Никто, отрывисто отвечает он.
На несколько минут между нами повисает молчание. Паром продолжает двигаться к берегу. Белые домики становятся больше, желтая полоса пляжей обозначается четче. Скоро мы проходим мимо маяка, так близко, что видно гуляющих возле него людей. Пристань заполнена суденышкамипо большей части они куда меньше того, на котором мы стоим. Оно ловко втискивается между двумя другими, и шум двигателей внезапно обрывается.
Добро пожаловать на Чаячий остров! объявляет капитан по громкоговорителю.
Столько народа В голосе Обри, обводящей взглядом толпу на пристани, звучит нервная нотка.
Место здорово разрекламировано, вот все сюда и рвутся, замечает Джона, поворачиваясь от поручней к лестнице. Не смотрели, сколько стоит снять здесь номер? Люди просто ненормальные, качает он головой. На Мартас-Виньярде или Нантакете пляжи куда лучше, но их привлекает маленький зачуханный островокякобы из-за своей «небанальности».
По пути к выходу Джона сворачивает в сторону и вытаскивает из-под скамьи потрепанную спортивную сумку.
А ваши вещи где? спрашивает он меня и Обри.
Сдали в багаж при посадке, отвечаю я, оглядывая его пожитки. У тебя что, больше ничего с собой нет?
Он перекидывает сумку через плечо.
Мне много не надо.
Скоро мы вливаемся в поток сходящих с парома пассажиров, движущихся к берегу по узкому причалу. Прямо парад отпускниковнесмотря на пасмурную погоду, все как один в шортах, темных очках и бейсболках. Мое красное платье совершенно выбивается из общей массы, однако я надела его не просто так. Его носила мама в старших классах, и это одна из немногих сохранившихся у нее вещей, в которых и сейчас можно ходить. Небольшая шпилька в адрес бабули, которая пригласила нас, внуков, но так и не пожелала признавать собственных детей. Они по-прежнему существуют, Милдред, вне зависимости от твоего к ним отношения!
Причал выходит на широкую мощеную дорожку. Дома по бокам обшиты дранкой разных оттенков белого и серого цветов. Я глубоко вдыхаю и слегка вздрагиваюк соленому морскому воздуху примешивается аромат жимолости. Так пахнут мамины духи, но я никогда раньше не сталкивалась со смесью этих запахов в естественном виде.
Вдоль одной стороны дорожки выставлены крытые тележки с багажом. Мы с Обри отыскиваем номер 243, который нам назвал принимавший наши вещи служащий, и откидываем клапан.
Вот они, с облегчением говорит Обри, беря рюкзак и один из чемоданов.
Я начинаю вытаскивать своидва на колесиках, один поменьше бези здоровенную сумку для ноутбука. Сзади слышится недоверчивое фырканье Джоны.
Это все твое?! Я не отвечаю, и он добавляет:Ты что, весь свой гардероб упаковала?
Даже не половину, но ему об этом знать необязательно. Как и то, что в небольшом одни только туфли.
Мы здесь на два месяца, вообще-то, напоминаю я.
Джона окидывает неодобрительным взглядом мои чемоданы «Туми» с алюминиевым корпусом, отделанным под перламутр. Наверное, если не знать, что мама купила их с рук на интернет-аукционе, смотрится слегка претенциозно. Особенно среди окружающих нас шорт и футболок. Деньги у отдыхающих на Чаячьем острове имеются, и немалые, но здесь не принято ими хвастаться. В этом частично заключается местный шарм.
Вижу, дела у тети Аллисон идут неплохо, ехидно замечает Джона.
Ой, да брось. Подумаешь, привезла с собой побольше одежды, чтобы было из чего выбрать, огрызаюсь я. Ты сам собирался в какой-то выпендрежный научный лагерь на все лето, так что не тебе меня судить.
Вот только выяснилось, что мне он не по карману. По его лицу пробегает тень гнева, прежде чем оно снова принимает обычное утомленно-презрительное выражение. Так что вместо этого я оказался здесь.
Я сдерживаю так и просящееся на язык «вот нам повезло!». Мне мало известно о финансовой ситуации что Джоны, что Обри. У нее, знаю, мать работает медсестрой, а отец последние десять лет пытается написать вторую книгу. Вряд ли они бедствуют, но уж точно не купаются в деньгах. С родителями Джоны все запутаннее. Дядя Андерс вроде бы финансовый консультант, но не в какой-то компании, а сам по себе. Пару недель назад, отыскивая информацию о родственниках в Сети, я наткнулась на короткую заметку в местной газете, где недовольный бывший клиент называл его «Берни Мейдоффом из Род-Айленда». Кто это такой, я не знала, пришлось гуглить. Оказалось, тоже консультант, который сел в тюрьму за организацию гигантской финансовой пирамиды и обман многих тысяч инвесторов. Я была слегка шокировананаша семья, конечно, со странностями, но преступников у нас в роду никогда не было. Однако потом я почитала дальше, и в итоге выяснилось, что, хотя пара клиентов и обвиняла дядю Андерса в мошенничестве, достоверно ему можно инкриминировать максимум неудачные советы. История оказалась слишком мелкой для нью-йоркских газет, маме на глаза даже не попалась и не особенно ее впечатлила.
Никто, имея хоть каплю рассудка, не доверил бы Андерсу свои деньги, сказала она.
Почему? удивилась я. У него же вроде блестящий ум, как ты говорила?
Да. Но Андерса всегда заботили интересы только одного-единственного человекаего собственные.
А как же тетя Виктория? Или Джона?
Мама поджимает губы.
Я имела в виду бизнес, а не семью.
Однако выражение ее лица говорит об обратном. Возможно, это объясняет горечь во взгляде Джоны.
Обри обегает глазами кишащие вокруг толпы.
Бабушка так и не появилась, говорит она грустно. Неужели правда думала, что Милдред будет нас ждать? Наверное, придется просто взять такси?
Видимо, да. Я, правда, ни одного не вижу Щурясь против выглянувшего вдруг солнца, я спускаю темные очки в массивной черепаховой оправе на нос.
Аллисон
Только услышав имя несколько рази заметив нахмурившийся лоб Джоны, я наконец оглядываюсь по сторонам и замечаю стоящего рядом хрупкого седого старичка. Слезящиеся карие глаза неотрывно смотрят на меня.
Аллисон, повторяет он дрожащим, неверным голосом. Ты вернулась. Но зачем?
Я
Не зная, что сказать, я перевожу взгляд со старичка на Обри и Джону. Мне говорили, что я похожа на мамудобавляя иногда «просто даже на удивление» и косясь при этом в сторону отца, но никогда раньше не принимали меня за нее. Может, дело в платье? Или в очках? Или в слабеющем разуме старичка?
А Милдред знает? В голосе начинает звучать волнение. Ей это не понравится, Аллисон. Совсем не понравится.
У меня мурашки пробегают по шее.
Я не Аллисон, говорю я, снимая очки.
Старик, от неожиданности шагнув назад, оступается на булыжнике и едва не падает. Обри, молниеносно бросившись вперед, успевает поддержать его под локоть.
Вы в порядке?
Тот не отвечает, глядя на меня так, будто привидение увидел.
Кажется, вы знаете нашу бабушку, Милдред Стори? Это Милли, дочь Аллисон, а я Обри. Мой отецАдам Стори. А это Джона, он указывая свободной рукой, продолжает она, но старик перебивает ее.
Адам? спрашивает он слабым голосом. Он тут?
Нет, нет, улыбается Обри. Здесь только я, его дочь.
Старик выглядит жалким и потерянным. Одной рукой он шарит в кармане кофты, будто вспомнил вдруг, что оставил дома что-то важное.
У Адама были блестящие задатки, блестящие. Но он растратил их зря. Глупый мальчишка. Одно словои он мог бы все изменить.
Улыбка сползает с губ Обри.
Что изменить?
Дедушка! доносится до нас встревоженный голос.
Я оборачиваюськ нам шагает девушка примерно нашего возраста. Невысокая, мускулистая, по смуглой коже рассыпаны веснушки, на голове копна темных волос, запястья украшает множество плетеных кожаных браслетов.
Я же сказала тебе ждать у кондитерской! Никак не могла припарковаться из-за этих чертовых туристов Заметив все еще придерживающую деда за руку Обри и наши чемоданы, она поправляется:Я хотела сказатьиз-за новых гостей. С ним все в порядке? с ноткой озабоченности спрашивает она.
Старик несколько раз медленно моргает, словно стараясь сфокусироваться на ней.
Все хорошо, Хейзел, все хорошо, бормочет он. Немного устал, больше ничего.