«А вдруг Хандуиты первыми попытались бы тебя подкупить? Пообещали бы тебе мешок золота и сказали – не копай глубоко!» Тут ведь даже обманывать никого не пришлось бы. Никто ведь ему не приказывал соваться в подвал. Он и не сунулся бы, а приговор бы супругам вынесли более мягкий.
В камине затрещали угли.
Лайам поморщился, но неприятные мысли не выходили из головы. Сколько же он может стоить? За какую сумму его можно купить?
«Ни у кого в Южном Тире не найдется таких капиталов!» – заверил он себя и попытался уснуть. И, уже засыпая, подумал: «А если все же найдется?..»
13
Лайама разбудил стук в дверь. Когда он открыл глаза, сынишка конюха уже тащил с него одеяло:
– Вставайте скорей! Все отъезжают, а вы не готовы! Ох, да у вас и сумки еще не уложены! Ладно, я ими займусь!
Мальчишка вихрем пронесся по комнате, собирая в один ком все, что ему попадалось. Лайам не сразу сообразил, что Проуна в номере нет. Он спешно выскочил из постели и отнял у торопыги одежду, которую собирался надеть. Мальчишка опять заныл, что суд отъезжает, но Лайам отвесил ему легонькую затрещину, и нытик примолк. Одеваться и умываться пришлось по-военному быстро, что он и проделал, косясь, чтобы суматошный слуга не запихнул в сумки и Фануила.
Одевшись, Лайам перепаковал свои вещи. Не потому, что надеялся уложить их лучше, чем маленький обормот. Просто ему хотелось отделить чистую одежду от грязной.
– Забирай, – велел он огольцу, – и скажи там, что я сейчас буду.
Мальчишка, обвесившись сумками, вылетел в коридор. Лайам набросил плащ, взял сумку с мечами и подошел к Фаиуилу.
«Ты почему меня не разбудил?» – спросил он, ухватывая дракончика поперек живота и сажая на плечи.
«Ты не просил, мастер».
– Сам мог сообразить. Подумаешь – не просил, – бормотал Лайам, перескакивая через ступеньки. – Этот малец, я вижу, гораздо смышленей, чем ты. Возьму-ка я его к себе фамильяром.
«Он в магии полный ноль».
– Зато распрекрасно таскает поклажу.
Когда Лайам вскочил в седло, поезд только начал выстраиваться, так что извиняться за опоздание ему не пришлось. Он зло глянул на затянутую в бархат жирную спину Проуна и стал пристегивать сумку к седлу.
Даймонд затанцевал, Лайам укоротил повод. Чалый прекрасно себя чувствовал, за ним был хороший пригляд. Подбежавший мальчишка доложил, что багаж господина уложен на вьючную лошадь. Лайам кивнул и бросил ему серебряную монетку.
– Доедем до места – получишь вторую. Если, конечно, и впредь будешь таким же усердным. Восхищенный мальчишка так и остался стоять столбом на дороге, хотя караван уже тронулся в путь. Лайам застегнул камзол – предрассветный воздух был свеж и прохладен. Он ехал чуть позади председательницы ареопага, перед которой в седлах покачивались уоринсфордские стражи и Проун. Охранники громко переговаривались, толстяк, надувшись, молчал.
Вдова хорошо держалась в седле, бросив на переднюю луку поводья. Когда поезд выехал на главную улицу, она придержала своего скакуна.
– Квестор Ренфорд, у меня есть к вам вопрос.
– Да, сударыня? Я к вашим услугам.
Черная дама какое-то время молчала. Затем спросила:
– Вчера, на заседании, как вы узнали, что Каммер сбежал? – Женщина повернула голову и посмотрела спутнику прямо в глаза, потом показала на Фануила. – Это все ваш фамильяр?
– Да, сударыня. Он чувствует, когда рядом творят заклинания.
Ему явно задали не тот вопрос, который собирались задать, но вдова уже на него не смотрела. Лицо ее опять обратилось в маску спокойного безразличия.
Уоринсфорд просыпался рано. Улицы были еще темны, но пекарни уже открывались, прислуга выплескивала помои в желоба сточных канав, к рынку сплошным потоком двигались скрипучие телеги селян. Лайама так умилила эта картина, что он глубоко вздохнул. Пекарь, мимо лотка которого он проезжал, сунул ему в руки горячую булочку.