Роману этого типа ума привычно не хватало, поэтому к зимней сессии он снова барахтался на грани отчисления. Марья Петровна надела строгое синее платье под цвет глаз, и снова попросила двоюродную сестру всё уладить; муж её был проректором. Друг Романа не без зависти смотрел на такое положение дел: ему отец со всей прямотой объяснил после поступления, что, случись что, они с матерью дождутся его с воинской службы, и, зная отца, Артёму не приходило в голову в этом сомневаться. На первых курсах всё давалось легко, но на пятом он, бывало, засыпал над учебниками в самом прямом смысле положив на них голову под жёлтым светом настольной лампы. Восхищение лёгкостью, с которой относился к учебе Роман, постепенно уступило место затаённому глухому раздражению. Желать зла другу отвратительно, думал Артём, и всё же срежься Ромка капитально, вылети из университета, окажись в шинели где-нибудь под Мурманском как было бы приятно!
Тут же одёргивал себя нельзя же так думать, они друзья! Но Артём не раз ловил себя на мысли о том, что в известной басне он сам муравей, который зачем-то пытается дружить с легкой, порхающей стрекозой, которая, едва закрыв дверь, забывает о его существовании. Ромка легко раздавал обещания и тут же забывал их, обещал прийти и не приходил, зато мог заявиться туда, куда не звали, и стать звездой вечера: ему всегда были рады, наливали, он много и смешно шутил, девушки вздыхали по нему с гимназии, и к концу университета его жизненный опыт по этой части был несоизмеримо больше опыта Артёма; к тому же, не обременяя себя страданиями, Рома, кажется, не испытывал печали при расставании или угрызений совести при измене. Иногда Артём из глупого чувства противоречия не общался с Ромкой и каждый раз убеждался, что тот был настолько увлечён очередными проделками, новыми друзьями или охмурением девицы, что даже не заметил разницы.
Будучи человеком практическим, Артём сделал для себя вывод: друзья друзьями, приятели приятелями, а женится он на человеке, чей список друзей не будет включать в себя половину университета. Всё чаще мысли его возвращались с Соне: они были знакомы с первых курсов, когда та была совсем ребенком; теперь же он ловил себя на том, что в доме Янтарских в первую очередь искал её. Большие серые глаза, спокойное, мягкое лицо, старомодная коса русая, густая, доходящая до пояса.
Сонечка часто перекидывала её на грудь, словно героиня старых русских сказок. Софья иногда тоже заплетала косу, но и по Софье, и по перекошенной косе было видно, что всё это делалось в угоду матери.
Перед Рождеством они с Соней столкнулись на ярмарке: пахло пряностями и хвоей, и пар поднимался вверх от самоваров с горячим вином и медовухой. Сверху валил снег и тут же таял; Сонечка была в вязаной белой шапке на манер гномьего колпака и, завидев Артёма, заулыбалась:
Месье Васильев!
Пани Янтарская! в тон ответил Артём. Не подскажите ли, где нынче продаются имбирные пряники?
Вам послаще или поимбирнее?
Мне самые лучшие, какие есть! Артём задрал нос, поправив сползающую на глаза шапку. Соня засмеялась и махнула рукой в сторону праздничной карусели:
Все не перепробовали ещё, но у сестёр Павловских обычно вкусные.
Они побродили по ярмарке: Соня пришла с Ольгой, но та тут же сбежала; потом они увидели её с каким-то пареньком на карусели.
Маменька ваша не будет ругаться, если узнает? с любопытством спросил Артём, глядя на эту парочку. Соня пожала плечами:
У неё нынче хлопот полон рот, на это Оля и рассчитывает. А что, Тёма, она взглянула на него, правда, что Рому отчисляют?
Соня, прости, но его отчисляют каждый семестр, ответил Артём и добавил, как я понимаю, ваша родительница всё уладит.
Соня обеспокоенно повела плечами.
Нет?
Не знаю, призналась она. Что-то я сомневаюсь. Вроде как он натворил там чего-то, и ректор настаивает Не знаю, Тёма.
От того, каким грустным стало её лицо, и того, как нежно прозвучало его имя, Артём устыдился собственных мыслей о возможном Ромкином провале; теперь ему хотелось, чтобы с приятелем всё было хорошо и Соня лишний раз не огорчалась.
Он хотел что-то подобное сказать, но нужные слова никак не находились. Расставаться тоже не хотелось: он угостил Соню медовым яблоком, взял себе жареных каштанов, и они встали в толпу, наблюдавшую, как Иосиф со сползающей бородой и восхитительно красивая Мария разыгрывают сценку в окружении нескольких разномастных ангелов и двух топчущихся на охапке сена овец в деревянном вертепе. За ним больше угадывались, чем были видны, кремлёвские стены и купола церквей.
Хорошо быть девой Марией, сказала Соня почему-то немного сердито. Оглянулась на него:
Правда же? Сидишь себе, живёшь со стариком я читала, он был старик а потом раз и мать божьего сына.
Я в Библии не силён, признался Артём. Но если верить науке, то такого вообще не могло быть.
Вот и я думаю, вздохнула Соня. Нет, ну я думаю, с девой Марией могло, а вот со всеми остальными уже нет. Живи ты со своим старым мужем.
Не обязательно, возразил Артём. В смысле, необязательно со старым.
Соня посмотрела на него своими глазищами и хотела что-то сказать, но тут потянулись нестройной шеренгой волхвы. Один из них был в блестящей кожаной куртке с шестерёнками и цепями.
Какой! восхитилась Соня.
Я бы хотел такую куртку, согласился Артём.
Дорогая, наверное.
Ничего, неожиданно Артём почувствовал себя уверенно. Я закончу курс, получу диплом, дальше работать, а там и не только на куртку хватит.
Я бы тоже уже хотела работать, вздохнула Соня. По-моему, ничего в этом нет зазорного, зато деньги были бы. Но маменька все ещё умом в девятнадцатом веке неприлично!
Это многие, согласился Артём. А ты правда хочешь?
Правда хочу. И думаю, что могу. Хотя бы и в каком-нибудь магазине Конечно, здорово было бы вышивать или рисовать цветы я недурно рисую цветы акварелью и по шелку но этим не заработаешь.
Отчего же, возмутился Артём, вполне. Можно отдавать в лавки на реализацию, можно продавать эскизы, а можно и изделия ручной работы, если придумать, как это организовать. И Фаберже с чего-то начинали!
И всё же у них был стартовый капитал! У всех есть. А у нас, боюсь, стартовая нищета.
Я бы спросил у отца, кому может быть интересно такое дело, да до выпуска он со мной и разговаривать не будет, ответил Артём и добавил, а после ты уже, может, обручишься. Ну и денежный вопрос пропадёт.
Пропадёт? Думаешь, я не могу выйти замуж за бедного и по любви? Соня отвернулась и стала стряхивать редкие снежинки с тёмного рукава.
Не думаю, быстро ответил Артём. Но боюсь, что твоя семья
Моя семья как-нибудь переживет, спокойно ответила Соня и уставилась на сцену.
Артём помолчал.
И ещё помолчал. Вздохнул.
Вот бы ему хоть часть лёгкости Ромки по части девушек! А то стоит тут неприступная, даже коса как упрёк, и что прикажете делать?
Снег полетел сильнее.
Соня, осторожно начал Артём, словно ступая по тонкому льду. А потом была не была! провалился в пропасть.
Соня, вы же знаете, что вы мне нравитесь?
Соня медленно повернула голову к нему, покраснела, сжала губы. Неловко кивнула.
Я бы Мы бы Вы ты очень славная, зачем-то ляпнул Артём и замялся.
Тёма Соня тоже замялась и покраснела сильнее. Я нашла у мамы список Не спрашивай, как. Там есть она оглянулась по сторонам, но все, кажется, были увлечены представлением. Она привстала на цыпочки и остаток фразы прошептала Артёму на ухо.
Но он же старый! возмутился Артём так же шёпотом. Они все! Соня! Не надо!
Сама не хочу! укоризненно посмотрела на него Соня. Я надеюсь, до лета они все отвалятся. Или помрут, добавила она философски.
Артём покачал головой:
Про таких мать говорит, что до ста лет. Хочешь, я спрошу у неё?
Что? опасливо спросила Соня.