На скорую руку заполнив бланк, я сунула его в задний карман джинсов, но он вывалился оттуда и шлёпнулся на пол. Я повернулась и увидела, как мужчина, нагнувшись, поднимает бланк.
Ну то есть сначала я увидела его макушку, растрёпанные тёмно-русые волосы, доходившие до ключиц. Потом, когда он поднялсятёмные, изогнутые брови над кристально-голубыми глазами. Кольцо, свисавшее, как вопросительный знак, из узкого носа. Потрясающе красивые губыверхняя тонкая, изогнутая, нижняя пухлая, чувственная. Небольшую щетину на скулах и подбородке. Он был похож на фотомодель, и когда я оглядела его высокую, крепко сбитую фигуру в шортах карго и поношенной футболке с Игги Попом, обтянувшей его торс, как вторая кожа, у меня перехватило дыхание. Его руки были полностью покрыты татуировкамидикая смесь черепов, животных и странных узоров.
Я выдохнула, лишь когда он заправил волосы за уши. Уши, торчавшие, как у Добби. Замечательно. У незнакомца был недостаток. Я терпеть не могла идеальных людей.
Он протянул мне бланк и улыбнулся, и эта улыбка лишь несколько секунд спустя просияла в его глазах. Сначала в них вспыхнуло и так же быстро исчезло какое-то другое выражение, и я ощутила дежавю, едва не сбившее меня с ног.
Я его знала. Откуда я его знала? И сколько я простояла, уставившись на него, как идиотка? Обычно я соображала гораздо быстрее.
Ты уронила, сказал он. У него был необычный голос, низкий, но чёткий. Таким голосом можно было озвучивать документальные фильмы об иероглифах Розеттского камня. Вдоль моего позвоночника пробежали мурашки. Я взяла бланк, и наши пальцы соприкоснулись. Я ощутила электрический разряд. В буквальном смысле.
Ой! Я отдёрнула ладонь. Он виновато улыбнулся, сунул руки в карманы.
Извини. Я хороший проводник.
Я тупо таращилась на него, запихивая бланк обратно в карман.
Электричества, продолжал он. Ну, знаешь, разряды. Я не к тому, что я работаю проводником в поезде или там музыкальным проводником. Хотя я играю на гитаре.
Он молол чепуху, и в любой другой ситуации я решила бы, что он нервничает. Но такая мысль вызывала вопрос, с чего вдруг эта секс-бомба нервничала в моём присутствии.
Нет, я не была некрасивой. От матери-эстонки мне достались высокие скулы, рот в форме сердечка, тёмные глаза с тяжёлыми веками. Но мою красоту замечали не сразу. Если я просто стояла в углу комнаты, вряд ли чей-то взгляд на мне останавливался. Меня не замечали, и мне это нравилось. Если я в этот момент куда-то шлатогда, конечно, всё было по-другому.
Элли! закричала бариста неожиданно грубым голосом. Должно быть, хлестала кофе литрами.
Я улыбнулась мужчине, с болью осознав, что сказала ему только «ой», и побрела за кофе.
А я знал, сказал он, щёлкнув пальцами. Я медленно повернулась, сжала в руке стаканчик и обожглась.
Что именно? спросила я. Слишком горячий. Кофе был слишком горячий. Он улыбнулся мне, будто я только что собрала кубик Рубика, и я ощутила в животе трепет. Нужно было съесть что-нибудь ещё, помимо вяленой говядины.
Ты Элли Уотт.
Вот же сущая нелепость.
Я повернулась, дрожащей рукой сняла крышку со стаканчика.
Он меня знал. Шикарный татуированный парень меня знал, а я его не знала. Кошмар.
Я повернулась к нему, лицом к лицу, как можно искренне улыбнулась. Наконец сказала:
Мне нужно идти.
Если что-то пошло не так, просто уходитак меня учили родители. Ещёникогда не ставь слишком низкую планку. Ещёэмоции к победе не приведут. Жаль, что они были столь же лицемерны, как я.
Я отшагнула в сторону, не отводя глаз от двери, но он рванул ко мне и взял за свободную руку. Я подобралась, ожидая, что по телу пройдёт новый разряд, но нетпросто приятное прикосновение тёплой, сильной руки.
Подожди, сказал он чуть тише, подходя ближе. Он пах чем-то знакомым. Приятный, чувственный запах, который я не могла точно идентифицировать. Запах простоты и промышленности. Корица и чернила?
Я собралась с духом и посмотрела ему в глаза. Он был так близко, что я видела ободки его безмятежно-голубых радужных оболочек.
Ты меня не помнишь? спросил он. В его взгляде читалось ожидание и нервозность. Как будто, если я его не помнила, он разозлился бы, что улыбался мне так долго.
Нет, к несчастью, я понятия не имела, кто он, и это мне не нравилось. Судьба обычно сталкивала меня с засранцами, а не с шикарными мужчинами, которых хотелось облизать с ног до головыхотя порой это были одни и те же люди.
Он убрал руку, и я чуть расслабилась. Постаралась ответить как можно виноватее:
Прости. Я понимаю, таких, как ты, трудно забыть, но у меня очень плохая память. Ничего личного.
Сомневаюсь, сказал он тихо. Я вопросительно посмотрела на него. В чём он сомневалсяв моей плохой памяти (что, конечно, было не так) или
Кэмден Маккуин, выпалил он. Имя ударило по мозгу, как дождь по сухой земле, прежде чем впитаться. Первое, что я ощутила, чувство вины.
Взгляд его прекрасных глаз, чуть потемневших, обвёл моё лицо.
Ну, значит, ты меня помнишь.
Кэмден Маккуин, воспоминания о котором хранились в чертогах моего разума, ничем не был похож на эту секс-машину, покрытую пирсингом и тату. Кэмден Маккуин, которого я помнила, был высоким, да, но при этом нескладным. Неловким. Его красивая фигура пропадала даром. У того Кэмдена были сальные чёрные волосы, доходившие до лопаток. Он обожал собачьи ошейники, чёрную помаду и кружевные перчатки с отрезанными пальцами. Он всегда носил только чёрное. Всегда увешивал руки загадочными повязками, увидеть которые можно было в те редкие минуты, когда он снимал длинное чёрное пальто. Он таскал его даже в разгар лета, когда все вокруг умирали от жары. Он любил музыку, искусство, сидеть в тёмной фотокомнате. Все называли его Тёмной Королевой. Ходили слухи, что он гей, что он зоофил, что носит с собой в класс оружие. Его обзывали и били больше всех учеников школы Палм-Вэлли.
Привет, сказала я, пытаясь связать знакомого мне Кэмдена с тем Кэмденом, которого видела теперь. А ты изменился.
Черты его лица расслабились, вновь стали модельными.
Ты тоже. Твои волосы Он наклонился вперёд, откинул прядь волос с моего лица. Я вздрогнула всем телом и почувствовала, как расширились мои глаза. Тебе идёт. Я всегда думал, что длинные светлые волосы, как у Барби, не совсем подходят такой брутальной девушке, как ты.
Брутальная девушкасиноним суки? спросила я. Он рассмеялся, и я поняла, что его смех совсем не изменился. Он звучал так, будто смеялись над ним.
Ну я хотел сказать «суровая», но это было бы неуместно, да? Так что ты тут делаешь? С самой школы тебя не видел.
Да просто заехала навестить дядю. Просто проезжала мимо.
Он приподнял бровь.
Проезжала мимо и решила устроиться на работу в кофейню?
Да. В яблочко.
Я пожала плечами, обвела взглядом кофейню и глупо улыбнулась.
Тут так мило. Удивительно, как сильно всё изменилось.
Может быть, это ты изменилась? спросил он. Его взгляд был по-прежнему светлым и ясным, даже радостным, но в голосе я уловила что-то, не внушающее доверия. Будто он меня тестировал. И он имел на это полное право, учитывая, чем закончилось наше общение.
Я легонько толкнула его руку. Мне было так неловко.
Это ты изменился, Кэмден. Круто. Я едва не спросила, что с ним случилось, но такой вопрос прозвучал бы чересчур снисходительно. Ну, что нового?
Он посмотрел на пустой столик, за которым, когда я вошла, хихикали девчонки. Теперь они сидели, поджав губы, и вытаращенными глазами смотрели на Кэмдена; когда он повернулся, быстро отвели взгляд.
Теперь, когда он был совсем близко, я увидела в его глазах надежду, и это выражение его лица было мне знакомо.
Ты никуда не спешишь? Может быть, выпьем ещё кофе? спросил он.
Я едва не сказаланет. Едва не сказаламне нужно идти, хотя идти мне было некуда и я просто без всякой цели кружила бы по городу ближайшие несколько часов. Но он улыбнулся, и от этой белозубой улыбки в сочетании с проколотым носом и растрёпанными волосами моё сердце подпрыгнуло, сбросив тяжесть кавы-кавы, как давящую броню.
И я ответиладавай.
Тогда
Кое-как пережив первую неделю в новой школе, идя по пыльной дороге, ведущей к дому дяди, девочка чувствовала себя так, словно вернулась из военного лагеря. Уже за эту неделю она обзавелась следующими прозвищами: Гугл Хром, Калека и Хромая Корова. Корова, конечно, по той причине, что после несчастного случая она сильно набрала в весеэто логично в тринадцать лет при условии бурлящих гормонов и пониженной активности.