Пришёл в себя, вырубил шуршащий серой рябью телик. Наступила тишина. Даже холодильник не гудел. Только жужжаще проезжали машины за окном. Нет, это не машины. Машины не так. Машины по-другому. Машины убаюкивающе и приятно. А это не машины. Это это муха запуталась в паутине и отчаянно била крылышками. Видимо, паук был рядом и затягивал свою удавку всё сильнее и сильнее.
Прислушался к тишине сквозь жужжание мухи. Сквозь тишину прислушался к своему телу. Звонко билось сердцетихими ударами, со звоном как бы. С нарастанием и убыванием. Волнообразно. Билось, билось и иногда замирало. Становилось страшно. Зачем ты замираешь? Работай! Работай!.. Работай Но сердце не слушалось. Хотелобилось. Хотелозамирало. Как страшно!.. Как страшно Не надо прислушиваться к своему телу. В нём только страх. Только смерть. И душа, отчаянно бьющая крылышками.
Всем сознаниемчто есть духупомчался, разрывая окутывающую паутину тишины, к спасительному жужжанию мухи. Маленькой, ничтожной мухи. Потому что нет никого, кроме неё, во всем свете. Весь свет стал таким же маленьким и ничтожным, как и она сама. А вокруг огромная и бесконечная тьма. Жужжи, муха! Жужжи! Как сладостно твоё жужжание!.. Ведь это ты умираешь! Сейчас умираешь ты!..
Бля, е**ть!.. Вырвался. Убежал. Лежал, затаившись испуганно, робко, как заяц. Глаз не сомкнул. Слушал муху. Муха перестала биться к утру.
Жалюзи, или Доспехи ревности
Темнело. Тёплый и сырой апрельский ветер горько пах дымом мусорных костров. Из-за угрюмых пятиэтажек, грузно вписываясь в поворот, выполз старый красный автобус. Он ярко брызнул фарами и, тяжело скрипнув, замер.
Производится посадка на автобус «ЛюбоморыКисканшлык», резким писклявым сопрано пролетело по платформе маленького загаженного автовокзала. Автобус проследует по маршруту ЛюбоморыКисканшлык с остановками Зилявка, Павидасово, Ревнощи. Время отправления 20 часов 20 минут.
Дверь автобуса открылась, и в его тёмное нутро организованно и бойко повалила толпа людей, человек сорокв основном, студенты и прочая разнополая молодёжь. Среди них особняком пробирались одинокие мужики рабочего вида, редкие пенсионеры и мамаши с детьми.
Первой к автобусу промчалась эффектная девушка-блондинка, утончённая, дерзкая, вся в модных штучках. От неё модно пахло возбуждающе-сладким «Jealousy». На нетерпеливо приподнятой вверх тонкой ручке изящно блестели модные часики «Invidia Premium Gold» и женственно болталась модная сумочка от «La Gelosia» из белой кожи. Секси. Неудивительно, что толпа расступилась.
Последней, пропустив всех вперёд, понуро, глаза в пол, вошла другая девушкатёмная, нелюдимаяс унылым чёрным пакетом, на котором выцветшими буквами было написано, кажется, по-немецки «Der Rüstung der Eifersucht».
Толстая тётка, работник автовокзала, проверявшая билеты, сурово и неодобрительно провела по ней с головы до ног цепким, оценивающим взглядом и, пропуская, крикнула шофёру:
Всё, ехай!
Дверь закрылась, автобус снова тяжело скрипнул и тронулся, медленно и даже трудно набирая скорость. Наконец он раскочегарился и покатил по улице меж угрюмых пятиэтажек мощно и респектабельно.
В салоне было шумно. Провинциальный сервиспросмотр DVD-фильма. Показывали «Кавказскую пленницу». Народ, особенно студенты, часто взрывались заразительным хохотом.
Эффектная девушка скучала. Покосившись на ту, нелюдимую, которая по воле случая села на соседнее место, она отвернулась к окну и брезгливо рассматривала потрёпанные и грязные занавески, мечтая об очаровательных модных жалюзи фирмы «Celos» из африканского дерева. Последнюю пару дней это просто идея-фикс. Жалюзи в спальню. И именно эти. Очаровательные. Модные. Фирмы «Сelos». Из африканского дерева.
Нелюдимая застыла в какой-то неловкой, сгорбленной, затравленной позе. Хотя ей не привыкать к косым взглядам. Косые взгляды, отверженность, отчуждение людейэто то, к чему жизнь давно приучила, смирила, заставила принять как должное, неизбежное и правильное до такой степени, что каждый косой взгляд придавал больше энергии и радостного воодушевления.
Но не теперь. Теперь бессильно деревенело тело, и скользко холодели руки. Не по-женски, а по-детски маленькие ручки с обгрызанными ногтями. Не по-детски, а по-женски страстное сердце изгрызло эти ногти. Страсть, многократно подавленная и глубоко спрятанная в нелюдимости и тёмных одеждах. Страсть обессиленная. И теперь в одеревенелости тела, в холодной скользкости рук застыло безжизненное, омертвевшее, немое «как?».
«Как это будет?» спрашивала себя эффектная девушка и представляла жалюзи фирмы «Celos» из африканского дерева в своей спальне. Представляла, как скажут с нескрываемой завистью «вау!» её подруги: «Вау! Какая прелесть!». Представляла, как она с хорошо обозначенным превосходством ответит им, что это, между прочим, африканское дерево. И что это, между прочим, «Celos»: «Знаете, сколько это стоит?». И как потом, когда они, снедаемые завистью, уйдут, она сомкнёт ламели наглухо, отгородившись от света, от всего на свете, и ляжет в постель, наслаждаясь приятным, уютным полумраком какой-то особой защищённости. На ночь же наоборот чуть приоткроет, чтобы утром робкий свет пробивался внутрь, доставляя неописуемую радость ласкового пробуждения. «И да, улыбнулась эффектная девушка, ночью придёт он, и мы займёмся любовью, а луна будет струиться сквозь щёлочки жалюзи, оставляя на нашей постели и на нас, обнажённых и страстных, нежные медно-золотистые полоски».
«Как это будет?» исступлённо сжимала кулачки нелюдимая, всеми силами стараясь преодолеть одеревенелость тела. Братья из Африки сказали, что это как перейти вброд холодную реку. Самое трудноевойти в неё. Войти и идти. Постепенно холод начнёт отступать. И там, где он отступит, воцарится тепло. Холод, как страх. Его побеждает действие. Нельзя останавливаться. На том берегу нет ни холода, ни страха. Чем ближе будешь к нему приближаться, тем сильнее почувствуешь тепло и бесстрашие. Самое главноевойти и идти. Дальше только время, отделяющее один берег от другого. И ничего больше.
Эффектная девушка посмотрела на часы. Изящные модные часики «Invidia Premium Gold» показывали ровно девять. Расстроилась, что ехать ещё очень долго. Расстроившись, обеспокоенно полезла в модную сумочку от «La Gelosia» из белой кожи. Порылась там. Нашла айфон, написала эсэмэску. Ему. «Еду. Ты меня встретишь?». Он не отвечал минуты две-три, которые сразу превратились в вечность. Обиделась. Когда он ответил «да», обиделась ещё пуще за то, что столько пришлось ждать это ничтожно-короткое «да»: «Ты где? Почему так долго не отвечаешь?». На сей раз ответ не замедлил: «В смысле долго? Дома, ужинаю». Она: «Я думала, мы вместе поужинаем». Язвительно. И добавила: «Приятного аппетита». Ядовито. Онопять через две-три минуты: «Спасибо». То ли издеваясь, то ли не понимая. То ли козёл, то ли дурак. Так и не определившись с этим, запихала айфон обратно в сумочку и повернулась к окну.
Проезжали большой мост через Жарливость. Река, тускло озаряемая фонарями, бездонно переливалась холодной пугающей чернотой. До мурашек. Бррр. Эффектная девушка почувствовала себя отчего-то очень несчастной и одинокой. И беззащитной. Маленькой девочкой, заблудившейся в огромном незнакомом городе. Определилась: «Всё-таки козёл. И дурак. Козёл и дурак. Бесчувственное животное».
Вдруг лицо нелюдимой ожило. Оказалось, лицо вполне симпатичное, даже красивое, но с красотой непривычной, чужеземной, хищной. Она выпрямилась, уверенно подняв глаза на людейглаза большие, южные, сияющие жгучей, дикой смолью. Глаза, пылающие неподкупным праведным гневом.
«Бесчувственные животные!» с жарким беззвучием выдохнула девушка. «Жалость?» усмехнулась она. Братья из Африки сказали, что жалость дана человеку лишь для того, чтобы осознать жалкость мира. Жалкость падшей женщины, упивающейся похотью, бесстыдной, в бесстыдстве непокорной, гордой, лживой, возлюбившей своё бесстыдство как свинья грязь. И что же, пожалеть свинью, когда её мясо требуется для великого торжествующего ужина чистоты и правды? Из-за жалости к свинье не оказать чистоте и правде почтения?
Так сказали братья из Африки после того, как испачкали в грязи. «Ты потом поймёшь, почему мы это сделали, объяснили они. Там, на том берегу. Иначе у тебя будет соблазн не входить в холодную реку и не переходить её вброд. Устрашиться перед холодом, пожалеть себя. Поэтому мы раздели тебя и насладились тобой на этом берегу с похотью и грязью этого мира. Чтобы ты возненавидела его похоть и грязь вместе со своими похотью и грязью. Чтобы ты не жалела ни этот мир, ни себя. Вошла в холодную реку и перешла её с радостью, смывающей с тебя грязь. На том берегу всё это будет неважно. Ты ещё вспомнишь нас добрым словом на том берегу, наслаждаясь райской чистотой и правдой».