Сугами горько улыбнулась, вспомнив о том, какие великие надежды она возлагала на идею сменить себе имя и фамилию и вместе со старым именем оставить в Лондоне прежнюю себя. Какая наивность, какое ребячество! Да и как можно было надеяться зачеркнуть и забыть двадцать мучительных лет, прибегнув к такому банальному приему? И все же у нее это получилось. Под именем Шейлы Грей она приобрела новых знакомых и завоевала их дружбу. Теперешнее имя, означавшее «Танцующий Ветерок», она получила от Учителя. Он предложил ей это имя, заметив ее серьезный интерес к учению веданты и искреннее желание искать свой путь в этом направлении. Ее переполняло чувство глубокой благодарности, которое она принимала за счастье, потому что не знала, что это такое.
И тут в группе появился он, Кристофер. Дружеские, ни к чему не обязывающие отношения завязались у них почти с первого дня. Он беззлобно поддразнивал ее (злость была ему несвойственна), театрально прижимал ладони к сердцу, словно изнемогая от любви, и клялся, что наложит на себя руки, если она не ответит ему взаимностью. Так он вел себя при всех. Когда же оставался с ней наедине, то становился совсем другим. Рассказывал о себе, о своих надеждах на будущее, о своей заветной мечте оставить профессию оператора и стать сценаристом и продюсером. Иногда он целовал ее, нежно и бережно. Его поцелуи были совсем не похожи на те жевательные упражнения, с которыми ей приходилось сталкиваться.
Когда Сугами думала о том, что Кристофер скоро уедет, она вынуждена была постоянно повторять слова Учителя, что все, что ей нужно для счастья, находится не где-то в пространстве и не в чьих-то руках, а в ее собственном сердце. Она считала, что это слишком суровый принцип, обрекающий человека на полное одиночество, а она и без того слишком долго была одинока.
Скрип гравия на дорожке заставил ее вздрогнуть.
Ну как тут поживает моя девочка? спросил Кристофер, перегнувшись через дверцу.
Твоя девочка опять таскала яблоки.
Вид Кристофера всегда приводил ее в состояние радостного смятения. Эти мягкие черные волосы, тонкое бледное лицо и чуть раскосые серовато-зеленые глаза Она ждала, что его следующей фразой будет: «А как поживает моя вторая подружка?», потому что такой была обычная манера их общения. Однако Кристофер просто открыл дверцу, подошел к Калипсо, взял ее за ошейник и сказал:
Пошли, толстушка мохнатая.
«Сейчас они уйдут», подумала Сугами и торопливо спросила:
А ты не собираешься поздравить меня с днем рождения?
Прости. Конечно собираюсь, любовь моя. Желаю тебе счастья.
И это все? Уже скоро неделя, как ты не признавался мне в страстной любви. Это никуда не годится!
Сугами изо всех сил старалась говорить небрежно, шутливым тоном, меж тем как в ее ушах звучало эхо сотни подобных вопросов, заданных ею в сходных обстоятельствах: «Не зайдешь на минутку?», «Тебе уже пора?», «Может, останешься?», «Ты мне позвонишь?», «Ты меня любишь? Любишь?.. Любишь?..»
«Господи! думала Сугами. Выходит, я совсем не изменилась! Но нет, я должна, должна! Так больше нельзя!»
Я понимаю, конечно, ты говорил это в шутку, сказала она, с отвращением отмечая в своем голосе умоляющие нотки.
Ничего подобного. Я не шутил, хрипло произнес Кристофер и дернул Калипсо за ошейник. А ну пошла!
Не шутил? едва выговорила Сугами. У нее задрожали коленки, и все поплыло перед глазами. Не шутил? Тогда зачем? Ради чего?
Теперь это неважно.
Кристофер! выдохнула она и преградила ему дорогу. Что это значит? Ты должен мне ответитьтогда зачем?
Теперь это бессмысленно.
Все, что ты говорил всерьез? Вне себя от волнения, она схватила его за подбородок, заставив повернуться и посмотреть ей в глаза.
Тебе следовало сказать мне, кто ты на самом деле.
Вот она я, умоляюще воскликнула она, протягивая к нему руки, такая же, как и вчера
Ты не понимаешь. Я влюбился в одну, а теперь выясняется, что онаэто совсем не она. Я тебя ни в чем не виню, Сильви
Не смей меня называть этим именем!
Пойми, я в полной растерянности. Ты же все про меня знаешь. Яникто, во всяком случае, по сравнению с Гэмлинами.
Боже мой! Сугами дернулась, будто ее ударили по щеке. Неужели я всю жизнь обречена слышать эту фамилию, будь она проклята! Гэмлин! Гэмлин!.. Ненавижу! Если бы я могла, я бы вырезала ее из себя ножом, как опухоль, я бы выжгла ее огнем! Ты хоть имеешь представление о том, что она для меня олицетворяет?! Холодность, отчуждение, отсутствие любви. Ты не встречался с моими родителями, так я тебе скажу, они отвратительны. У них одна единственная страстьденьги: делать деньги, тратить деньги. Это их пища, их воздух, их упование. Они живут только ради денег. Их дом отвратителен. Мой отецмонстр, а матьряженое чучело, которое живет на таблетках и алкоголе. Ну да, меня зовут Сильвия Гэмлин, и это сводит меня с ума! она задохнулась и разразилась бурными рыданиями.
Кристофер, казалось, утратил дар речи. Затем сделал шаг и заключил ее в свои объятия. Через некоторый, довольно долгий промежуток времени он вытер слезы с ее щек:
Не смей больше так плакать. Никогда.
Глава вторая
Гай и Фелисити Гэмлины стояли на пороге своего многократно фотографировавшегося дома возле Итон-сквер. Его вызывающе красная, как уличный почтовый ящик, дверь под георгианским полукруглым окошечком была приоткрыта. По обеим сторонам черных с белым ступеней стояли в кадках аккуратненькие лавровые деревца.
Гай и Фелисити прощались. То есть Фелисити что-то раздраженно говорила, обращаясь к своему собственному отражению в затейливом изделии из мексиканского стекла, которое служило зеркалом, а Гай осыпал сочной бранью своего шофера Фернье, застрявшего в пробке на Честер-роу. Между собой они не общались. Все самое главное уже давно было сказано, выплюнуто с истеричным визгом или шипением. В настоящее время Фелисити вела себя осторожно, а Гайс полным безразличием. Однажды, в один из тех редких моментов, когда он вообще вспоминал о ее существовании, Гай подивился, зачем ей все эти воздушные поцелуйчики с маханием ручкой ему вслед каждое утро? Ведь его уход был единственным определенно радостным событием в бестолковом мельтешении ее дня.
Фелисити встряхнула копной абрикосового цвета волос и на мгновение представила, как будет выглядеть, если соберет их в золотую с жемчугом сетку, как на картинах Ботичелли. Тем временем Гай превзошел самого себя. Изощренные ругательства били из него фонтаном, как содержимое выгребной ямы. Лимузин наконец прибыл, и Фернье в серой кепке и униформе вышел, чтобы открыть переднюю дверцу. Он давно привык к брани и предпочитал делать вид, будто ничего не слышит. За лимузином сразу выстроилась череда гудящих машин. Гай показал всем фигу и облокотился на дверцу «роллс-ройса». Ему, человеку, жившему в городе, где быстрота означала особое превосходство, было невдомек, что застрявшие из-за него в машинах люди могут недооценить великолепие его лимузина. Лично им эта дорожная пробка расценивалась как первая за сегодняшний день (поскольку жену он давно не считал достойным соперником) маленькая победа. Это подняло ему настроение и, откинувшись на кожаное сиденье цвета слоновой кости, он раскурил также первую сегодня запрещенную врачами сигару «Дон Периньон».
Оставшись одна, Фелисити переместилась в гостиную. Обычно эти первые минуты после отъезда мужа определяли настрой и ритм ее жизни в течение дня, да и в течение вечера (она заметила, что он захватил с собой дорожный чемодан). Она мечтала, чтобы ее день прошел хорошо. Не радостно, нет. На это она давно перестала надеяться. Просто чтобы все заранее намеченные мероприятия и встречи прошли гладко, так чтобы фразы вроде «Как ваше самочувствие, миссис Гэмлин?» или «Счастливы видеть вас снова!» не содержали ничего личного и не требовали искреннего ответного чувства. У нее в запасе было много маленьких хитростей, механизмов, которые срабатывали безотказно. Они не помогали ей делать верные шаги, но хотя бы удерживали от неверных. Благотворительные ланчи, просмотры, показы мод, дегустация экзотических блюд и редкостных вин Приглашений было хоть отбавляй. Приходите, только не забудьте захватить чековую книжкув этом и весь фокус. Сегодняаукцион русских икон и продажа молодняка на скачках в Нью-Маркете. Альтернативапозвонить одной из падких до сплетен приятельниц и порасспрашивать о людях, которые ей глубоко безразличны. Она напустит на себя жизнерадостность и уберет мрачность не хуже любой захлебывающейся от восторга домохозяйки (в исполнении актрисы) в рекламном ролике про стиральные машины.