черт, они совершают просто смехотворные ошибки, нет, ну вот кто так двигается? Ему бы хоть немного сил, и... Шаг. Поворот. Выпад. Отскок. Шаг. Еще шаг. Выпад...
Дубины ударили разом. И некуда было деться. Некуда, потому что кончился пол, а вместе с полом кончилась и вся земля. За миг до удара менестрель отбросил кинжал и отчаянно расхохотался. Расхохотался, потому что понял, как именно его сейчас будут убивать. Такая простая тактика, такая детская... Они ведь щенки перед ним, глупые слепые щенки, а он...
Дубины ударили разом.
Очнувшись, менестрель заметил, что он куда-то идет. Медленно, правда, но идет. А значит, жив. Ну, да! Его ж не велено было убивать, вот и не убили. Просто поучили маленько, чтоб вперед не зазнавался и почитал старших. Плащ разорван, правая рука висит набрякшей колодой - вероятно, сломана голова раскалывается от боли... но он тем не менее куда-то идет... Куда?
Если бы он мог оглядеться по сторонам, он, вероятно, заметил бы некие смутные фигуры, что, перебегая от дома к дому, осторожно крались за ним - но имея такую больную голову особенно не пооглядываешься. Притишилась боль, и ладно.
- Мне нужно добраться до гостиницы, - внезапно вспомнил он. - Сын. Я совсем забыл о сыне.
Но ему уже никуда не суждено было добраться.
Он свернул в узкий переулок. Тени домов накрыли его бархатным плащом тьмы, а тени людей догнали и окружили. Те самые пьянчужки, которых он разогнал. Те, что побоялись связываться с ним в открытую.
Он стоял, а темнота вокруг него наливалась лютой злобой и судорожной ненавистью. Он стоял со сломанной рукой и тяжелой до безобразия головой. Безоружный и растерянный, он стоял - впервые за свою долгую, полную драками жизнь, не зная что делать.
И когда темнота до краев налилась отвратительным кошмаром, насосалась знобкой жажды убийства, прозвучало одно-единственное, короткое:
- Бей!
Тяжелый удар сбил его с ног, а дальше...
В такой темнотище разве поймешь, кто его убил? Кому надо, тот и убил а нам что за дело? Мы и вообще мимо шли. Да и не видели мы никого. Тут такие лужи - утонуть можно. Успевай, главное, под ноги смотреть. А не то чтоб... по сторонам шариться. Да и вообще, мы - народ занятой. Делать нам нечего всяких мертвяков разглядывать. Вот вы - стража, вы и разбирайтесь! А мы, как честные граждане, до трактира шли. И желаем, чтобы, значит, этот путь продолжить. А тут темно. Так что ничего мы не видели, вот. И не надо меня руками! Вы этими руками небось зад чесали! И вообще. Вы бы этими руками лучше фонарь тут для смеху повесили. Вам же спокойней выйдет. Я кому сказал, не трожьте меня, меднолобые морды! Не тыркай, рожа! Сам ты благородие! Я человек, а не пакость! Нож в кармане?! Ну и что?!! Ну и что, я вас спрашиваю?! Я что, не имею права в трактире своим ножичком луковку порезать? А ты не шмургай мозгами, шкварка поганая! Ты сперва докажи, что это я его! Мы здесь все свободные люди! Ах, ты...
Визготня стояла в переулке. Длинная такая. До небес бы добралась, да крыши мешали.
В конце концов стража кого-то арестовала, но, кажется, даже он сам не был уверен, является ли он участником убийства.
В суматохе никто не заметил внезапно появившееся чудовище. Мы вообще редко замечаем чудовищ. Так уж они, чудовища, устроены, чтоб их замечали как можно реже. Встречая их, люди обычно пугаются до обморока, а потом возносят хвалу богам, что подобные вещи происходят с ними не каждый день. А между тем, стоит им научится вовремя оборачиваться через плечо... Впрочем, нет. Лучше не стоит.
Чудовище медленно наклонилось над убитым менестрелем и подняло его. Подняло осторожно, как младенца. А потом шагнуло в ночь. Далеко, за город, прямо сквозь стены зданий, сумрак фонарей, ругань стражи, храп обывателей, сквозь все то, что составляет ночное тело города.