Сын третьего государственного советника Чхои. Развратник и пьяница, как я слышал.
Прошу прощения, господин, а почему он так интересуется госпожой О?
Полицейский Сим взглянул на меня, и я тут же, чтобы не встретиться с ним глазами, перевела взгляд ниже, на плетеный шрам у него на шее. Люди шептались, что полицейский пытался повеситься, однако в основном считали, что его пытался задушить преступник.
Инспектор Хан рассказывал, что у тебя любопытство сороки. Теперь я понимаю, о чем он говорил, тепло ответил мне мужчина. Молодой господин в детстве был обручен с госпожой О. Они никогда друг друга не видели. Наверное, поэтому.
Наверняка он был в ярости, когда узнал о ее любовнике.
Безусловно. Его семья разорвала помолвку два месяца назад, когда об этом только пошли слухи.
Я прекрасно знала таких людей, как молодой господин или как, например, Кён. Эти мужчины были очень высокого мнения о себе и редко испытывали унижение; а когда все-таки доводилось, они, горя жаждой мести, доставали мечи. Они не могли допустить, чтобы на них пала даже тень клеветы.
Инспектор Хан сегодня уже с ним говорил, добавил полицейский Сим. Судя по всему, в момент убийства он находился в Доме ярких цветов, и пять человек могут поручиться, что Дом он в ту ночь не покидал. Все они сыновья государственных чиновников.
Я осознала, что провести расследование не получится.
Богатство и власть делают человека неуязвимым, господин.
Ты росла среди слуг и поэтому, конечно, принимаешь знать за богов, по-доброму, словно старший брат, сказал мне полицейский Сим. Но помимо всего прочего богатство и власть также заставляют человека в его высокомерии допускать ошибки. Так говорит инспектор Хан. И если молодой господин действительно замешан, мы найдем неосторожно оставленную улику, Соль.
* * *
Днем я с подносом с миской воды и тканью отправилась к маленькой двери в тюремный блок. Моей обязанностью было поддерживать жизнь в избитых заключенных, хотя нередко командор Ли приказывал не приближаться к свидетелям, чтобы страх скорой смерти заставил их во всем сознаться.
Ты к кому? спросил меня один из двух стражников у входа.
К служанке Сои.
За мной, он открыл ворота и исчез внутри.
Я крепко вцепилась в поднос обеими руками, чтобы не уронить его в продуваемой всеми ветрами темноте. Из миски то и дело разливалась вода. Спустя некоторое время глаза привыкли, и я увидела перед собой узкий проход. Пол был усеян засохшей грязью, местами уже превратившейся в пыль. С обеих сторон тянулись бревенчатые камеры с вертикально прибитыми досками, которые не давали узникам сбежать, и крошечными решетчатыми окнами, из которых виднелся краешек неба.
Наконец стражник остановился. Он достал ключи, и в следующую минуту дверь в камеру со скрипом отворилась.
Позови, когда закончишь.
И он запер меня внутри.
Сои была так слаба, что даже не обратила внимания на мое появление. Она сидела, прислонившись спиной к стене и вытянув перед собой ноги. Окровавленные руки безжизненно лежали вдоль тела ладонями вверх. Ее, как и меня когда-то, наказали за попытку бегстваправда, ее раны, в отличие от моих, были не навсегда. Сои не стали ставить клеймо на щеку: ее высекли палкой, однако били со всей силы, как топором.
Я пришла промыть твои раны.
Я склонилась перед девушкой и медленно приподняла ее юбку. Должно быть, кровь присохла к ткани, потому что губы Сои приоткрылись в стоне боли, словно я снимала с нее кожу. Мне удалось подтянуть ее подол к поясу. Под разорванным нижним бельем я обнаружила рассеченную кожу, от одного вида которой меня затошнило.
Может быть совсем чуть-чуть больно.
Намочив кусок ткани, я протерла им раны, и в то же мгновение девушка стала бледной как смерть. На висках у нее выступили капли пота; закусив губу, она подавила крик.
Терпи, попросила я и прижала ее дрожащую ногу к полу, чтобы очистить рваную кожу по краям раны. Если этого не сделать, в здешней влажности рана загниет и пахнуть будет на всю тюрьму. Терпи и живи.
Живи, прошептала она слабым голосом; казалось, боль ее была невыносима. Уверена, я здесь умру.
Ты не можешь знать, что случится в будущем.
Будущее Тут даже шаманом быть не надо, чтобы его знать.
Я продолжала прижимать к ногам девушки тряпку. Очень быстро мои пальцы стали красными.
Мама рассказывала, что даже собаки чувствуют себя неуютно перед надвигающейся бурей. Они ощущают, как вдали грохочет гром, и я теперь тоже это чувствую. Ее глаза точно остекленели, а брови сдвинулись к переносице. Дрожь земли.
Мне хотелось хоть как-то помочь ей воспрянуть духом. Но я прекрасно знала, что, если она действительно совершила убийство, она заслуживает наказания. И неважно, насколько глубоко я ей сочувствую.
Кто знает, ответила я. Может быть, буря минет.
Сои покачала головой. А потом сделала то, чего не посмела сделать в разговоре с инспектором Ханом: открылась мне, легко, как моллюск в горячей воде.
Почему мне приходится быть мной? Почему я родилась не в знатной семье? вопросила Сои, и эмоции наполнили ее голос красками. Но я всего лишь одна из десятка тысяч слуг. И что хуже всего даже если полиция убьет меня, ничего не изменится.
Я не знала, чем рассеять ее страх, поэтому молча окунула ткань в воду и выжала кровь. В миске закружилась красная дымка.
А может быть, я и убила ее.
Моя рука с тряпкой замерла на полпути. На юбку упало несколько капель красной воды.
Госпожа говорила, что ненависть ничем не лучше убийства. А я презирала ее.
Я в последний раз выжала ткань и отложила ее на поднос.
Она называла меня сестрой, своей ровней. Я думала, она поймет, как сильно я хочу быть свободной. Печальный голос Сои пробрала дрожь. Она говорила, что хочет видеть меня рядом, потому что я ей дорога. Чтобы я была ровней ей? Да я рыдала каждую ночь после того, как одевала ее и расчесывала ей волосы. Мне было обидно, если она мне отказывала, и страшно, когда она ругала меня за то, что я желала стать хозяйкой собственной жизни.
Поэтому твоя хозяйка писала о тебе? Я решила подыграть блефу инспектора о найденном дневнике госпожи О. Поэтому ты с ней поссорилась?
Я просила ее освободить меня от статуса ноби. Признание Сои легко соскользнуло с ее губ; она не задумывалась о том, что каждое ее слово крепко-накрепко оседает у меня в голове. Я и раньше просила, но в этот раз решила стоять на своем. Я хотела вернуть свой контракт ноби, завершить наши отношения хозяйки и служанки. Но она не хотела мне его отдавать.
А с чего бы ей отдавать тебе контракт?
Она обещала вернуть его, когда мне исполнится восемнадцать.
Вопрос, который уже давно зудел где-то в уголке моего сознания, наконец вырвался на поверхность:
Ты говорила, что госпожа О не верит в крепостное рабство. В столице такая точка зренияобычное дело, да?
Обычное? Ничего подобного.
И какие люди в подобное верят?
Взгляд темных глаз Сои остановился на мне, словно она меня в чем-то подозревала.
Ты родилась в семье низкого происхождения, и все же знатная женщина не считала твое положение естественным, объяснила я. И я не понимаю почему. Я приложила к ранам Сои новую полоску ткани. Пожалуйста, расскажи.
Госпожа О была католической мятежницей. Уже два года как обратилась. Она сказала матери, что ставит учение превыше кровных связей.
Католической? Это учение, тайно пришедшее к нам с запада, было запрещено и каралось смертью. И ты не сообщила полиции?
С убийством это никак не связано. Поклянись никому об этом не говорить, а то хозяйка Ким продаст меня, как псину, как только следствие закончится. Я уверена: госпожу О убил ее любовник. И искать вам нужно именно его, она опустила юбку. Сколько у тебя вопросов!
Мне любопытно
Нет, это не просто любопытство.
От ее слов меня пробрал мороз, и лишь через несколько мгновений до меня дошло, что она права.
Правда, не более чем любопытство, повторила я, поднимаясь на ноги и медленно стряхивая солому. Мои мысли уже унеслись прочь, и скоро передо мной предстал омут моего прошлого. Омут, в который я страшилась окунаться, потому что боялась увидеть нечто ужасное.