Народ в автобусе попритих. «Кавказская пленница», похоже, несколько утомила. Заразительный хохот студентов сменился короткими натянутыми смешками. Люди постарше задремали. Где-то далеко в начале салона капризничал ребёнок, его мамаша совала ему попеременно то игрушки, то сладости, то бутылочку, то соску, но всё тщетно. Где-то рядом раздражающе громко храпел один из мужиков рабочего вида.
Эффектная девушка оторвалась от окна и от нечего делать пыталась прочесть надпись на унылом чёрном пакете своей соседки. Прочесть не смогла. Что-то по-немецки. Неблагозвучное. Похожее на войну. Что-то грубое и страшное. Как и сама эта соседкатёмная и нелюдимая. Чужая. Чуждая. От чуждости которой явственно веяло холодом и непонятным превосходством. Внутренней силой. Кто она? Кто она, эта девушка в уродливом, агрессивном, воинственном хиджабе?
«Я буду в раю! твердила себе нелюдимая. Я воин Аллаха! Я буду в раю!».
Братья из Африки помогли собрать кавказским шахидам оружие возмездиясмертоносные пояса. Они назвали их по-немецки «Der Rüstung der Eifersucht», что значит «доспехи ревности». Ревностькачество праведных людей. Так сказали верные Аллаху братья из Африки. И добавили инструкцию: «Один пояс наденешь под хиджаб, другой спрячешь в пакет. Сигнал с твоего телефона приведёт в действие оба, ревности для Аллаха много не бывает».
Девушка вынула телефон. Сжала его в холодной скользкой ручке. Не по-женски, а по-детски маленькой ручке с обгрызанными ногтями. Не по-детски, а по-женски острые зубы изгрызли эти ногти. «Аллах акбар», прошептала она отчётливо, так что эффектная девушка на соседнем месте повернулась в её сторону с широкими от ужаса глазами, и твёрдо нажала на кнопку вызова.
Случай
Высокий, нескладный юноша с беспечно взъерошенными золотыми кудрями и такими же беспечными игривыми глазками, бесцельно шатаясь по улицам, случайно повстречал приятеля из соседнего района.
Здорово, Рыжий, хмуро протянул тот руку.
Юноша тоже нахмурился. Его детская беспечность вмиг куда-то улетучилась, уступив место по-взрослому обстоятельной важности.
Ноги, обутые в модные кроссовки, сами собой расползлись более чем на ширину неоформившихся плеч. Руки вальяжно полезли в карманы куртки и извлекли оттуда по очереди пачку дорогих сигарет, по-видимому, стоивших ежедневного родительского пособия, и прозрачную китайскую зажигалку с покорёженным пламегасителем.
Деловито прикурив, юноша сплюнул и наконец-таки пожал протянутую руку приятеля.
Здорово, Мишань.
Куда идёшь? Как сам?
Да нормально. Решил прогуляться. А ты?
Хмурое лицо приятеля ещё более помрачнело.
Предки достают. Задолбали уже орать.
А чё такое?
Да набухался вчера
Бывает, юноша со знанием дела усмехнулся. Поорут и перестанут.
Ага. Так ведь ещё и сестра, сучка, с ними заодно! Как будто сама не гуляла в своё время! Больше предков развыступалась, жизни учить начала! Я еле стерпел, чтобы в репу ей не дать! Ну пьяный сам понимаешь
Бывает. У нас вчера тоже случай был. Брат с балкона упал.
Ого! И чего?
Да ничего. Мы же на втором этаже живём. Поцарапался об кусты внизу и всё. Обошлось.
А чё это он так?
Дурак потому что. Пьяный был. Ладно, юноша, докурив, закруглил и разговор, давай, идти надо.
Давай, приятель протянул руку.
Тот пожал её с прежней обстоятельной важностью, снова полез в карманы, вытащил телефон и тут же потерял ко всему окружающему интерес.
* * *
Мишаня со своей сестрой сидел на кухне и, хмурясь, пил чай с бутербродами. Изредка он посматривал на телевизор, возвышавшийся на необходимой ему для возвышения большой белой подставке, именуемой холодильником. Телевизор хохотал. Но Мишане не было смешно. Ему было обидно.
Чё молчишь? спросила сестра, пристально рассматривая себя в маленькое зеркальце.
Не хочу с тобой говорить.
Это почему же?
Потому же.
Сам виноват. Надо меру знатькак гулять и каким домой приходить.
Мишаня обиделся ещё сильней и демонстративно уставился в хохочущий телевизор. Но долго так сидеть было трудно и неинтересно, поэтому он снова принялся за бутерброды. Но как только они закончились, стало неинтересней вдвойне. А сестра продолжала невозмутимо пялиться в своё зеркальце.
Маш, сделай ещё бутербродов. Я что-то не наелся.
Подними свою толстую задницу и сам сделай.
Ну, Маш.
Видишь, я занята.
Ну, Маш.
Хорошо, только отстань.
Она полезла в большую белую подставку для хохочущего телевизора, извлекла оттуда колбасу, сыр и стала их нарезать на опустевшую Мишанину тарелочку. Эти манипуляции ненадолго сделали сестру более чуткой и общительной.
Что нового? Где был сегодня?
Гулял. Рыжего видел.
Какого Рыжего? Длинный такой, с волосами растрёпанными? У него ещё брат как же его?.. Витя, кажется да?
Да.
И чё?
Брат с балкона упал.
Да ты что! Витя? Насмерть?
Дура, что ли? Они живут на втором этаже. Так, говорит, рожу немного разодрал и всё.
А чё он упал-то?
Не знаю. Пьяный, говорит, был.
Ну пьяный и пьяный, а зачем с балкона-то падать? Такой сильно пьяный был?
Не знаю.
А чё он напился-то?
Не знаю. Зачем люди напиваются?
Это тебя надо спросить. Зачем ты вчера напился?
Затем. Проблемы замучили.
Сестра захохотала громче телевизора.
У тебя проблемы есть?
Да пошла ты в жопу!
Мишаня снова обиделся. Благо, теперь можно былобутерброды-то нарезаны.
* * *
Маша в перерыве между парами отправилась с подругой Светкой покурить. Заныкались подальше на заднем дворе университета, чтобы не попасться на глаза знакомым преподам. Нельзя перед преподами портить репутацию хороших девочек. Это может дорого стоить на сессии.
Светка достала из своей элегантной сумочки элегантную тоненькую пачку с элегантными тоненькими дамскими сигаретами и, брезгливо закурив, элегантно выпустила дым.
Маша всегда завидовала подруге из-за этой её элегантности. Но, втайне завидуя и раздражаясь, не скупилась на комплименты. Сегодня Светка пришла в универ в новой элегантной курточке, и это нельзя было не отметить.
Классная курточка, отметила Маша. Где купила?
Да тут недалеко, в обыкновенном магазине, прикинь, Светка сделала брезгливую мину. Сама не ожидала. Зашла просто так. Смотрю, висит. Померила. Прямо на меня, прикинь. Покрутила, покрутила, да и взяла. А ничего вроде, да? Похожу пару недель в ней, пока не надоест.
Ничего. Мне нравится, вздохнула Маша с тайной завистью и тайным же раздражением и назло подруге перевела тему. Как там у тебя с Серёжкой?
Сергей вчера пришёл ко мне пьяный, прикинь, брезгливая мина Светки стала ещё брезгливей. Ни стыда, ни совести. Знает же, что я пьяных не переношу.
И чё он?
Приставал, как всегда.
А ты?
Я сказала, чтобы он пьяный больше ко мне не приходил. Мало ли что может произойти.
Ага, может. Тут недавно один пьяный чудик с балкона упал.
Да? Кто это?
Ты не знаешь, наверно. Недалеко от меня живёт. Витя Правдолюбов.
Нет, не знаю. И что? Насмерть?
Нет, повезло, что не высоко падать пришлось. Хотя так-то больно ударился. Головой прямо. Повреждения себе нанёс, но обошлось на этот раз.
А чё он падать-то вздумал?
Я не знаю. Напился Как у всех, наверно Проблемы замучили.
Понятно, Светка брезгливо выкинула окурок и, достав из своей элегантной сумочки влажные салфетки, элегантно вытерла тоненькие пальчики с элегантными длинными ноготками. Мне тоже иногда совершенно не хочется жить.
Тут Маша увидела знакомую преподавательницу. Та, завернув за угол университета, задумчиво курсировала в сторону отдельно стоящего корпуса научно-методического отделения.
Пошли скорей, а то вон, смотри, Скорлупа идёт!
Но Светка не умела ходить одновременно элегантно и быстро и миновать знакомую преподавательницу не удалось. Прямо на неё и напоролись. Вернее, она на них напоролась.
Здравствуйте, девочки! проскрипела Скорлупа уже давно немолодым голосом. Что это вы не на занятиях?