Ja-ja Ich weis
А его сменил отец Угрим Вон, вон туда смотри в том углу висит
Роман подошел ближе к занавеске и снова её отодвинул, уже нацелившись взглядом на книгу. Сощурился, оббегая взглядом кожаный переплет, золоченый обрез, золотое тиснение «Оригинальное орнаментальное тиснение в византийском стиле», всплыло в голове. Он понятия не имел, что это значит, но кто-то был готов выложить за это полмиллиона рублей. Кто-то шестьсот тысяч.
Игра определенно стоила свеч.
Месье? Туды нельзя, наконец обратил на него внимание крестьянин, и Роман задёрнул штору и обернулся, дружелюбно улыбаясь и немного растерянно разводя руками:
Премного извиняюсь, не знал. Впервые здесь.
Да вы русский? обрадовался его собеседник с видимым облегчением. А я уж так утомился балакать тут Я тут вроде толмача, только с этими вот он махнул в сторону иностранца, который изучал очередной портрет разве сладишь!
Не знал, что сюда приезжают иностранцы, искренне признался Роман: Аглая об этом не говорила. Мужичок рассмеялся, показывая жёлтые кривые зубы:
И ездят, и ездят Не наездятся все. Но, поучительно добавил он, видимо, вспомнив о миссии, оно и верно: пусть к нашей вере открыт и каждый пусть приобщается. От нас не убудет.
Роман покопался в воспоминаниях, но всплывали какие-то разрозненные куски, видимо, впечатлившие его сильнее прочего, вроде грядущего конца света и того, что начаться он должен был почему-то с Северо-Американских Штатов, а затем перекинуться на Японию. Япония-то чем тебе не угодила, мысленно спросил он мрачного мужика на портрете, но мужик смотрел так, словно угодить ему можно было, только предварительно померев. Свести бы его с маменькой и посмотреть на войну миров!
К счастью, его собеседника теоретическая подкованность Романа не волновала:
С Аглаей Ильиничной приехали?
Да, Аглая, как назло, не возвращалась.
Видели уже наши достопримечательности? подмигнул ему мужичок, снова показывая зубы в улыбке. Могу показать.
Истолковав по-своему отсутствие яркого интереса, поспешил уточнить:
Мне все равно француза вести с корейцем, не затруднюсь!
Роман для себя уже понял, что в поселении смотреть не на что, но сообразил, что выделяться не стоит, и дал себя вывести в компании с бородачом и маленьким щуплым азиатом, укутанным шарфом по самый нос.
Они навернули километров по поселению, дома в котором мало отличались друг от друга. Прошли мимо местного аналога школы, дома лекаря, мастерских, в основном пристроенных сбоку с обычным избам; зашли в теплицу-оранжерею, где Роман на всякий случай поискал взглядом какие-нибудь дурманящие травы или редкие орхидеи, но тщетно; дошли до берега реки и потопали по нему до маленького круглого здания, оказавшегося чем-то вроде часовни назначение её Савелий Иванович объяснял очень затейливо, прыгая между восхищенными пассажами об отце Угриме, который «принял веру истинную в тёмный час и пронес сквозь тьму», рассказами о строительстве («каждый руку приложил, никто в стороне не остался») и горестно-завывающими упоминаниями о пророке. О том, понимают ли его иностранцы, Савелий заботился мало, предпочитая обращаться к Роману и переводя время от времени ключевые слова в основном имена отцов. Иностранцы, впрочем, были впечатлены и благоговейно рассматривали всё, на что указывал Савелий: Роману пришла в голову мысль ткнуть пальцем с одухотворенным видом в забор или бревно и посмотреть, как они восхитятся, но, как назло, ничего рядом подходящего не было.
Я думал, сюда посторонним вход заказан, без обиняков сказал он Савелию, когда на очередном пункте их экскурсии иностранцы стали таращиться на свод правил «Истинно верного Учению, Роду своему, Земле и Вере своей душой преданного», приколоченный к стене дома. Справа и слева свод был разрисован цветочками вроде тех, которые висели в гостевом тереме, разве что бусы к ним не полагались.
Сюда? Савелий ткнул пальцем в дом. Ну дык, там старосты живут, решения принимают. Зачем тебе туда?
Не-не, поправился Роман, в общину. Выходит, сюда вот так может иностранец приехать и всё посмотреть?
Э не, отмахнулся Савелий. Просто так никто сюда не приезжает, только люди надёжные и к надёжным. А иностранцы те жить едут, да-да, он заметил удивление Романа, у нас тут хватает людей разных, приезжают, строятся и живут со всеми. Вера наша сильная и праведная, чувствуют это и тянутся, а язык учится, дело нехитрое. С чего, думаешь, я так балакаю? То-то.
Роман подумал о книге, но спрашивать не рискнул. Спросил другое:
Когда мы въезжали, я заметил развалины, напротив кладбища
Савелий хлопал ресницами:
Развалины?
Да, кирпичные Тоже жили? задавая этот вопрос тоном светским и немного любопытным, про себя Роман готов был сменить тему. Лицо Савелия, однако, прояснилось:
А! То старая церковь и усадебный дом пророка Феоктиста, голос у него снова принял лёгкий оттенок встречи с божеством. Жил пророк раньше в нём, а церковь для служений была.
А почему она из камня, а тут всё деревянное?
Дык церковь-то старинная, строили её для бесовских этих религиозников, предавших истинную веру, убежденно сказал Савелий, и в доме усадебном ещё помещики жили или графы, тут уж не знаю. Но без истинной веры ничто не пойдет, вот и они разорились, деревни пустели, и вот на этом месте пять домов осталось, священник уехал, бо не ради веры он был тут, а ради злата
«Прямо как я», испытал симпатию к священнику Роман.
а усадьба сгорела.
Так, а пророк?
Во-о-от, довольно продолжил Савелий, наслаждаясь эффектом, а пророк Феоктист пришел сюда с первыми, самыми верными людьми своими и сказал, что землю эту от скверны очистит и церковь будет служить обращению к богу истинному, а в усадьбе они будут жить, пока у каждого не появится своего дома на земле, и так молились они и строили, строили и молились, и росла наша община и ширилась, и терем этот строили, чтобы пророк Феоктист мог там с новоприбывшими общаться, и молельню рядом, в центре общины, а сам он оставался жить в усадьбе и ухаживать за церковью, чтобы любой мог прийти и вознести молитвы радостно и искренне, или исповедоваться.
Исповедоваться, повторил Роман, пытаясь удержаться от замечания, которое так и напрашивалось после рассказов Аглаи. Ага.
Иностранцы оторвались от правил, и Савелий потащил их к каким-то священным камням размером с собаку. Роман понял, что суть религиозного мировоззрения и учения ускользает от него настолько, что он даже не в состоянии понять, как эти камни, идолы, пророки и молельни соотносятся друг с другом, и кому и в какой последовательности здесь молятся.
Потом, сказал Савелий внезапно почти на ухо, и Роман чуть не подпрыгнул, потом тьма спустилась на нашу землю. Двадцать лет пророк Феоктист боролся с ней, отгонял от вверенной ему земли и паствы но забрала она пророка, забрала на небеса прямо в огне.
Роман прикинул, что с берега реки пожар не видно, пока он не дойдет до деревьев над склоном.
Удобно.
Горел огонь три ночи, и три дня, патетически вещал Савелий, вскидывая руки, и ничто не могло потушить его, такой был он силы, а когда утих, одни стены остались и сказал тогда отец Угрим: место это проклятое.
Proklaytoye? переспросил бородач, и Савелий яростно закивал:
Проклятое, проклятое! показал пальцем в лес и провел ладонью по горлу, Нельзя ходить.
Иностранцы неуверенно закивали. Роман решил убедиться:
И больше никто не ходил?
Нет! отрезал Савелий и шмыгнул носом. Отец Угрим за такое отлучит.
Значит, Аглая не врала. Ромка огляделся: солнце уже собиралось садиться, а на небе по-прежнему было ни облачка. Отлично, просто отлично.
Глава 7
Интермеццо
«Ведомости московской городской полиции» от двадцать второго февраля 19 года
«Продается Энциклопедия верований и сказаний для юношества, Товарищество М. О. Вольф, 1923, состояние хорошее, писать а/я 113».