Да, заботилась о них с Юркой, и это немало. Изо дня в день отбивалась от лезущей в дом бедности, не успевая целовать и ласкать, не имея возможности баловать. И её саму вряд ли баловали родители о них, оставшихся где-то в степях между Омском и Новосибирском, она за всё время упомянула раз пять Кажется, её просто выставили за дверь и сказали: взрослая, теперь кормись сама.
Получила профессию, заняла место за станком и принялась плести сетку. Появлялись и исчезали мужчины, от каких-то из них появились сыновья. И она старалась их вырастить, вывести в люди так, как она сама это понимала.
Мама, мама Слушая эту песню, Аркадий представлял их вдвоём в ночном заснеженном поле. Они не идут, а скользят в нескольких сантиметрах от земли. Они куда-то крадутся, к какой-то цели наверное, к свету и теплу, а вокруг во тьме посмеиваются завистливо-зло, тихо плачут те, кто не выдержал и опустился, увяз в топких сугробах.
Песня кончалась так:
Мы покинем этот дом,
Мы замёрзнем и заснём.
Рано утром нас найдут,
Похоронят и убьют.
Но Аркадий редко дослушивал до этих слов нажимал «стоп». Последний куплет, вернее, три последние строки казались ему нелогичными, не соответствующими предыдущим куплетам. Ведь куда правильней, что мама и сын, покинув старый дом, долетают до того райского места, где забывают свою боль и совершают что-то такое, для чего созданы. «Мы сыграем свою роль».
И как-то ночью в своём крошечном закутке, с ушами, заткнутыми «пуговками», в очередной раз остановив песню, Аркадий поклялся маме, что изменит её жизнь. Она покинет эту пятиэтажку, она поселится в просторном, с большими окнами доме, она не будет больше экономить на всём подряд вплоть до спичек у газовой плиты, не будет ездить на завод, а потом, когда заводу не станет нужна, ждать почтальонку с жалкой пенсией. Он сделает маму счастливой.
Поклялся, конечно, себе. Но был уверен, что мама почувствует его клятву. И примет.
3
В начале третьего курса у него появился друг. Неожиданно, сразу. Но, наверное, так и должно происходить: долгое знакомство вряд ли может перерасти в дружбу. Дружба это как любовь: с первого взгляда, слова. Будто некая сила берёт и соединяет двух людей. Или для дружбы, любви, или для лютой вражды.
Его звали Машак, но здесь он стал Михой, Мишей. На два года старше Аркадия, но только-только поступил в Архадемку Архитектурно-художественную академию. До этого дважды штурмовал Московский архитектурный, между попытками отслужил в армии.
Миха родился и до восемнадцати лет жил в крупном райцентре, расположенном, правда, далеко в горах. Впервые в городе оказался подростком.
Ущелье, а на дне сотни полторы домов, один-два этажа. Даже минарет у мечети коротенький, такой вот, Миха показывал мизинец. Как, слушай, всё боится с горами спорить, к земле жмётся. В старые времена, наоборот, вверх тянулись у нас там такие башни есть! Как ракеты на старте. Но это прошлые люди строили. «Той говзанч» мастера камня, по-нашему. А теперь Скучно строят, прячутся, что ли
Миха говорил без акцента, даже интонация была не кавказская. Только если сильно волновался, проскакивало что-то такое джигитское.
С детства он собирал картинки дворцов, небоскрёбов, замков, смотрел передачи, где показывали Ленинград, Москву, Париж, Венецию. Любимым занятием было лепить из пластилина или глины красивые дома. Занимался этим даже в старших классах под ухмылки ребят.
Лет в четырнадцать решил стать архитектором. Готовился к поступлению в институт, но больше в мечтах. В селе не было учителя черчения, библиотека скудная, про интернет у них только слышали, на уроках информатики компьютеры изучали по учебникам, верхом прогресса были калькуляторы Да что там свет давали по два часа утром и три часа вечером: электричество вырабатывали дизели.
В общем, в Москву Миха приехал с огромным желанием, но почти без знаний.
И хорошо, что не поступил, с чем-то похожим на благодарность в голосе признавался позже. За это время столько узнал, увидел. Идей появилось полная голова. Особенно в армии. Казарма очень способствует развитию фантазии. И вполне искренне смеялся.
Аркадий и Миха познакомились в «Алёнушке» осенью две тысячи первого. Это было хорошее время: девяностые кончились, многое как-то обновилось, жизнь ощутимо пульсировала свежими токами
Официально «Алёнушка» имела статус рюмочной исчезающего советского аналога капиталистических пабов и баров; на деле же являлась клубом, где собиралась творческая, интеллектуальная молодёжь. И не только молодёжь. Да и всяких прочих посетителей было предостаточно от малоимущих бизнесменов до бомжей, насобиравших мелочи на стопарик. Но каким-то чудесным образом и бомжи, и футбольные фанаты, и бизнесмены, и студенты мирно уживались в этом небольшом пространстве с десятком высоких столов, вели беседы обо всём на свете. От бесконечности Вселенной до повышения акцизов
Кажется, в первую встречу Аркадий с Михой не обменялись напрямую ни словом, зато с интересом слушали друг друга, внимательно друг друга рассматривали.
Аркадий в тот момент был увлечён взаимосвязью работы человеческого мозга и окружающей среды и пытался всем рассказать, что спокойная, умиротворяющая среда мозг усыпляет. Сыпал цитатами из Джеймса Гибсона, не всегда, правда, дословными А Миха говорил об аскетическом комфорте, функциональном минимализме.
Поведать о своих теориях подробно ни тому ни другому не удалось рядом было ещё несколько ребят тоже с теориями и потребностью ими делиться.
Заодно опрокидывали рюмашки, жевали кисловатые бутеры, запивали пивом, и как разошлись, Аркадий помнил смутно Вообще-то он не был любителем алкоголя, но иногда в то студенческое время перебирал.
Несколько следующих дней ему как-то упорно будто зажигали внутри экранчик вспоминался тот вечер в «Алёнушке», и неизменно в центре экранчика был парень, которого называли Михой.
Невысокий, широкий, в каком-то лохматом пальто, напоминающий медведя; глаза тёмные, блестящие азартом, крепкие скулы двигаются, играют Миха ожидает короткой паузы в галдеже за столиком, чтоб продолжить своё о пространстве, в котором человеку станет не просто удобно: он будет жить полезно. Не только для самого себя, но и для общества
Эти слова о пользе, обществе не казались смешными и наивными то ли Миха произносил их по-настоящему искренне, то ли и скорее действительно атмосфера была такая: тогда ещё верили, что вот-вот начнётся некая новая эра, что они в самом деле первое поколение новой России. Вот окончат институты и войдут в большую, взрослую жизнь хозяевами, произведут ремонт, расчистят кучи хлама и мусора.
Да, подъём был мощный, энергия захлёстывала. Её и сейчас хватает и это отлично, но Россия уже давно не видится единственным местом приложения своих сил. Вернее, прикладывать здесь силы всё рискованней, да и попросту слишком много их нужно приложить, чтоб сделать даже самое малое, пустяковое
В Михе Аркадий сразу узнал друга, соратника по будущему делу. Потому, наверно, и не гас этот внутренний экранчик, не давая сосредоточиться на другом, светил, убеждал: найди, познакомься как следует. И Аркадий пошёл в комнату к парню со второго курса, Сергею, который тоже был тогда в «Алёнушке», общался с Михой как с давним приятелем.
Как и Аркадий, он приехал из какого-то периферийного городка, поражал начитанностью, кругозором. Казалось, всё знал. С Сергеем советовались пятикурсники насчёт дипломов, преподаватели предрекали ему большое будущее. Ходили слухи, что ректор хочет оставить его при универе.
Позже Аркадий часто о нём вспоминал, пытался найти через соцсети, общих знакомых, но никто о Сергее ничего не знал. Даже не могли вспомнить, окончил он Гуманитарку или нет. Потерялся, растворился и всё. Такое случается
В общежитии Сергей уже на втором курсе находился в привилегированном положении ему дали отдельную комнату. Не совсем это была, конечно, комната изначально наверняка нежилое помещеньице, склад для каких-нибудь тумбочек-полочек, инвентаря уборщицы, но там были оконце, батарея, место для кровати, стула, стола. Так что Сергею завидовали готовиться к зачётам, читать, когда у тебя соседи, невозможно. Оставалось или болтать, выпивать, или идти в библиотеку, искать пустую аудиторию в учебном корпусе. Благо общага находилась от него через квартал