Они подошли к двери в палату Горана. Альдерманн открыл ее и пропустил вперед себя Миру и Фабера. Затем он вошел сам. Двое врачей стояли рядом с кроватью ГоранаМартин Белл и Юдифь Ромер. Оба обернулись к вошедшим и молча кивнули им в знак приветствия.
Когда они отошли в сторону, стало видно Горана.
Мира застонала и опустилась на табурет, ноги не держали ее. Фабер замер как вкопанный.
«Дежавю, подумал он. Такое я уже однажды видел. Такое уже приходилось пережить. Так выглядел Горан, когда я впервые вошел в эту палату и увидел его. Он больше не мог лежать, и его переполненный жидкостью, гигантски раздутый живот не давал ему дышать. Он сидел в кровати под углом в сорок пять градусов, вот так же как сейчас».
Глаза стали точно такого же цвета, что и все остальное тело. На голой груди снова видны следы крохотных кровоизлияний и гематом. У Горана появился точно такой же живот, как и у маленького Робина. Он исхудал, подобно пятилетнему малышу, который страдал раком, и, как было уже однажды, его губы полопались. Дежавю. Дежавю. Рядом с кроватью снова стоит стойка с капельницей. Содержимое бутылки золотисто-желтого цвета каплями стекает по трубке и игле в канюлю. Кормят его искусственновсе, как и раньше. Все было напрасно. Все зря.
Нам очень жаль, тихо проговорила Юдифь Ромер. Так жаль, фрау Мазин, господин Фабер.
Горан, придушенно вымолвила Мира. Горан!
Он не ответил. Дыхание вырывалось с трудом.
Он в том же состоянии, в котором вы его видели, когда пришли сюда в первый раз, прямо обратился к Фаберу Белл. Он не совсем в сознании, большую часть времени он спит, потом наполовину просыпается, почти не слышит, потом все снова плохо
Горан! громко крикнула Мира. Горан, сердце мое!
Мальчик посмотрел на нее затуманенным взором окрашенных зеленым, коричневым и черным глаз, неподвижно и невыразительно. Напротив его кровати на стуле лежала и висела его чудесная форма «Эйр Джордан».
Трансплантация в таком состоянииэто вообще возможно? спросил Фабер, обернувшись к Беллу.
В таком состоянии должно быть возможно все, ответил Белл.
Вы уже распорядились, чтобы Фабер замолчал.
Юдифь Ромер посмотрела на него. Ее губы дрогнули. Она поняла. Белл нет.
Распорядились? переспросил он.
Так вам ничего не известно? шепотом спросила Юдифь Ромер.
Что мне еще неизвестно?
Вы им не сказали, господин профессор? Юдифь Ромер перевела взгляд на Альдерманна.
Тот покачал головой и опустил глаза в пол.
Что? спросил Фабер. Что еще вы нам не сказали, господин профессор?
Альдерманн поднял глаза.
Горан против пересадки, проговорил он.
Он против
При любых обстоятельствах. Мы говорили с ним, еще раз и еще и еще. Мы сказали ему, что это единственная для него возможность остаться в живых. Он повторяет одно и тоже.
Что?
Не хочет еще раз пережить все, что ему пришлось пережить. Не хочет снова терпеть эти мучения. Ему почти исполнилось шестнадцать лет. У него есть право решать, жить ему или умереть. Никакой новой трансплантации. Он никогда не даст своего согласия.
В наступившей за этим тишине Горан громко и отчетливо проговорил:
Никогда
«Вот он снова, подумал Фабер. Вот наконец он снова появился».
Туннель.
Глава третья
1
Через три дня, 12 сентября 1994 года, Роберт Фабер получил опеку над Гораном Рубичем. В прошедшую пятницу пришло письмо от приветливой женщины-судьи по семейным делам из суда восьмого округа. Она сообщала, что все документы оформлены и он может их забрать.
Мира плохо себя чувствовала, так что он один отправился в учреждение, которое располагалось буквально в нескольких шагах от Детского госпиталя Св. Марии. В этот понедельник было очень жарко.
Вы с фрау Мазин были у меня 23 июня, сказала судья и провела рукой по своим седым волосам. Прошу прощения, что это затянулось так надолго, господин Фабер. Это произошло не специально. Просто в нашем управлении по делам молодежи не хватает сотрудников. Теперь у вас все хорошо, не так ли? Она улыбнулась, и вместе с этим в уголках ее глаз появились многочисленные мелкие морщинки.
Да, теперь все хорошо, согласился он и принял от нее документ.
Как идут дела у Горана?
Уже намного лучше, сказал Фабер. Он испытал приступ внезапного страха перед тем, что она снова заберет у него опеку над мальчиком, если узнает, что Горан борется со смертью.
А про себя Фабер подумал, что если Горан теперь умрет, то опека ему уже больше не понадобится. Тогда почему же он лжет? Он хотел было сказать ей всю правду, но в последний момент все же передумал. «Я накликаю на Горана смерть, если скажу об этом».
Это прекрасно, сказала судья. Ваше дело с самого начала пришлось мне по сердцу. Я так сильно надеялась, что у Горана все образуется. А теперь вы говорите мне именно об этом. Так много людей не верят в Бога и в то, что Он поможет и восстановит справедливость. Нужно верить, не так ли?
Да, сказал Фабер, нужно верить.
Вот здесь и здесь вы должны расписаться, улыбаясь, проговорила она и пододвинула ему через стол бумаги. Он дважды написал на них свое имя.
Спасибо, господин Фабер. Теперь вы можете пойти в Министерство внутренних дел и подать заявление на предоставление вида на жительство для фрау Мазин и Горана. Я уверена, что вы его получите.
Фабер кивнул, в свою очередь улыбнулся и подумал, что Горану теперь вовсе не понадобится вид на жительство в Австрии или где бы то ни было на Земле. Но он, естественно, не сказал этого вслух.
Я благодарю вас за ваше исключительное дружелюбие, фрау судья, сказал он.
Я счастлива так же, как и вы, ответила приветливая женщина. Именно поэтому я и люблю свою профессию. Потому что я частода, именно часто, могу принести счастье. Всего хорошего вам, фрау Мазин и Горану! Пусть он как можно скорее окончательно выздоравливает и чувствует себя в Вене как дома!
Непременно! ответил Фабер.
Она проводила его до лифта.
«Хороший человек, подумал Фабер, спускаясь вниз, хороший человек. Хорошие люди все еще есть. Я все чаще знакомлюсь с такими людьми. Теперь у меня есть опека над Гораном. Теперь Горан умрет».
Пешком по жаре он направился в сторону Детского госпиталя. Документ он положил в маленькую кожаную сумку рядом с диктофоном и пистолетом.
В больнице было прохладнее. Портье поздоровался с ним, подобно всем остальным, он давно уже знал Фабера.
Фабер шел вниз по коридору и думал о том, как повезло таким людям, как эта судья по семейным вопросам, которые верят в Бога, Его помощь и справедливость.
«Так уж ли им действительно повезло, раздумывал он, если бы они столкнулись с тем, что произошло с Мирой, мной и Гораном? Может быть, их вера помогает им даже в таком случае, подумал он, и ему пришли на ум слова дьякона Ламберта, которые он сказал ему однажды. Но, гневно возразил сам себе Фабер, это была только пустая болтовня».
Он добрался до комнаты Горана и увидел, что дверь была только притворена. Сквозь щель были слышны звуки двух голосовэто были Горан и Петра. Он остановился.
Ты должен сказать «да», услышал он голос Петры.
Никогда, ответил Горан.
Тогда ты умрешь.
Тогда я умру.
А как же Эйр Джордан? спросила Петра. Когда я была у вас в гостях и мы смотрели видеозапись игры, ты сказал, что Эйр Джордан снова должен играть, и он будет играть снова, это его предназначение, и он будет чемпионом НБА в четвертый раз.
Я
Дай мне сказать! Не было такого случая, чтобы кто-то вернулся и снова стал чемпионом. Ее голос стал громче. И я хочу быть этому свидетелем, сказал тыуспокойся! и я хочу быть этому свидетелем, только ради этого мне стоит сохранить свою печень! Только ради этого! Ты это говорил или нет?
Молчание.
Отвечай!
Я я сказал это, да. Но она не сохраняется. Она никуда не годится больше. Все. С ней все кончено.
С нейда, заметила Петра. Но с новой, с новой ты сможешь стать свидетелем того, как Эйр Джордан в четвертый раз станет чемпионом мира! И сам снова сможешь играть!