Мне было годика два, когда двоюродный брат Коля вернулся из армии и акварельными красками раскрасил нас с крестной в индейцев. Игра мне очень нравилась, но когда я увидела себя в зеркале, то заревела белугой, так испугалась уведенного! НО таков был мой мирмир впечатлительного ребенка, затаив дыхание созерцающего закат на реке, выдру, пунктиром плывущую вдоль берега, зайца-русака, неожиданно выпрыгнувшего из зарослей овса или кладбище с ровными рядами могил, украшенных железными и бумажными венками. Ребенка, плачущего слезами росы.
Из социальных взаимодействий с внешним миром мне больше всего нравился поход с мамой Марусей в КБО. В этом здании располагалась парикмахерскаянаша основная цель, портняжное ателье, ремонт телевизоров, а так же бюро ритуальных услуг. Двери во все помещения были открыты, и в проемах можно было увидеть жестяной блеск траурного венка, опоясанного лентой с надписью: «Дорогому, безвременно ушедшему», почуять запах канифоли или услышать стрекот швейных машин. В ателье меня всегда одаривали пакетом клочков, самых разнообразных, даже с блестящим люрексом, из которых я неумело «шила» одежки пупсикам и куклам.
А дальше, в глубине, была парикмахерская. Крестная красила волосы добытым по великому блату «Лонда Колором» цвета «черный тюльпан» и делала химическую завивку. Все это занимало несколько часов, иногда полдня. Меня за это время успевали постричь под «горшок» или «сессун» я ненавидела эти дурацкие стрижки, но модную мне никто сделать не хотел. Потом в ожидании крестной я совала нос во все конторы КБО, получала гостинцы и подарки, заходила в отдельную комнату с фенами, где «сушилась» покрасневшая мама Марусяона плохо переносила горячую долгую сушку. Крестная давала денежку, и я мчалась в столовую за пирожками. Для этого надо было пересечь «круг» это парадная площадь, вроде поселкового перекрестка. В центре «круга» предполагался фонтан, но он никогда не работал. Здесь за выбеленным бетонным ограждением почти до моих колен, выложенным по кругу, стоял киоск «Союзпечать». В нем я покупала марки целыми блоками: олимпиада, космос, история паровозостроения, оружие гражданской и Великой Отечественной войны. С «круга» был выход к управлению поселкового совета, к дороге, ведущей в клуб, к центральной заводской проходной и автобусной станции, и наконец, к столовой и «Большому» магазину. Зимой на «кругу» устраивали празднества с танцами и конкурсами: парни лазили по гладкому скользкому столбу за женскими дефицитными сапогами для своих любимых. А в столовой продавали пирожки с повидлом и лимонад, редкомороженое, хлебные «общепитовские» котлетыи все это было необыкновенно вкусно!
Магазин «Большой» это был гастроном общего профиля. В зависимости от экономической обстановки в стране, там то было шаром покати, то рыночное изобилие. В детстве, помню, хлеб выдавали 2 буханки в руки, а потому мы вставали в очередь и в «Большом», и в «Дежурном», ведь надо было как-то еще скотину кормить.
Дважды на сахарном заводе случались крупные аварии. Перваяэто просто трагедия. Самолет местных пассажирских перевозок врезался в турбинный цех. Было страшно! Такой грохот, и среди ночи в друг взвыли заводские гудки. Как будто война! Погибли люди, и те, кто летел в самолете, и те, кто работал в ночную смену в турбинном. Долго еще потом ходили, золотые коронки из золы выгребали, монеты, часы, кольца, но мало что уцелело.
А потом прорвало огромную цистерну, и сладкая патока растеклась по всему рабочему поселку. В воздухе стоял густой приторный запах, и ходили мы по деревянным настилам, поскольку собрать эту тягучую реку не представлялось никакой возможности. Баба Натахаместная пьянчуга, пришла тогда к сельскому многопрофильному врачу «33-Коновальчику» (он сильно картавил, и выполняя функцию логопеда, говорил: «Скажите тлидцать тли!»).
Сынок! У мене, наверное, рак
Это почему Вы так думаете, бабушка?
Старушка ненадолго протрезвевшая, смущенно признается доктору:
Я раньше как писать ходила? Сяду, и зажурчало, как у коровы. А теперь? Дж-ж-ж и по ляжкам льётся
Коновальчик бабу Натаху осмотрел, велел медсестре ее помыть: бабушка уснула во хмелю прямо на земле, а от патоки-то все и склеилось! Из-за этой пьянчужки, кстати, меня не назвали Наташейкрестная воспротивилась.
Насчет катастроф говорить если, то когда Чернобыль рванул, в Воронеже потом в жаркий майский день выпал снег. Радужный такой, а мы его, дураки, ели и радовались! А вот в деревне через год или два морковь стала расти уродливой формы: два-три стержня срастались вместе, получался почти человечек. Это жутковато выглядело, и возможно не было связано. Но после аварии на Чернобыльской АЭС любые формы мутации относили на ее счет.
Когда крестная работала в клубе билетером, она одевалась очень элегантно. Из-за нестандартной фигуры платья шила на заказ у знакомой портнихи тети Зои. Тетя Зоя жила со своей старенькой мамой бабой Дуней и нюхала табак. На Рождество меня наряжали в крошечный темно синий передничек, отделанный зелеными атласными лентами, и я шла к ним колядовать:
«Маленький мальчик
Сел на стаканчик,
А стаканчикхруп!
Подавайте рупь.
А рубля мало,
Дай кусок сала»
Мне насыпали в передничек калачики, хворост и печеные яблочки, а потом разрешали сидеть на большом кованном сундуке и подслушивать рассказы про всевозможные болезни и даже «селитёр»!
В клубе и на танцплощадке с деревянной ракушкой эстрады Коля играл на гитаре «Аэлита» в ансамбле, и пел. А мы с Семеном Павловичем ходили туда через парк, неизменно задерживаясь у павильона «Пиво-Раки». А дальше были карусели «лодочки». В детстве они работали, но со временем как-то все обветшало, и мы раскачивались в тяжелых облезлых посудинах вручную.
От клуба к речке Вонючке тянулась липовая аллея. Там меня взгромождали на деревособирать липовый цвет. Я ужасно боялась пчел и ос, которых роилось тут великое множество, но не получила ни одного укуса!
А в августе, накануне Медового Спаса, мы отправлялись к пасечникам. Они жили тут же, по нашей улице, и несколько ульев у них ютились даже на участке у дома. В доме пахло только что выкачанным медом. Мне давали целый граненый стакан тягучего, искрящегося янтарем лакомства, и я уплетала его с булкой. Домой мы уносили трехлитровую тяжелую банку янтаря. Этот мед редко засахаривалсяон столько не стоял, с моей помощью он просто не получал такой возможности!
После гибели Барсика под машиной, и безвременной кончины Марсика (крестная с прогрессирующей у нее шпиономанией утверждала, что его отравили соседи), двор долго пустовал без собаки. Но однажды папа Сеня пошел взять долг с дяди Юры Глухогозаядлого охотника, а тот пропился до последней возможности, но не желая обидеть уважаемого человека, всучил ему рыжего щенка, предположительно, охотничье породы. Это был Мишка! Он вырос в бойкого слабопородистого пса, но с повадками настоящего цербера. Дважды он срывался с цепи и кусал сельчан, приходилось откупаться и собирать ветеринарные справки. Эту собаку папа Сеня каждый вечер выгуливал по окрестностям. За помойкой в густых зарослях сирени Мишка охотился на ежиков. Поймает ежа, перевернет и пытается выгрызть из колючей шубы. Но еж не так-то прост, и Мишка пофыркает исколотым носом, да и закопает злющий клубок.
Однажды на участке появился ежик Федя. Я привязалась к нему, кормила молоком и ло смерти боялась, что Федя по глупости докосолапит до будки. А как-то утром увидела Федю прямо в Мишкином домике. Живого и здорового, пыхтящего недовольно. А Мишка дрых безмятежно на улице. Собака и еж делали вид, что не замечают друг друга. Но еж часто хозяйничал в будке и миске дворового стража, а тот и ухом не вел!
Я сама Мишку боялась. И даже гуляла с ним только в сопровождении папы Сени. Пес отвыкал от меня за период учебного года, и когда я приезжала на каникулывновь облаивал с ног до головы.
Пару раз из-за духоты в доме мне ставили раскладушку во дворе. В сумерках по цементной дорожке шлепала лягуха.
«Сестра! звала ее крестная. Сестра»
Не знаю, почему так называла, но мне очень нравилось. И я никогда лягушек не давила. Говорили, от этого бородавки будут на ноге, или пойдет дождь. Но я их опасаласьскользких, бурых, с умными глазами. Поэтому почти никогда не спала в саду.