Так что мне нужно понять? Что? Разве не то, почему вдруг Юлика не стало? Но зачем? Ну, случилось и случилось. Подумаешь, новость: умер кто-то. Один умер, а в то же мгновение родился кто-то другой. Пусть даже на другом конце света. Пока светит солнцежизни не грозит вымирание.
Но вот только Юлик для меня не кто-то. Некто для меня тот, на другом конце света. Поскольку нектопонятие абстрактное. А Юликсама конкретность, точность, чей голос можно было услышать, почувствовать сильную руку.
Большой отрезок жизни, чуть не двадцать лет, замешан на тесных взаимоотношениях. И пусть не были лучшими друзьями, но и знакомыми не назовешь.
Жизньэто все то, что есть сегодня, что будет завтра, послезавтра и т. д. Ведь все, что вчерауже только история. Юликистория.
Сорок четыре весны, лета, осени, зимывремя Юлика под солнцем. Для земной жизни человекамало. Но только... только для земной. А может, его жизненный отсчет шел в каком-то другом, космическом измерении? Как, например, у бабочек, которые живут только один день,а для них это целая вечность. Может, и так. Кому дано знать? Ведь сказано: всему свое время...
Мы поднимаем парус, чтобы плыть, чтобы достигнуть тех далей, которые манят нас, которые отнимают наше спокойствие и сон и даже сушат горло, чтобы их изведать. О, эта вечная неугомонность человека! Ненасытностьбыть, иметь, знать, желать, чувствовать... Все сразудай! Дай!!! И ни на минуту мысли про то, что можно просто надорваться. Парус трещит от натуги, рвется на кусочки, но мы на это не обращаем внимания. Мы плывем. Мы хотим плыть. Нас очаровала та даль, тот горизонт. Мы ослепли от желания, оглохли от мечты, которую себе придумали... Мы плывем! И никого нет рядом, кто мог бы сказать: оглянитесь вокруг и обрадуйтесь; остальноепотом, потом. Те дали и горизонтмираж. К себе самим плывите. К душе своей...
Немного младше менягде-то на год,Юлик успел уже дважды жениться, чего я не одолел ни разу. От первого брака имел сына, с другой, хоть и прожили вместе лет пять, детей не было. Невысокая, но стройная, она могла взволновать мужчину, заинтересовать, потому что, как говорят,все было при ней: и грудь, и талия, и бедра. Женщина, одним словом. Хотя с лица совсем не скажешь, что красивая. Острый носик. Синевато-серые глаза, невыразительные губы. Все же симпатичная, привлекательная. Она была из тех женщин, кого Господь наградил главным: духом женщины, духом самки... Я это определял по глазам мужчин, в которых, как в зеркале, когда они бросали на нее взгляд, отражалось желание...
Младше Юлика лет на пятнадцатьуже тоже побывала замужем,она называла его «мой старичок». И в этом не было издевки или какого-то оскорбления, которое обычно возникает между мужем и женой после совместно прожитых лет. Скорее, мне виделось легкое кокетство, даже подчеркнутая гордость за определенный статус«старичок».
А «старичок», тем временем, был неугомонный, даже жадный к жизни. Быстрый и легкий на подъем, он всегда куда-то спешил и ничего не успевал. Множество разных идей, которые вмещались в его головебудь то создание свободного театрального профсоюза и многое другое,обычно так и оставались на уровне разговоров. Талантливый актер. Мало таких. И это подтверждало то немногое, созданное им на сцене, отличие, сверкающее малюсенькими крупинками. Банальная истина: талантливых всегда мало, пересчитать можно... Сказать точнееединицы.
Юлик и был такой единицей. И не успел. Не успел во всем своем эмоциональном изображении заявить свое, только емуи никому другому!Богом данное, внести в мир людского несовершенства свое лучшее и искреннее, даже им самим до конца неосознанное, так как талант не всегда осознает то необычное, подаренное ему Богом, что отдается людям на суд, на их голосованиебезжалостное, жестокое. Талантвечное распятие...
Юлик не успел. Он распинал сам себя. Если не дать выход энергии, которая накапливается в замкнутом пространстве,будет беда.
Каждый человекэто своеобразный очаг энергии. Одни выделяют еебудто сгорают сырые дрова, другиебудто горит каменный уголь, третьи похожи на сгорание бензина... А есть и такие, у кого это выделение случается с силой ядерной реакции... И ее выход обязательно должен иметь свое направление и свой спрос. Неизвестное делается известным, когда за него приходится платить наивысшей ценой. Цепная ядерная реакция не имеет границ в выделении энергии. Неразумное к ней отношение требует высшего счета.
Не могу понять, не могу... И не дает покоя нечто такое, что зажег во мне телефонный звонок.
Близкое предчувствие смерти, которая, как тень, всегда ходит рядом с нами, и адское напоминание об этомсмерть Юликата редкая минута, когда, забыв про всю земную суету, мы на мгновение задумываемся про вечность. Мы как будто примеряем на себя время, когда сами однажды станем напоминанием другим. И страхом наполняется сердце. Цепляемся за жизнь изо всех сил, спасая свое плотское, которому до боли, до отчаяния нравится все земное, что расцветает под солнцем. Мы боимся, мы не хотим отказаться от себя, от своего нечистого тела, которое сильно провоняло потом и жиром, покрылось струпьями и язвами, сухой чешуей псориаза. Мы любим это тело. Любим самозабвенно и готовы защищать его до последней возможности. Мы не хотим его потерять.
Юлик?! Не могу ответить за тебя. Думаю, и ты не избежал этой отвратительной самовлюбленности ко всему своему телесному.
Человек всегда начинается со слабости, со страха.
И вся гордость и ценность в том, чтобы их превозмочь, преодолеть. А для этого перво-наперво нужно встать на тот путь, решиться. Как легко все звучит на словах«встать», «решиться»,и как бывает невозможно это сделать в реальной жизни.
Тебя несет жизненное течение, кружит тебя, как ему вздумаетсяи не борись с ним. И будет тебе, как всем, и ты будешь, как все. И даже согласившись с этим, талантливая душа однажды все-таки не выдержит той смиренности: вдруг вскипит своей болью, диким, неиздержанным противостоянием, пылким желанием сказать свое, уже невозможное держать в себеи начинает болеть...
Ничего оригинального в Юликовой болезниесли только в болезни может быть что-то оригинальноене было. Славянское безумство глушилось рюмкой. Когда другие собирались расслабиться, снять стресс, то делали это обычно как минимум вдвоем.
Юлик обычноодин: тет-а-тет.
«Заходи, Юлик»,приглашали к себе актеры, которые снимали стресс, что накопился за несколько дней напряженной работы. При этом закусывая грилем, курицей, лангетом. Здесь нужно объяснить: грилькусочек батона, подсушенный на отопительной батарее; курицакусочек свежего батона; лангеттонко нарезанный черный хлеб. «Заходи, заходи»,сердечно приглашали Юлика, подавая ему рюмку. «Нет-нет!отмахивался он.Месяц как в рот не беру. А вы пьяницы! Презираю вас!». Шутил, топорща усы, и исчезал за дверью.
Через полчаса в коридоре слышались тяжелые шаги, с грохотом открывалась в гримерку дверь и на пороге, с холодным взором, крепко держась за дверную ручку, стоял Юлик. Не совсем подвластными ему губами он приветствовал компанию: «Привет, обалдуи!».
Вопрос, который мучительно засел во мнепочему так, почему?не имеет ответа.
Неужели поднятые Юликом паруса нельзя было приспустить, как только начиналась буря? Неужели обязательно плыть, когда трещит мачта и на кусочки рвется полотно? Пожалуй, можно опустить, и не плыть можно, залечь, затаиться, но это при условии отсутствия цепной ядерной реакции...
Последний выход Юлика на сцену в им же придуманной роли, какой даже не существовало в пьесе (хотел работать вместе с женой, которая исполняла одну из главных ролей в спектакле), еще раз подчеркнул отличительность его таланта. Таланта невостребованного, таланта терзающегося одиночки.
Месяца за два до сегодняшнего телефонного звонка в Купаловском театре умер актер его лет. А перед ним, в том же театре, похоронили еще одного, такого же возраста. Так вот, на последних похоронахя сам не слышал, говорилиЮлик сказал: «Теперь моя очередь». Что это?! Неужели можно так чувствовать пространство и время, быть уверенным в том чувстве, что сознательно дошло до сердца, и не бояться его? Ведь все последние дни Юлик внешне ничем не отличался от себя предыдущего. Былкак всегда, обычным: веселым, грустным, пьяным.