Не хочешь ли попробовать, Берил?
Черные глаза Джей Си поблескивали в полутьме, как два агата. Я молча смотрела на него, а в памяти сразу всплыл образ его жены Майи. На мгновение мне показалось, что она тоже сидит напротив меняв элегантном платье из белого шелка и с безупречно уложенными волосами. Но я тут же одернула себяэто был обман. Майя погиблаглупо, обидно! во время обычного учебного полета на аэродроме близ Найроби. В совершенно безветренный и ясный день. Это было давно. И это была первая трагедия в воздухе, которая потрясла нас всех. Первая, но не последняя. Много иных дорогих сердцу лиц всплывали в памяти и, словно отблески света, мерцали над темно-красной поверхностью вина в бокале. Они напоминали нам о том, как безрассудно смелы были те, кто ушли навсегда, и как много они совершили. Да, собственно, мне и не нужны были напоминания. Никогда, ни на одно мгновение я не забывала о них, их образы жили в моей душе. И в тот момент, глядя в глаза Джей Си, я вдруг почувствовала, что готова дерзнуть, как и они, что бы ни было дальше.
Да, произнесла я на удивление спокойно. И тут же повторила:Да.
Последние блики света померкли на горизонте, и вот вокруг меня только темнота, дождь и едкий запах топлива. Я лечу на высоте две тысячи футов над океаном, и впереди у меня еще два дня пути. Ни луны, ни звездтолько сгустившиеся вокруг тучи. Кромешная тьма. Мне ничего не остается, как только доверять приборам, неотрывно следя за мигающими лампочками на панели. У меня нет радиосвязи, так что все, что может мне помочь не терять присутствие духа, это исправный и мощный мотор да крепкий встречный ветер в сорок узлов. Еще в моем нехитром арсенале равномерное бульканье запасного горючего в баках. Я прислушиваюсь к ровной работе моторачетыре часа полета он безупречен, как хорошо отлаженные швейцарские часы. И вдругзапинка, молчание, снова глухое рваное урчание и опять запинка Некоторое время мотор шипит, трещит, свистит и замирает. Тишина. Широко раскрыв глаза, я смотрю, как стрелка альтиметра быстро устремляется вниз, машина резко теряет высоту. Внутри меня растерянность и смятение, но руки после многих часов тренировок сами знают, что делать. Автоматически я кладу руку на магистральный кран и сливаю топливо. Мотор должен заработать. Он должен заработать. Я медленно передвигаю руку и пальцами нащупываю заветный серебристый рычаг. Когда я поворачиваю его, он обнадеживающе щелкает, но двигатель по-прежнему молчит. «Чайка» стремительно теряет высотуона опустилась уже на тысячу сто футов. Я отчетливо ощущаю, как она снижается. Тучи вокруг меня на мгновение редеют, и внизу я вижу ужасающе огромные валы черной воды, брызгающие желтоватой пеной. Волны вздымаются все ближе, а надо мнойбескрайнее, безжалостно удаляющееся небо. Я снова щелкаю стартером, стараясь сдержать паническую дрожь, которая охватывает меня. Я была готова ко всему, я уверяла себя и всех, что готова. Но можно ли подготовиться к смерти, можно ли встретить ее спокойно, когда она неизбежна? На мгновение я вспоминаю Майюона чувствовала то же самое, когда земля неслась ей навстречу, и столкновения нельзя было избежать? А Денис В тот страшный день над Вои?
Яркий зигзаг молнии вспыхнул над левым крылом машиныослепительный, точно новогоднее украшение на елке. Все пространство вокруг меня было настолько наэлектризовано, что, казалось, светилось и потрескивало. Как-то неожиданно я почувствовала, что все это уже происходило со мной прежде, очень давно. Я уже переживала это ощущениекогда прошлое несется на тебя, захватывая с головой. Безжалостный океан грохотал внизу, готовый поглотить меня. В этот момент Кения, моя дорогая Кения, точно спешила мне на помощь. Рифт Валли и гора Лонгонот всплыли перед глазами, заслоняя сверкающую, смертоносную бездну. Зубчатые очертания кратера Мененгаи Озеро Накуру, точно окутанное розовым туманом от бесчисленных фламинго, нашедших на его берегах свой дом. Островерхие и пологие откосы гор, горячие источники Кекори, улочки Моло и Нджоро, блестящая от росы, ослепительно-зеленая лужайка для гольфа в Матайгском клубе. Всем своим существом я устремилась туда, к родным местам, словно оказалась там на мгновениепрекрасно зная, что это невозможно. Словно мотор машины, перемалывая годы, возвращал меня в прошлое. «Чайка» неудержимо несла вперед, давая неповторимое чувство свободы. «Да, да, так и есть», мысль ясная и четкая, похожая на только что промелькнувший разряд молнии, осенила меня. Я больше не думала о несущейся сквозь тьму машине. Я словно перестала видеть все, что меня окружало. Кения окутала меняи я неведомым мне образом оказалась дома.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава 1
Прежде чем Кения обрела свои очертания и стала Кенией, что произошло тысячи лет назад, так называли самую величественную гору страны. Она была хорошо видна с нашей фермы в Нджоро, расположенной в Британском Восточно-Африканском протекторате: гора резко обрывала золотое пространство долины, а ее вершина была покрыта льдом, который никогда полностью не стаивал.
Позади нас простирался голубой лес Мау, пронизанный нитями тумана, а прямо перед нами долина Ронгаи плавно спускалась вниз и уходила вдаль. Долина была окружена с одной стороны странной формы кратером Мененгаи, прозванным аборигенами Горой Бога, а с другойдалеким Абердарским хребтом, грядой округлых серых холмов, которые в сумерках становились фиолетовыми и покрывались дымкой, а затем и вовсе растворялись в ночном небе.
Когда мы впервые приехали сюда, в 1904 году, ферма представляла собой полторы тысячи акров нетронутой, поросшей кустарником земли и три изрядно потрепанные непогодой лачуги.
И это всё? произнесла моя мать. Воздух вокруг нее гудел и поблескивал, как живой. Ты продал всё ради этого?
Есть фермы в местах и посуровей, Клара, ответил мой отец.
Но ты же не фермер, Чарльз! сердито бросила она и разрыдалась.
Да, отец был хорошим наездником. Он умел преодолевать препятствия и охотиться на лис и знал тихие дорожки и изгороди Рутланда как свои пять пальцев. Но однажды он увидел объявление, в котором предлагалось приобрести имперскую землю за бесценок, и идея обосноваться на новом месте зацепила его так сильно, что больше не отпускала.
И вот мы покинули дом в Вестфильде, где я родилась, и проплыли семь тысяч миль: мимо Туниса, мимо Триполи, а затемчерез Суэцкий канал. Волны, вздымаясь, как огромные серые кручи, грозили поглотить небо. Наконец мы зашли в гавань Килиндини и выгрузились в порту Момбаса, пропитанном запахом острых специй и сушеной рыбы, а до Найроби доехали на извивающемся, как змея, поезде, где на окнах пузырилась и кипела красная пыль.
Я прижималась лицом к стеклу, полностью захваченная чувствами, которых не испытывала прежде. Что бы ни представляло собой это место, нигде и никогда я ничего подобного не встречала.
Мы кое-как разместились в лачугах и начали работать, пытаясь сделать жизнь сносной. Мы боролись с дикой природой, корчуя деревья и расчищая поля, в то время как природа упрямо наступала на нас.
Наша земля не имела видимых границ и заборов, а в лачугах даже не было нормальных дверей. Полосатые шелковистые мартышки колобусы запросто пробирались внутрь, проскальзывая под закрывающей окна мешковиной. У нас не было того, что в сельской местности называется сортиром. Когда нужда требовала, мы выходили в ночь, присаживались, держась за куст, у крутого склона оврага и отправляли продукты жизнедеятельности в длительный полет, насвистывая, чтобы не поддаться страху.
Нашими ближайшими белыми соседями были леди и лорд Деламерони жили в семи милях от нас, если ехать напрямик, продираясь сквозь заросли. Они были настоящими бароном и баронессой, но, несмотря на титулы, так же как и мы, спали в покрытом соломой рондавеле.
Леди Ди держала под подушкой заряженный револьвер и посоветовала моей матери делать то же самоено та не стала. Мама не желала стрелять в змей и ходить на охоту. Она не желала таскать воду ведрами на расстояние в несколько миль, чтобы принять более или менее сносную ванну. Она тосковала без общества, а в Африке не было никакого общества. Невозможно было не запачкать руки. Жизнь оказалась слишком тяжела для нее.