Э, да ведь выУокер Майлс. Простите, что сразу не призналтемновато тут.
Уокер наморщил лоб:
А разве мы знакомы?
Не-ет, нараспев протянул Джонс, но я видел вас в конторе у доктора Сарека неделю назад. Вы-то меня не припоминаете, но я слышал, как он назвал вас по имени, а у меня память на имена отменная, и на лица тоже.
Уокера все еще терзали смутные сомнения. По роду службы он обходил всех докторов в околотке, в том числе и Криса Сарека, но обыкновенно не обращал внимания на лица других посетителей в приемной, будучи сосредоточен на работе. Может, старик болен, потому и ходил к доктору Сареку?
Вы вроде говорили, вам нужна помощь? напомнил Уокер.
Джонс с невинным видом захлопал глазами.
Правда? О ну, подбросьте меня до Фолли. Вы ведь туда едете?
Уокер погасил свет в салоне и тронул машину с места, подозрительно косясь на странного старика.
Да, я еду в Фолли, ответил он, набирая скорость. Куда вас подвезти, есть предпочтения?
В общем, все равно. Никаких предпочтительных предпочтений у меня сегодня нет, весело ответил Джонс и даже хмыкнул, потом заметил, что Уокер в ответ и не улыбнулся. Тогда Джонс попробовал другой прием.
Знаете, однажды я стал свидетелем примечательной сцены. Это было в Чикаго, как сейчас помню. Я видел, как некий мужчина погнался за чьей-то шляпой, которую сдуло ветром на мостовую. И его сшибла машина. Насмерть.
Уокер содрогнулся, неприязненно глянул на старика и спросил:
С какой стати вы мне такое рассказываете?
По-моему, это поразительно, откликнулся Джонс, глядя прямо перед собой, поразительно, что можно потерять все, погнавшись за сущим пустяком.
Минуту-другую и водитель и пассажир безмолвствовали. Яркий свет фар прошивал темноту парка, озаряя деревья и кустарники. Уокер вел машину с сосредоточенным видом, и со стороны могло показаться, будто он всецело занят только поворотами, переключением скоростей и так далее, но на самом деле он никак не мог опомниться от услышанного. Уокер поудобнее перехватил руль и со вздохом ответил:
Да уж, эта формулировка как нельзя лучше подходит ко мне.
Джонс поудобнее устроился на сиденье и прищелкнул языком.
Она кому угодно подходиту каждого бывают такие времена. Но почему вы сказали, будто эта история о вас?
Мысли Уокера путались. Он был неглуп, умел здраво рассуждать, происходил из хорошей почтенной семьи. Он сам не понимал, какой порыв заставил его посадить в машину незнакомого старика, искал и не находил своему поступку рационального объяснения. А теперь он чувствовал, что вот-вот распахнет перед незнакомцем душу и поведает тому самые потаенные мысли. Не хочет, но поведает. У Уокера возникло непривычное ощущениеон как будто смотрел на себя со стороны. Не он, а кто-то другой вел этот разговор с незнакомцем. Рассудок и логика твердили Уокеру: «Молчи, не выдавай свои секреты», но что-то, что было стократ сильнее, внушало ему доверие к незнакомцу. Уокер расслабился и излил Джонсу душу так, словно знал его многие годы.
Уокер рассказал старику о своем детстве, о том, каково быть младшим из троих детей; поведал об отцовском запойном пьянстве. Потом он рассказал Джонсу об обоих своих браках, о том, как менял одну работу на другую, и везде поначалу преуспевал, но в конечном итоге приходил к провалу, потому что не умел быть счастливым. Уокер говорил и говорил, точно с задушевным старым другом.
Когда Уокер закончил свою исповедь, они с Джонсом допивали уже четвертую порцию кофе в «Вафельном кафе». Уокер очнулся и вновь изумился сам себе: как это его угораздило сюда попасть, да еще излить все свои страхи и терзания этому незнакомому старикану? И все же сердце подсказывало: Джонсвсе равно что потерянный и обретенный друг давних лет.
В какой-то степени мне кажется, что я всегда чувствовал себя неудачником именно из-за отцовского алкоголизма, признался Уокер.
Что ж, преспокойно отозвался Джонс, возможно, ваш папаша пил потому, что вы были неудачником. Он рассмеялся и шутливо заслонился руками, будто Уокер мог его стукнуть. Шучу, шучу, сынок, ты уж не сердись, ничего, что я на «ты»?
Уокер не знал, оскорбиться или нет.
Послушай, юноша, посерьезнев, продолжал Джонс. Твой отец и все его проблемыэто уже в прошлом. Он скончался, его уже нет, а ты все еще тащишь его за собой, волочешь на себе этот груз «мой-папа-алкоголик»! Сбрось балласт! Хватит! Не позволяй твоей жизненной истории управлять твоей судьбой! Прошлое не должно влиять на настоящее и будущее!
Знаю, знаю, прикрыв глаза, сдавленно ответил Уокер. Все это я знаю. И прекрасно понимаю, что мне не следует столько думать о прошлом. И беспокоиться стольконездорово и неправильно, понимаю. Больше скажу, я знаю, что, по сути дела, у меня и серьезных поводов для депрессии-то нет Уокер открыл глаза и вперил взгляд в Джонса, и на лице у него было написано, что весь гнев, обида и тоска, которые накопились за полвека, вот-вот выплеснутся наружу. Он весь кипел. Ему хотелось заорать в полный голос, но он обуздал себя и негромко сказал:Я все осознаю и все понимаю. Но мне просто не перестать. Эти чувства разрушили мою жизнь. Он с трудом сглотнул, потом хриплым шепотом закончил:Я я не знаю, как жить дальше. Не знаю, что делать.
Джонс протянул руку и ласково потрепал Уокера по плечу. Тот мгновенно расслабился, и его прерывистое дыхание стало глубоким и спокойным.
Погляди-ка мне в глаза, сынок, сказал Джонс, и Уокер повиновался.
Тебе вовсе нет нужды принимать какие-то решительные меры, раз тебе так худо, сказал Джонс. Ты делаешь муху из слона, поверь. На самом деле, как и многие другие проблемы, твоявовсе не так велика, как тебе кажется. Ясно?
Уокер послушно кивнул.
Джонс глубоко вздохнул и заговорил дальше, уже не с таким нажимом.
Сынок, тебе всего и надо, что понять два важных момента насчет своих чувств. И уяснить один важный момент насчет того, что предпринять дальше. Один, два, трине так уж и много, да? Итак, пункт первый, про чувства. Запомни: тревожишься и изводишься и боишься ты потому, что ты умен.
Уокер удивленно приоткрыл рот и откинулся на спинку диванчика. Такого он не ожидал.
Погоди возражать, мягко предупредил его порыв старик, будто прочитав мысли Уокера как открытую книгу. Я ничего не преувеличиваю и не придумываю. И не пытаюсь тебе польстить. Я просто помогаю тебе взглянуть на положение дел свежим взглядом, под другим углом. Ты же прекрасно соображаешь и умеешь логически мыслить, сынок. Так что посиди спокойно и послушай, что тебе скажет старый Джонс. Потом еще рад будешь.
Джонс улыбнулся, отпил кофе и продолжал с новыми силами:
Как я уже сказал, ты тревожишься и изводишься, потому что ты умен, голова у тебя отлично варит. Джонс оглянулся вокруг, будто опасался, что кто-то подслушает важный секрет, и, понизив голос, добавил:Те, кто поглупее, они и тревожатся меньше. И ничего не боятся.
Уокер в недоумении наморщил лоб, и Джонс поспешно объяснил:
Вот в чем штука, сынок: те, кто поумнее, они обычно изобретательнее, у них больше творческих способностей, и воображение у них работает бурно. А если кто не ведает страхатак он просто тупица без воображения. Согласен?
Уокер все еще не понимал, к чему клонит Джонс.
Ну, пожалуй, да, неопределенно откликнулся он.
Именно поэтому умники всегда попадаются в ловушки, которые расставляют им страх и тревога. Страх и тревогатьфу, что за пустая трата драгоценных сил воображения! И ведь так получается у многих. Если ты умен и фантазия у тебя работает будь здоров, то ты легко можешь вообразить все те ужасы, которые могут стрястись, беды, неприятности и прочее. Обдумываешь любой вариант развития событий, заглядываешь в будущееи запросто воображаешь худшее. Ты понял, о чем я?
Уокер сосредоточенно закивал в такт словам Джонса, и на усталом измученном лице его впервые проступило слабое подобие улыбки.
Точно, это про меня. Не про умника, а про фантазию и худшие варианты. Всегда их себе рисую в красках, вижу как наяву, а остановитьсяне могу!
Джонс замахал на него руками:
Я понял, понял. В любом случае, глупцам живется легче. Человек без воображения ничего не боится, потому что ему не представить себе беду, напасть, неприятность. Он ни о чем не беспокоится! А все потому, что глуп как пуп! Ты же сам наверняка видел разные там телепередачи, где участников берут «на слабо». Один выкидывает какой-нибудь рискованный трюк и говорит: «Ну, полюбуйтесь-ка на меня!» А второй, дурак набитый, страха не знающий, говорит: «Ого! Да ведь и я так могу!» И ему не представить себе ужасные последствия. Оба идиота хороши, но второйглупее, потому что у него воображение не работает.