Что вы читаете?
А вам какое дело! возмущается Владо.
Верзила показывает удостоверение, и кровь ударяет Владо в голову: тайная полиция.
Я сотрудник гестапо. А вы кто?
Студент философского факультета.
Что читаете?
Русскую книгу.
Голос Владо уже не дрожит, волнение быстро проходит. Это единственный выход: удивляться тому, в чем тебя могут заподозрить, в любом случае сохранять хладнокровие и в то же время держаться скромно.
Пойдемте со мной. говорит немец. Большевистскую литературу читать запрещается.
На обложке русские буквы «Горький». Владо охватывает отчаяние. Значит, с Елой он не встретится, и кто знает, какие неприятности ждут его в гестапо. Он злится на себя, на стоящего рядом с ним верзилу, но тут новая идея приходит ему в голову.
Посмотрите, это же «Мать» Горького, говорит он. Читайте.
Верзила не понимая смотрит на обложку, а Владо добавляет:
Это писатель, русский эмигрант. Живет в Берлине и пишет против большевиков. Вы разве не слышали о нем?
Владо чувствует, что верзила понемногу отступает, как и их фронты. «Глупый гестаповец попался, уже язвит в душе Владо. Теперь он начнет оберегать свою честь, будет строить из себя культурного человека. Ему захочется показать перед этим маленьким словаком, что он знает берлинского русского эмигранта, пишущего в духе пана Розенберга».
Горький? уточняет верзила. Живет в Берлине?
Да.
Горький умер, вдруг выпрямляется немец, и был он большевиком.
Слова эти были сказаны уверенно. Владо наклоняет голову: ему нечего больше говорить. Может быть, извиниться, объяснить, что он пошутил над ним. Студенты обыкновенно говорили об этих немецких чучелах в черных плащах, что они дураки и палачи, что в толчее они никогда никого не найдут, что постоянно ищут какие-то следы и напрягают слух, но после неудач забираются в кафе и отсиживаются там. А оказывается, они уж не такие идиоты. Вот этот верзила даже знает Горького. Для него он страшнее бомбы, большевик.
Пойдемте со мной!
Верзила стоит, расставив ноги, перед входом в вокзал, откуда вот-вот должна выйти Ела. Немцы появились в Словакии под личиной друга, а ведут себя как в своей вотчине. Словацкие фашистские правители позволили втянуть страну в войну с Россией. Но простые люди воевать не хотят. Люди посмеиваются: где автобус со всей нашей славной словацкой армией? Но немецкая армия продвигается на восток. Попивая черный кофе, слабый, как чай, люди с волнением называют города, они уже наизусть знают карту Украины и не могут, к сожалению, никуда спрятаться от сообщений главной ставки. Словакию называют самостоятельным государством, свободной страной. А что будет, если он, Владо, сейчас воспротивится верзиле? Нет, пусть уж лучше немец запишет его имя и отпустит, иначе с Елой они не увидятся.
Нам никто не запрещал читать эту книгу, возмущаясь, говорит Владо.
Откуда она у вас?
Владо чувствует, как у него горят уши. Он молча достает из кармана зачетную книжку:
Запишите, если нужно. Я с вами не пойду.
Что за разговоры?
Я жду отца. Запишите, пусть меня вызовут в полицию.
Верзила сразу же кивает. Он берет зачетку, листает ее, записывает имя, номер и исчезает в людском потоке. Владо облегченно вздыхает и бежит на платформу
На белой полоске перед отверстием ничего не происходит. Солдаты спорят, придет Бриксель через пять десять минут или раньше. Конечно, идти сюда из деревни по долине не три часа.
Владо кажется, что время остановилось, что оно окаменело и он останется здесь навсегда. Когда-нибудь, через тысячу или две тысячи лет, их, возможно, найдут здесь вместе с окаменевшими улитками и ветками, будут рассматривать в лупу и потом положат в музее на какое-нибудь почетное место.
Лицо Владо мрачнеет. Он сердится: ему не дают покоя болезненные видения. Но ведь он не истеричная барышня! Прижавшись щекой к холодному прикладу, он глубоко дышит, и морщины исчезают у него со лба. Время его остановилось.
И снова прерванные на минуту воспоминания наполняют его.
Он сжимает Елину руку, податливую, нежную. Украдкой заглядывает в ее улыбающиеся глаза. В лицо им дышит затемненная июньская Братислава.
6
Владо далеко в горах, но Еле кажется, что они рядом. Вот они шагают по затемненным улицам, а над головами у них большие чистые звезды.
Ела кладет руку на лоб и засыпает.
Воспоминания вливаются в сон, как реки в море, они сбрасывают с себя бетонные берега и плотины, бегут вольными волнами во все стороны, расцвечиваются красками неба. Ела берет с собой в сон и звезды. Она и Владо центр Вселенной. Все в этом мире существует только для них. И звезды летят за ними, как бумажные змеи по ветру, и облака движутся вместе с ними, и столбы с погасшими фонарями.
Деревянный конь стоит у самого берега Дуная. Они садятся на эту милую детскую качалку и громко смеются. Потом Владо берет Елу на руки, несет к скамейке. По ним стреляет своим ослепительным светом прожектор с другого берега, луч его скользит по мутной воде так, словно катится огненный шар.
Она сидит около Владо, в темноте чувствует его улыбку, слышит тихий ответ на упреки. Надо оставить все как есть, прежде всего закончить учебу и ни о чем другом пока не думать.
Твой диплом, говорит Ела, это моя самая большая радость.
Владо громко смеется:
Качалка, ну и качалка. Вместо хвоста трубка.
Что тебе дался этот конь, Владо?
Однажды в детстве мне подарили к Новому году коня-качалку. Когда мои приятели пришли ко мне посмотреть на эту чудо-игрушку, меня грызла совесть. Правда, правда, Ела. Ребятам игрушек не подарили, а ведь как им хотелось иметь такого коня!
Нам с сестрой всегда дарили кукол. После войны у каждого ребенка, думаю, будет качалка.
Не уверен, Ела. Ведь какую еще огромную работу надо проделать. Мир не изменится сразу. Будем работать, будем писать статьи. Но пока у каждого ребенка появится по коню-качалке, утечет еще много воды. Если ты будешь со мной, у нас все будет хорошо.
С ним ей действительно хорошо. Она ни о чем не думает, ничто вообще ее не мучает. Еле кажется, что она лежит на большом усеянном массой цветов лугу, а над ней голубое, спокойное небо. Неважно, что сейчас их окружает асфальт с проросшей грязной травой, а над ними сгущается тьма, которая каждую минуту может быть оглушена сиреной и шумом моторов бомбардировщиков. Вечны только Дунай, бег его волн, стеклянные глаза ленивых рыб. Вечна и их любовь. Все остальное может меняться, подвержено бегу времени, ходу войны. Ела уверена в этом, поэтому она и смотрит на мир через розовые очки.
Что может быть выше их любви? Их любовь это как кольцо. А у кольца нет конца. Владо закончит учебу, они станут вместе где-нибудь учительствовать. Она будет вместе с ним читать книги, о которых он ей рассказывал. Внешне эти книги довольно спокойные, но сколько в них волнения, новых наблюдений и мыслей о людях, об их будущем! И Владо не сможет жить без них. Она видит, как все смотрят на него исподлобья: и родственники, и коллеги с факультета. Есть, правда, у Владо небольшой круг друзей, таких же чудаков, как и он сам.
Немецкие прожекторы, находящиеся на той стороне Дуная, все время мешают им поцеловаться.
Даже здесь не дают нам покоя, шепчет Владо.
Прожекторы следят за ними. Но Ела не обращает на них внимания. Владо рядом, он гарантия, что никто ее не обидит. И все-таки каждый раз ей приходится зажмуривать глаза и невольно вздрагивать от зловещего света. Ела прижимается к Владо во сне сильнее, чем это было наяву, и отвечает прожекторам гордой усмешкой.
Они охраняют меня, говорит она, уже смеясь, и гладит руку Владо
Да, и сейчас они ее охраняют. Она не может встретиться с Владо: кругом полно немецких солдат, они захватили у партизан нижнюю часть долины, ходят с овчарками на цепи. Уже два месяца, как она с Владо не виделась
Две пары глаз отражаются в зеркальном шаре, висящем на елке, пахнет свечками, поблескивают красные яблочки.
Ела не может отдышаться. Позвали ее к Бодицким: пришел Владо. Пришел неожиданно, ночью, и скоро, пока еще темно, должен вернуться в долину. Дома показаться он не может: немцы могли бы его увидеть. Почему пришел он к Бодицкому, рабочему кожевенной фабрики? Он ему ни ровесник, ни родственник, просто сосед, и все же там для Владо двери всегда открыты.