Трансплантация произведена четыре недели назад. Как видите, успешно, господин Джордан.
Фабер кивнул и судорожно сглотнул. Среди собравшихся ему бросился в глаза мужчина в очках лет сорока, среднего роста. Он склонился к Кристель и тихо говорил с ней. У мужчины были коротко подстриженные черные, очень густые волосы, овальное лицо. Он взял маленькую девочку на руки. «Среди всех он выглядит самым счастливым», подумал Фабер. Альдерманн перехватил его взгляд.
Это доктор Белл, сказал он. Главный врач этого отделения. Когда подобные операции благополучно заканчиваются и пациентам в первый раз разрешается покинуть изолятор, для всех нас это совершенно особый момент
Белл осторожно опустил ребенка на пол. Глаза врача светились. Фабер видел это отчетливо, несмотря на очки Белла.
Сначала с Кристель все обстояло совсем плохо, сказал профессор Альдерманн. Опасная для жизни инфекция с высокой температурой. Мы очень боялись за нее. Но теперь, кажется, все идет хорошо и такой момент Альдерманн умолк.
Фабер видел, как он улыбается, предавшись своим размышлениям.
Теперь загляни-ка в кабинет, где выдают лекарства, сказал Белл. Мы ведь обещали тебе сюрприз. Он отпустил девочку.
Внезапно наступила тишина. Все смотрели, как Кристельв тапочках, белых пижамных брючках и свободной белой рубашечке навыпускодна, без всякой помощи вошла в расположенный напротив ее палаты кабинет, заполненный медикаментами, капельницами и медицинскими приборами. Сначала неуверенно и боязливо, затем все смелее и увереннее шаг за шагом ступала маленькая Кристель. Сестра взяла у нее букет. Кристель подошла к столику, на котором сидела большая кукла в белом кружевном платье. Кристель долго неподвижно стояла перед ней. Наконец она издала тоненький восторженный вопль, затем подняла куклу вверх и заглянула ей под юбки. После этого она объявила:
Это Ангелина!
Твоя Ангелина, сказала Юдифь Ромер. Она опустилась рядом с ребенком на колени. Ты ведь хотела иметь Ангелину! Посмотри, какие тонкие кружева!
Тонкие кружева, повторил ребенок с лысой головкой. А глаза у нее синие Я я совсем не заслужила нечто такое Прекрасное.
Ты заслужила самую прекрасную в мире куклу, сказал Белл и бережно погладил девочку по лысой головке. Ах нет! Что я говорю! Такой прекрасной куклы, какую заслужила ты, вообще не существует.
4
и она не носит бюстгальтеров.
Стыд!
Я тебе говорю.
Новенькая? Рыжая?
Да, дурак, рыжая Лилли.
Дверь была приоткрыта. Фабер заглянул в палату. Разговаривали три мальчика примерно одного возраста. Три лысых мальчика. На одном была голубая рубашка, на другомжелтая, на третьемс райскими птицами. Тот, что в рубашке с райскими птицами, носил очки с толстыми стеклами. Сам он был толстый и меньше ростом, чем другие. Он сказал:
Все равно стыд!
Ты бы, дурак, умер, сказал мальчик в голубой рубашке. Никакого бюстгальтера, а груди! Таких грудей ты никогда еще не видел и никогда не увидишь, если даже не помрешь и доживешь до ста лет. Гвидо их видел. Гвидо, скажи Герберту, какие у рыжей груди!
Это правда, Герберт, сказал Гвидо в желтой рубашке. Чарли не загибает, с ума можно сойти, какие груди!
Откуда ты это знаешь? спросил прыщавый Герберт в рубашке с райскими птицами, носивший сильные очки.
Дурак, потому что он их видел!
Где? Когда? Она ведь появилась здесь всего неделю назад.
Я видел их при измерении давления. Чарли видит их три раза в день.
Как этотри раза в день?
Потому что у меня всегда повышенное давление, сказал Чарли. Три раза в день приходит Лилли и измеряет давление. Я лежу на кровати, она наклоняется надо мной совсем низко. При этом полы ее халата расходятся.
Очки Герберта запотели. Он протер их об рубашку с райскими птицами. Щурясь, он спросил:
Почему она не приходит ко мне?
Потому что у тебя давление в порядке и измеряется от случая к случаю. Лилли назначена для таких, как я.
Наплевать! сказал Герберт и снова надел очки.
Я мог бы, конечно, для тебя это устроить, сказал Чарли.
Ты можешь как?
Гвидо несется к Лилли и кричит: «Чарли лежит на полу, и у него сильно болит голова!». Она немедленно придет.
Откуда ты знаешь, что она немедленно придет?
Это ее обязанность. Я же могу умереть, не так ли? Ты будешь стоять вот здесь! За моей головой, когда она опустится рядом со мной на колени. Будешь смотреть на нее сверху вниз и все увидишь.
Сомневаюсь.
Сомневаешься! Ну, мне-то все равно.
Нет, пожалуйста, ложись. Я должен это увидеть! Я ведь не знаю, сколько мне осталось жить. Ложись! А ты, Гвидо, беги!
Не торопись, Герберт, сказал Чарли, не торопись! Сначала деньги.
Какие деньги?
А ты хочешь получить это задаром?
Сколько?
Пятьдесят.
Пятьдесят шиллингов? Это слишком много!
Как хочешь.
У меня только двадцать.
Ничего не поделаешь
Может быть, двадцать пять, пять я бы одолжил.
Одолжи десять! За тридцать я сделаю этодля тебя. Потому что у тебя дела обстоят так, что они не знают, будешь ли ты
Фабер пошел дальше. Он посторонился, пропуская носилки, на которых санитары переносили только что прооперированного ребенка. Ребенок был еще под наркозом.
Несколько позже, в другой секции здания он оказался у перехода в отделение интенсивной терапии. Здесь хранилась защитная одежда и дезинфекционные средства. Вдруг через дверь с зашторенным верхом он расслышал низкий голос доктора Мартина Белла:
Теперь Стефан умрет.
Фабер подошел ближе. «Я не должен подслушивать», подумал он и стал подслушивать.
Pomozite doktore, Bog ce vam platiti помогите Стефану, Бог вас отблагодарит, произнес сдавленный мужской голос.
Пожалуйста, поймите! сказал Белл. Я не могу помочь Стефану. Никто не может помочь. Стефан уже не поправится. Он не может выздороветь. Белл говорил очень убедительно. Это очень тяжело, я знаю, но я обязан вам это сказать. Стефан никогда не поправится, Стефан умрет.
Za Boga doctore произнес незнакомый мужской голос. Послышалось рыдание.
И Бог ничего не может сделать. Это ужасно для вас, но я должен, пока это вообще возможно, еще раз обговорить все с вами.
A ja sam se tako nadao я так надеялся, доктор
Мы все надеялись. Но это оказалось напрасным. Стефан умрет.
Boze moj, о boze moj!
«Это сербскохорватский», подумал Фабер.
Та kaze profesor?
Профессор Альдерманн говорит то же, что и я. Поверьте мне! Это ужасно для вас, я знаю, но больше нет никакой надежды. Вы должны это осознать, я прошу вас! Голос Белла вдруг стал глухим, он откашлялся. Способ, с помощью которого Стефан сейчас дышит, подавляет мозговую деятельность.
Тихое рыдание. Затем долгая тишина.
Это очень тяжело для вас, очень тяжело, но совершенно необходимо, чтобы я вам сказал
Я должен дать согласие, да
потому что, как только он перестанет дышать, вы могли бы потребовать от меня провести Стефану интубацию
Не понимаю
Интубация означает, что мы вводим этот шланг через нос в трахею, подключаем его к установке искусственного дыхания и, возможно, еще полдня поддерживаем жизнь.
Понимаю za Boga doctore, moj jadni sin мой единственный сын
Молчание. Рыдания. Тишина.
Наконец снова заговорил Белл:
Стефан будет все глубже и глубже погружаться в кому Он уже несколько раз переставал дышать, а потом снова начинал. Скоро наступит момент, когда дыхание уже не возобновится и когда это случится, мы ничего не станем делать. Ничего.
Молчание. Рыдания. Затем: «Согласен».