он рад работать с такими профессионалами,
и не сомневается, что всё у них получится.
У других начальств это затягивалось часа на два, и Вениамин Борисович чувствовал, что за это ему благодарны.
Он вообще любил, когда ему были благодарны. И тишину.
К Михаилу Васильевичу идти не хотелось.
Впрочем, ещё было куда тянуть время, и он открыл очередной выпуск «Московского телеграфа» и перечитал некоторые статьи, особенно его беспокоившие. Затем взглянул на мерно тикавшие часы время ещё было. Идти не хотелось.
Выудил из пачки, которую в уме называл «на растопку», «Ведомости московской городской полиции». Читать это по доброй воле никто не собирался, однако в государственные учреждения она исправно рассылалась; «в воспитательных целях», шутили служащие. Газета эта была под завязку набита чрезвычайными происшествиями и нарушениями правопорядка, постановлениями городской Думы и дешёвыми объявлениями обо всём подряд. Вениамин Борисович успел узнать о трёх кражах, одном поджоге, одном убийстве из ревности, самоубийстве какого-то студента-пятикурсника и раскрытии дела о торговле наркотическими средствами прямо в центре Москвы, когда тянуть стало уже некуда и пришлось подняться с кресла и потащиться к звонившему.
Формально Михаил Васильевич был старше его всего года на два, однако то формально! По сути же Вениамин Борисович вечно чувствовал себя нашкодившим студиозусом, а то и гимназистом, входя к тому в кабинет. Сама манера держаться с людьми господина Веселовского заставляла окружающих быстро и безболезненно понимать свое подчиненное положение и мнение своё держать при себе, особенно в случае каких-либо противоречий. А противоречия и сам Вениамин Борисович не любил, даже противоречия малые повергали его в совершенно расстроенное состояние, что уж говорить о противоречиях с кем-то вроде Михаила Васильевича.
Здравствуйте, здравствуйте, голубчик, садитесь, и Михаил Васильевич любезно указал на кресло. Ростом он был среднего, а полноты большей, чем полтора Янтарского, однако всё это, включая три подбородка и неестественно маленькие на широком лице очки, казалось, лишь придавало ему убедительности.
Янтарский сел. Нашкодивший школьник, как есть, который зачем-то пытается вести себя на равных с гремучей змеёй.
Новости-то слышали? светски продолжил Веселовский, поглядывая на собеседника искоса.
Смотря какие, уклончиво ответил Янтарский, пытаясь сообразить, о чём ему положено было слышать.
Как же, как же! всплеснул руками Веселовский. Глаза в очках так же немигающе косились. Дальний Восток!
Японцы? наобум предположил Вениамин Борисович, который внешней политикой интересовался исключительно для подобных бесед. Походу, попал:
Конечно! И Китай измена, измена как она есть!
Про Китай, к счастью, как раз было в «телеграфе».
Говорят, Пекин не допустит, с большей уверенностью сказал Янтарский, припоминая содержание статьи. Министр сделал заявление
Ну что вы, право дело, словно вчера родились, снисходительно глянул на него Веселовский. Министр
И дальше Янтарскому выпала честь выслушать кусок лекции о внешнеполитических делах на Дальнем Востоке и на Востоке вообще, а заодно узнать о том, что таким молодым вообще в министерстве иностранных дел не место, и икра из-за этого только дорожает, потому очевидно, что это заговор.
Вениамин Борисович к моменту с икрой поймал себя на том, что уже заинтригован. Ясно было, что рано или поздно Веселовский вырулит на путь праведный и скажет, наконец, ради чего вызвал, но пока пути были более чем окольными. Возможно, Веселовскому нравилось, что можно вот так вот высказаться знакомому человеку, почти родственнику, но Янтарский допускал, что тот просто пытается вызвать его раздражение, растрачивая время попусту. Однако торопиться было некуда, а опыт выслушивания бессмысленных речей в собственном доме Вениамина Борисовича закалил.
и рыбные мануфактуры страдают, понимаете?
Понимаю, согласился Янтарский.
Я рад, что мы с вами сходимся по этому вопросу, вальяжно кивнул Веселовский и покрутил в воздухе Паркером. Жаль только, что государство не склонно прислушиваться к тем, кто действительно понимает в происходящем.
«К счастью для всех нас», подумал Янтарский. Вслух сказал:
Марья Петровна передавала нижайший привет.
Это была ложь, но она, наконец, вывела Веселовского из дебрей спасения родины. Он поправил очки:
Да-да, и Марье Петровне доброго здравия. Но боюсь, новые известия о её прошении могут вашу супругу несколько огорчить.
«Не ходить домой ночевать? А куда я денусь?».
На мгновение Вениамин Борисович представил драматическое бегство с секретарём в какие-нибудь джунгли (а лучше в пятизвездочный отель посреди них), но тут же отогнал эти мысли.
Веселовский, не дождавшийся реакции от собеседника, продолжил:
Вы же знаете, Вениамин Борисович, моё тёплое отношение к вашему семейству, нашу долгую дружбу
Ещё пять минут о том, как ценит Веселовский родственные узы. Янтарский пал духом.
И я никогда не отказывал драгоценнейшей Марье Петровне в просьбе! патетически продырявил воздух напротив себя ручкой Веселовский, оставаясь, впрочем, вполне спокойным. Но бессильны мы перед силами вышними, увы.
Янтарский все ещё выжидательно молчал.
Понимаю, развел руками Веселовский, понимаю. Разочаровал. Да. Но увы! Не всесилен. Сделал что мог. Но они!
Они? повторил Янтарский.
Увы, вздохнул Веселовский, на вкус Вениамина Борисовича излишне притворно. Не подумайте, Бога ради, что мне безразлична судьба вашего наследника
Что вы, сказал Янтарский. Все мы очень переживаем.
Я всё так и передал, в точности, живописал картину страданий, прекрасный нрав вашего сына
Янтарский порадовался, что не попросил воды, а то сейчас бы поперхнулся.
практически всё замяли. Но, понимаете, Веселовский понизил голос, одно дело всё же учеба, это дело привычное, понятное. А тут-то сами понимаете!
Янтарский задумался, слишком ли поздно признаться, что он ничего не понимает.
Мне так и сказали, мол, одно дело в учёбе пособить или глаза на что закрыть, дать одаренному чаду второй шанс.
В случае Романа минимум четвёртый.
Видите! Я всё устроил. Однако же поймали этого Яковлева, и закрутилось.
Яковлев, осуждающе сказал Янтарский. Веселовский сочувственно качнул подбородками:
Увы. Паршивая овца! Мать-одиночка. Всё с ним было ясно. Конечно, он пошёл клеветать на приличных людей
Вениамин Борисович снова ощутил неподдельный интерес. Что его сын делал с этим Яковлевым? Грабил старушек?
Не подумайте, что я сколько-нибудь поверил этим слухам!
Нет-нет, что вы!
Я отстаивал честь и достоинство перед всеми чинами, и, поверьте, все они считали, что Яковлев лишь из чувства зависти опустился до клеветы!
Так, сказал Янтарский, и что же изменило их мнение?
Веселовский снова драматично развел руками.
Простите меня, и вы, и супруга! Но вот буквально на днях имел разговор: было сказано, что появились новые лица, новые свидетели и что заинтересовались ВЫШЕ, Веселовский возвел взгляд к потолку и снова покосился на Янтарского. Не сомневаясь в добродетелях вашего сына, господин проректор всё же вынужден уступить, а с ним, увы, и я лишаюсь возможности повлиять на участь Романа Вениаминовича.
«Мне кранты».
В кабинете он опасливо набрал номер съёмной квартиры сына.
Здравствуйте, Вениамин Борисович! узнал его друг, имени которого Янтарский, конечно, не помнил. Ромы нет. Марья Петровна сказала, он уехал к родственникам
О, сказал Вениамин Борисович. Ну да. Конечно. Совсем забыл.
Не предупредил и не оставил квартплату, пожаловался парень на том конце трубки.
Бывает, ответил Вениамин Борисович, прекрасно понимая, что несет чушь. А что там за слухи про Яковлева?
Всё-ещё-безымянный друг с чувством рассказал про наркотические средства, и тут Янтарский-старший наконец сопоставил события с газетной заметкой. Он пообещал сообщить о возвращении Романа, но забыл об этом раньше, чем положил трубку. По всему выходило, что Марья уже в курсе происходящего и просила Василевского попросить за сына но полиция наткнулась на этого Яковлева, и дело приняло дурной оборот. Марья предусмотрительно отправила Романа подальше из столицы, пока она не замнёт дело, и сейчас наверняка перебирает знакомых.