Школьная уборщица крала деньги из наших пальто, мы избавились от нее, с огорчением: она своя, такая, как мы, но опустилась, крадет, а вот если Паша лазил бы по карманам, я бы, честное слово, хуже не относился к нему: Пашадругой. Хищение ли, выборывелика ли разница, если власть всегда оказывается у других? Так-то так, да только другие непременно интересуются, что мы думаем. И про них, и вообще. Вот священник наш, младше меня лет на пять, его Александром Третьим зовут, до него еще два Александра было, рукоположен по правилам и служит, наверное, правильно, хотя ни одного слова не разберешь: Александрне узурпатор, бояться его не следует. Да и я, учитель, тоже по мере сил стараюсь все делать правильно. Конечно, мне хочется уважения, но, проходя мимо класса, я не остановлюсь под дверью послушать, что обо мне говорят. А достанься мне мое место хищением, непременно слушал бы. И наши будут, если уже не слушают.
Но ведь в сущностичто мне начальство? Свет светит, вода течет. Не всегда, с перебоями, но течет. А как уж у них там устроено Нет, это я все, чтоб отвлечься, не думать о Верочке Чего я тогда испугался? Боялся ли совершить хищение, женясь на ней? Вялые оправдания. Жизнь наша здесь, конечно, была бы немыслима Если себя не жалеть: испугался любви и сопряженных с любовью страданий. Хуже: хлопот. Уж если совсем не жалеть себя.
Ксения переворачивает последнюю страницу: чтоб ты сдох! Прости, Господи. Дочь отняли, страну развалиливот и все, что вы сделали, умники.
Был социализм, и Ксения служила, как всеверила и не верила. Были страна, дочь. Идеалы были, чего-то боялись. Не стало социализма, распалась страна, другие появились ориентирыона все поняла правильнокрестилась и дочь крестила, помогла восстановить храм. По делам их узнаете их. И что? Погибла дочь. Ни дочери, ни страны. Вот награда. Понять невозможно.
Задолжал ей Господь Бог, крепко задолжал. Она-то свой долг знает. Дело делала и дальше будет. И не ждет гарантий. Сказала, что храм восстановит, исполнила. Часовню обещалаи часовня будет. Кому обещала? Не важно. Городу, всем обещала, себе. Аятолла, во как.
План часовни согласован с Александром Третьим. Тот пожимал плечами: «И так в храме народ не собирается. Лучше купим колокола». Снова ходила и снова, пока не застала сцену: сидит батюшка, ест капусту, и кино смотрит по телевизору, а тамругань, крики, пальба! Шутить пробовал: «Ох, люта смерть грешников!..» Поймала его виноватый взгляд. Вот мы, значит, отец, по пятницам как смиряемся! Ездила с подаркамик благочинному, к архиерею. Батюшка у нее вот теперь гдесжимает кулак. Опять пятно зачесалось. Заботы, заботы.
Батюшкамямля. Толком не может ответить ни на один вопрос. «Сила Моя в немощи совершается», и что, расслабиться и получать удовольствие? Какая же в немощи сила? Проще всего разговоры разговаривать. Не на таких, как он, еще что-то держится, и не на соседе-учителе, а на ней, на Ксении.
А часовню поставим за домом, вот тут. Теперь она точно знает, где часовне следует быть. Соседа подвинем. Он городу чужой человек. Стихи, проза. Разберемся, кто ему его прозу заказывает, и с заказчиками разберемся. Пахомова, интересно, читала? Да уж наверное. Черт, осторожней надо. Приходится со всякими уродами считаться. Паша еще этот, шибздик. Метр с кепкой, а гонору! «Сам глава администрации вам обещает». Всё на ней, всё на Ксении: город, дом, бизнес. Сил нет тащить, а куда денешься? Долг. Крест.
* * *
Пельменная работает так. С мая по сентябрьдачники, много, террасу открываем, с октября по апрель народец попроще, свои. Восточная едашурпа, манты, плов. Есть и постные блюда. Вот сейчас, Великим постом, пожалуйста, постное меню. Но основа всегопельмени, с оптового рынка. Если с истекающим сроком годности, можно взять совсем дешево.
Постоянных работников двакассир и повар, русские тетки, исайкинская родня, для всего остальноготаджики. Они тожес истекающей годностью, одноразовые. Испытательный сроктри месяца. Если есть нарекания, собирай манатки идавай, топай, ауфвидерзеен. Пока испытательный срок, не надо платить, зато жилье и питание, одному, когда он руку обжег, даже «скорую» вызывали. Летом таджиков больше требуется, а зимойтак, один-два. Таджики, между прочим, тоже бывают разные. Одна прижилась.
Роксана Ибрагимова, тридцать пять лет. Голос низкий: «Роксана по-вашему», больше от нее ничего и не слышали. Что за имя такое? «Роксана», «Оксана», «Ксана» надо же, тезки почти. Худая, высокая, аккуратная, не такая, как все, совсем не такая. Длинные черные волосы. Очень красивая. Сказала ей: «Старайся, мужа себе найдешь. Путь к сердцу мужчины лежит через желудок». Сама засмеялась и тут же затихла: так эта Роксана глянула на нее. На мгновение зажгла огонек в глазах и тотчас же погасила.
Что значит этот огонек, поняла позже: парень, тоже нерусский, с бензоколонки, пиво пил на террасе, Роксана ему подавала. Попробовал протянуть руку, дотронуться до нее: «Де-эшка» Как-то дернулась, и уж зажегся огонь так огонь, будьте-нате. Что-то вырвалось у нее, несколько звуков, горлом. Сник парень, пиво не допил, ушел. Стояла возле двери, все видела, тогда же решила: пускай работает, буду платить ей. Так что Роксана тут с августа, живет в подсобке, за кухней, в тепле. Пространства свободного метра четыре, да у нее и вещей почти нет.
Несет Роксане новые папки прозрачныеменю все захватанные, надо менять.
Листочки переложить справишься?
Роксана поднимает глаза, чуть движет ресницами, молча. У нее всёмолча. Тогда еще, в августе, приходил какой-то, искал ее. Из москвичей. Сказал: русскому языку детей его учит. Ничего не придумал умней. Роксана не вышла к нему, правильно сделала.
А с листочкамисправится, она со всем справится. Надо прибавить ей. Тянет ее к Роксане. Жаль, не поговоришь.
С праздником тебя, Роксаночка, с женским днем!
Та не удивляется, не кивает, просто не реагирует никак.
* * *
Больницаадминистрациясуд. Все близко, пешком.
В больнице Жидков, ее бывший. Уже полгода тут. Дом не отапливается, некому приглядеть. А какие вариантыв интернат его оформлять? Да ему осталось-то Летом, если дотянет, домой.
Жидков опять начудил: пробрался ночью на сестринский пост, вызвал «скорую»: плохо мне, не могу дышать! А «скорая» тут же, внизу.
Выходит главврач, рот вытирает, они уже празднуют:
Ксения Николаевна, хотите послушать? Все разговоры на «скорой» записываются. Зачем ей слушать? Пошли к Жидкову. Все такое обшарпанное, когда ремонт будем делать, а?
Главврач остается сзади: «Я у себя, если что». Жидков сидит в коридоре, желтый весь, высох. Давно не видела.
Ну, живой? Сколько весишь?
Килограмм пятьдесят, не больше того. Захватила ему поесть.
А ты, Ксюха, все восемьдесят?
Да нет, семьдесят пятьсемьдесят семь, в той же поре.
Жидков смотрит просяще, чего-то задумал. Жалко его, конечно. С другой сторонывсем когда-нибудь помирать.
Заберешь меня?
К лету, ведь сказано.
К лету К лету я уже с Верочкой нашей буду. Хоть коммунистам и не положено в такие вещи
Положено. Теперь всемположено. Коммунист! Какую страну умудрились про Вот только не надо сегодня про Верочку, хватит уже. Верочка его навещала, видите ли, книжки читала вслух. Хорошие, говорит Жидков, книжки, а какиене помнит уже.
Не лечат меня. Другимкапельницы
По коридору идет медсестра. Ксения делает движение головой: «Пригласите лечащего врача».
Молодой, новый какой-то, чистенький не по-нашему:
Я уже все объяснил вашему мужу. Простите, бывшему вашему мужу. Нет, исключительно операция. Да, в Москву, мы на сердце не делаем операций. В области тоже не делают. Гарантий? Каких вы ждете гарантий? Конечно, риск есть. Скажем десять процентов. А вероятность умереть от болезнисто. Понимаете?
Ишь ты, какой говорок. Спокойно:
Областные специалисты имеют другое мнение. Да и какая операция в его возрасте? Жидкову: Выписку принеси.
Жидков толком идти не может, два шагаи задыхается. Ксения обгоняет его, заходит в палату, двухместную, на соседней с Жидковым койкегниющий старик. Не могли дать отдельную? Все-такивторой секретарь, не колхозник задрипанный, надо прошлое уважать. Роется в тумбочке, жуткий смрад, это не от старика: остатки пельменей, которые посылала. Жидков наконец доплелся: