Большое золото без беды не ходит.
Пословица.
В РОССЫПЯХ «СОБОЛИНОЙ ПАДИ»
1
Новый начальник приглядывается к «Соболинке»
После отъезда Савченко все рабочие присматривались к новому руководителю участка Петру Викторовичу Васильеву, с сожалением вспоминая о горном мастере: «Мужик был на месте. Зачем его дернули на «Кабардинку»? Ведь тот участок к закрытию идет и на судьбу золота артели не влияет. А здесь только-только золото пошло, да и перспективы хорошие. Такого грамотного инженера надо было на «Соболинке» еще с годик подержать или хотя бы до конца сезона». Они хорошо знали, что многое зависит от руководителя, тем более когда участок отрезан от большой земли топкими Беднотинскими болотами. Хорошо, что еще зимой, по зимнику, были завезены продукты питания, запчасти, горючее с расчетом автономной жизни до следующей глубокой осени. До той поры, когда многочисленные большие и маленькие ключи вместе с болотом покроются ледяным панцирем, а снег выровняет все болотные неровности. Вот тогда вся эта большая территория превратится в ровное поле, езжай куда глаза глядят. Опять заработает зимник. Большегрузные машины будут день и ночь завозить грузы для очередного промывочного сезона.
А пока начался лишь второй летний месяц. Мало еще кто скучал по семье, писал домой письма. Люди уже свыклись с работой, и каждый делал свое дело. По полигону круглосуточно двигались бульдозеры, грохот от падающих камней отзывался протяжным эхом по всей болотине, уходя куда-то далеко в лес, к самому Самаргинскому перевалу. К шуму добавлялся звук от струй воды. Под давлением, сбрасываемым мощными насосами, она ударялась о железные направляющие. Жители участка уже привыкли к этой обстановке и порой даже не обращали внимания на монотонность ударов камней, рев двигателей, блеск яркого света прожекторов на промывочном приборе.
Петр Викторович целыми днями бродил по полигону, как бы присматриваясь к новой обстановке. Иной раз подходил к бульдозеристу или бригадиру, что-то спрашивал и опять продолжал ходить, внимательно наблюдая, как вал породы под рев двигателей и скрежет блестящих лопат бульдозеров беспрерывно движется к промывочному прибору и падает на большие металлические колосники, попадая под струи воды от гидромонитора. Первое время полигонная обстановка както завораживала его своей простотой и открытостью. Стоя в самом дальнем углу полигона, на небольшой возвышенности, с которой весь участок смотрелся как на ладони, он любовался природой. Кругом густой лес, а здесь высокие болотные кочки в цветах с необыкновенным запахом. Ему порой представлялось, что это маленький дендрарий, где природа собрала все цветущие таежные растения. Всматриваясь в роскошные заросли, он видел, как пчелы собирали нектар с изумительно красивых соцветий. Ему становилось жаль, что, отдав нектар и получив опыление, они завянут и лужайка станет таким же неухоженным куском полигона. Но это будет потом. А пока, посмотрев на деловую суету, Васильев каждый день после обхода, снимая грубую робу, заходил сюда расслабиться и почувствовать себя как за высоким закрытым забором дачи. Он воображал густо усаженные и куртины и деревья, обвитые зелеными побегами дикого винограда. С каждым днем ему все больше нравился не только этот кусочек полигона, но и вся окружающая местность, дающая золото. Васильев думал: «Пока все хорошо, а как дальше жить будем, поразмыслить надо. Первые дни скука заедала, а сейчас, вроде, привыкать начал».
Люди с участка понимали состояние нового начальника участка и во время перекуров поговаривали: «Васильев у нас новый человек. Пускай присмотрится, чтобы правильные решения принимать. Пусть разберется с полигоном. Скоро облазит всю округу и за нашего брата возьмется. А может, еще и целичок найдет, побогаче того, который Савченко отработал. Ладно, поживем - увидим. Пока все идет по накатанной дорожке прежнего руководства».
Петр Викторович еще никогда в жизни не бывал в такой глухой тайге. Он после окончания горного института прошел много должностей на предприятиях Артемовского угольного бассейна. Последние годы работал главным инженером шахты «Южная». Рано ушел на пенсию по подземному стажу, но накопленный опыт давал возможность еще работать на высоких должностях. Поэтому сосед Самохвалов, с которым много лет назад вместе трудился, пригласил его на освобождающееся место начальника вновь открытого, перспективного золотодобывающего участка. Других предложений не было, и Васильев согласился. И вот он здесь, среди нагромождений сопок, заросших лесом и колючим кустарником, у самой подошвы сопки, в болоте, прорезанном семью большими и малыми ключами. Местность почти не продувается ветром, постоянная сырость, масса мошкары и комаров, от которых нет спасения ни днем ни ночью. Васильеву говорили: не зря, мол, артельщикам такие деньги платят, ведь они отданы на съедение этому комариному кошмару. «Но коль там люди работают и живут, то место-то обжитое», - думал он про себя, отбывая на новый участок производства. При отъезде жена положила несколько накомарников, которыми пользуются пчеловоды, но они, оказалось, совсем не спасают от мошкары, нет от нее никаких преград. Ему было не до сна, он выходил ночью из балка, подставляя тело слабому дуновению ветра. Прихваченные противокомариные мази не спасали, а, наоборот, будто притягивали полчища насекомых.
Единственное спасение Васильев нашел в том, что иной раз перед сном, для его крепости, выпивал стакан водки из запасов, привезенных с собой. Выпив, залегал под двойную простыню и засыпал как убитый. Утром, когда все собирались к балку начальника получить указания к работе на наступающий день, он не мог еще четко сориентироваться и ждал, когда рабочие уйдут на полигон. После этого, ни с кем не разговаривая, выходил на улицу, медленно, как бы считая шаги, шел к промывочному прибору и смотрел на шлюз, куда постоянно падала порода. Издалека приемный шлюз был похож на оконечность шахтной транспортерной ленты, подающей уголь с большой глубины шахты, с огромными вращающимися подъемными колесами. Стоило на несколько шагов отойти в сторону, как открывалась картина, похожая на ту, что была видна из окна его бывшего кабинета на угольной шахте. Там находился железнодорожный тупик. Из окна было хорошо видно, как из накопителя уголь ссыпался в железнодорожный вагон, и это вроде как улучшало настроение. Васильев мог долго смотреть на этот нескончаемый падающий поток породы, который как бы подчеркивал заключительный процесс работы крупной шахты.
Наблюдая из окна своего кабинета такую картину, он даже забывал о текущих делах. Только телефонные звонки напоминали, что нужно опять отходить от окна, садиться за стол, выслушивать различную информацию, отвечать на кем-то поставленные вопросы, и главный инженер опять попадал в водоворот с неполадками и успехами в большом шахтном хозяйстве.
А сейчас он подолгу стоял напротив монитора, где в железные направляющие с грохотом непрерывно сыпалась порода, напоминая погрузку угля на шахте (только там через окна не было слышно шума падающего угля и непрерывно работающих бульдозеров). Потом переходил на другое место и его взгляд останавливался на вершине находящейся почти рядом Михеевской сопки, густо поросшей черным пихтачом со сломанными ветром верхушками. Она представлялась ему каким-то большим шахтным механизмом с поднятой вверх самоопрокидывающейся вагонеткой из-под породы.
Справа от полигона проходили, расширяясь вверх по распадку, нескончаемые болотные заросли. Он шел, перешагивая через валуны и разорванные бульдозерами куски торфяников. Настроение менялось, возникало чувство одиночества и какой-то необъяснимой грусти. Вернувшись с утреннего осмотра, Васильев начинал принимать отчеты от горного мастера, геолога, бригадира. Все говорили о кубах промытой породы, о количестве работающей техники на полигоне, о добыче золота. Эти слова за его короткий срок пребывания на полигоне быстро стали приедаться и усугубляли скучное однообразие, царившее на золотоносном участке. Внутреннее разочарование вызывало у Васильева жалость к себе: и зачем только он согласился поехать на этот не обустроенный кусок земли среди болот и сопок в центре Сихотэ-Алиня!