Но обычно мне ничего не снится.
Скажи спасибо.
Ты собираешься дать мне шах слоном? Давай. Посмотрим, что из этого получится.
Как-то ближе к концу мая, в воскресенье, мы с Мейером сидели на пляже. Когда ветер стих, на солнце стало слишком жарко, и мы перешли на скамеечку в тени. Я наблюдал за двумя прелестными девушками, которые, смеясь и болтая, проходили мимо нас. Элегантные красотки. Незнакомки. Они прошли, едва затронув мою жизнь, они уходили из неё навсегда, и я никогда не узнаю их и не коснусь ни их, ни двух, ни десяти миллионов их грациозных сестер.
Мейер, ты сможешь проявить терпение?
Я что, часто бываю нетерпеливым?
Всё началось со слов Рупа Дарби. Они определили некое состояние, что-то вроде перенасыщения женщинами. В чисто физиологическом смысле. Полное сексуальное истощениедо такого состояния, что кажется, будто никогда больше не захочешь видеть женщин.
Все мои любовные приключения были до Гренадыцелую жизнь назад.
Так. Значит, у тебя произошло перенасыщение женщинами.
О Господи, нет. Эти две девушки, которые только что прошли мимо, вызвали у меня нормальную реакцию. С моими физическими кондициями всё в порядке. Нет Мейер, я чувствую усталость и неуверенность в себе на каком-то ином уровне. Перспектива оказаться в постели с женщиной не вызывает у меня никакого энтузиазма.
В каком смысле?
Все, во что я верил, когда речь шла о физической любви, кажется мне сейчас каким-то затхлым и устаревшим. Я слышу себя разговаривающим со слишком многими из них. Тут должна быть привязанность, дорогая. Взаимное уважение, милая. Мы не должны причинять друг другу боль, и никому другому, тоже, моя хорошая. И каждый из нас должен уметь отдавать и брать, моя радость. Я обманывал их и себя. Я сочинил некое соглашение. И в самом конце этого соглашения, мелким шрифтом, были напечатаны слова чертовых гарантий. Мэри Диллон приняла это соглашение. Я не заставлял её. Я просто оставил его на видном месте. И она взяла его, насладилась содержимым, а потом вышла замуж за Гарри Бролла; теперь она похоронена где-то возле полосы прибоя под залитой бетоном дорожкой. Значит, что-то не так с этим мелким шрифтом или с выполнением гарантий, Мейер. Я просто не могу не могу смириться с мыслью, что когда-нибудь снова услышу свой собственный искренний, мужественный, ласковый голос, повторяющий замшелые слова. Я никогда не причиню тебе боли, малышка, а просто хочу как следует трахнуть тебя и сделать более искренней и эмоционально здоровой женщиной.
Трэвис, Трэвис. Может быть, всё дело в том, что воздух, которым мы дышим, загрязнен какими-нибудь новыми промышленными отходами.
Приступ честности?
Только не надо так страдать, Макги. Ты хороший человек. На свете нет ни одного человека, который хотя бы частично не был козлом.
И всякий раз, когда обнаруживаем в себе эту козлиность, мы испытываем тревогу и беспокойство. Потому что страдает наше самомнение.
И что мне теперь делать?
Откуда мне знать? Не надо делать из меня мудрого дядюшку. Сплавай на острова и пару месяцев поуди там рыбу. Наймись на сухогруз и работай в две смены. Возьми пять тысяч из тех денег, что мы нашли в коричневом бумажном пакете, и зафрахтуй для себя одного «Адскую красавицу» на десять дней. Принимай по утрам холодный душ. Займись йогой.
Почему ты вдруг рассердился?
Он вскочил со скамейки и, склонившись надо мной, закричал мне прямо в лицо:
Это кто, интересно, рассердился? Я? И побежал к воде, смешно поднимая свои волосатые ноги.
Мы оба вели себя как-то странно. Может быть, Мейер прав и в воздухе действительно появилась какая-то новая гадость. К тому времени, когда Мейер выбрался из моря, он уже совершенно пришел в себя. Мы медленно пошли обратно через мост, и, когда приблизились к «Флеши», я заметил, что на палубе, в тени, устроилась какая-то фигурка.
Она спала в шезлонге и была удивительно похожа на аккуратно свернувшуюся спящую кошечку.
Рядом с шезлонгом стояли большой красный саквояж и такой же красный чемодани то и другое сильно потрепанное. На ней было коротенькое полотняное платьице с вышивкой, а белые босоножки остались лежать на палубе под шезлонгом. Одной рукой она прижимала к груди белую сумочку.
Неожиданно её глаза широко открылись, и сна разом как не бывало. Она улыбаясь, вскочила с места, полная жизненной энергии:
Эй, Макги! Это я, Джинни. Джинни Долан.
Я познакомил её с Мейером. Мейер сказал, что слышал о ней много хорошего. Казалось, ему понравились ярко-рыжие волосы и веселый блеск серо-зеленых глаз.
Я отпер «Флешь», и мы спустились вниз. Джинни сказала:
Оставим мои вещи на палубе, если, конечно, у вас здесь нет воров. Слушай, могу я осмотреть яхту? Может, я не вовремя? Если у вас, ребята намечено
Ничего, вмешался Мейер. Совсем ничего.
Ух ты, какая тут у вас роскошная кухня! А мотор у яхты есть? Плавать можно? И всё такое?
Да, и всё такое, отозвался Мейер, настроение которого улучшалось прямо на глазах.
Мне всегда хотелось сплавать куда-нибудь на такой яхте.
А где твоя подружка? спросил я.
Бэтси? Нас вышвырнули из квартиры в «Каса де плайя», когда банк вступил во владение домом. Ну, не нас, а только меня. Потому что она вернулась на старое место, к своему знакомому дантисту, вдовцу из Майами.
Тебе водку с тоником? спросил я у Джинни.
Точно! Как это здорово, когда люди всё помнят, правда? Что собираюсь делать? Я заехала попрощаться. Поеду в Колумбус. Нет, возвращаться к Чарли, этому извращенцу, я не собираюсь. Но меня обещали взять обратно на мою старую работу. Скоплю немного денег и слетаю в Доминиканскую Республику, где меня живо разведут, тогда мне не придется биться головой об стенку здесь.
Почему бы тебе не присесть, Джинни? спросил я.
Знаешь, я немножко нервничаю, дорогой. Я всегда чувствую себя паршиво, когда навязываюсь людям. У меня уже всё было уложено, и вдруг я подумала, что, черт возьми, мне всё время хотелось повидаться с этим Макги, а я так и не собралась. Иногда девушке нужно проявить некоторое нахальство, или она рискует остаться ни с чем, правильно?
Я посмотрел на Мейера. На лице у него появилось какое-то странное выражение. Я протянул Джинни бокал и сказал:
Иногда девушка проявляет нахальство в самый нужный момент, и её приглашают прокатиться на яхте. Что ты на это скажешь?
Ух ты! Я отвечу, да так быстро, что
Стойте! взревел Мейер, напугав Джинни. Он подскочил к ней и, ткнув ей пальцем в живот, заставил её сесть. Джинни сидела на стуле и с открытым ртом смотрела на Мейера. Я собираюсь задать вам один очень личный вопрос, миссис Долан.
Господи, что это с вами, а?
У вас в последнее время были глубокие душевные переживания?
У меня? Переживания? Какие ещё переживания?
Ну, кризис жизни?
Кризис? Какой ещё кризис? Мне нужно получить развод. И все дела.
Миссис Долан, вы чувствуете себя несчастной маленькой птичкой со сломанным крылом, которая запорхнула на борт этого судна в поисках понимания, нежности и любви, в надежде заново склеить свою разбитую жизнь?
Джинни смотрела на Мейера широко раскрытыми, круглыми глазами:
И часто с ним такое, Трэвис?
Не отвлекайтесь! снова взревел Мейер. Как у вас обстоят дела с психоаналитиком?
Психоаналитиком? На кой он мне? Господи! Может быть, это вам нужен психоаналитик?
Вы влюблены? спросил он.
В данный момент? Хм. Пожалуй, нет. Но обычно я в кого-нибудь влюблена. Со мной такое часто случается. По правде говоря, я не очень серьезная девушка. И к тому же довольно глупая и счастливая.
Ещё один вопрос, я должен задать его вам обоим.
Ты ему ответишь, милый? спросила у меня Джинни.
Не будет ли эта парочка счастливчиков возражать, если я проведу следующие несколько недель в Нью-Йорке?
Отвечая за нас обоих, Мейер, я не вижу никаких серьезных возражений.
Он засеменил к выходу на верхнюю палубу. Принес сумку и чемодан, поставил их у входа в каюту, улыбнулся нам своей безумной улыбкой, захлопнул за собой дверь и исчез.
Джинни встала, задумчиво потягивая водку с тоником. Потом взглянула на меня:
Макги?
Да, дорогая.
С каждым днем мои знакомые ведут себя всё более странно. Ты это тоже заметил?
Пожалуй, ты права. Мейер редко бывает в таком состоянии.
Я свалилась как снег на голову. Вообще-то я так никогда не поступаю. Правда.
У яхты действительно есть двигатель.
Это замечательно. Она поставила бокал и быстро поцеловала меня в губы. Вот! Это так, для знакомства. Ты не поможешь мне распаковать вещи?
Мы отнесли её багаж в каюту. Она спросила у меня, что Мейер имел в виду, когда спрашивал про сломанное крыло. Я сказал, что он один из последних настоящих романтиков. Я сказал, что раньше их было двое. Но теперь остался только один. Волосатый.
Ричард Деминг
СМЕРТЬ ТОЛКАЧА
I
Парнишку звали Герман Джойс. Недавно ему стукнуло двадцать один, но он вполне мог сойти за восемнадцатилетнего. С длинными светлыми волосами, собранными на затылке в пучок, в черной кожаной куртке и бесформенных брюках он мало чём отличался от уличной шпаны. Отличная маскировка. Судя по тому, как другие копы равнодушно проходили мимо нас, вряд ли они сомневались, что мы допрашиваем задержанного.
Герман Джойс наш собрат-полицейский, хотя и совсем зеленый новичок. Мы позаимствовали его на время у соседей для спецзадания.
Уверен, что он ничего не подозревает? спросил я.
Лицо Джойса осветилось радостной юношеской улыбкой:
С чего вдруг ему подозревать? За меня поручились два незнакомых друг с другом наркомана.
Карл Линкольн сказал:
Не будь слишком самоуверен, Герман. У Бенни Полячека в голове тоже не опилки.
Он обязательно придет, сказал Джойс. Я буду ждать его в проезде около мебельного склада Адамса в девять вечера. В вашем распоряжении три часа, чтобы установить камеру.
Мне это место хорошо знакомо, нахмурившись, сказал я. Через дорогу там большой склад без окон, а в противоположном конце проезда глухая стена. Не будь у него подозрений, разве он выбрал бы такое место?
Он осторожный жлоб, сказал Джойс. Мои корешанаркоманы говорят, он всегда выбирает похожие места, когда толкает товар новому человеку. Ну а если у Полячека исчезают последние сомнения и встречи становятся регулярными, клиент может получать наркоту прямо у него на квартире. Однако первые сделки он предпочитает совершать там, где трудно спрятать камеру, а оба конца улицы хорошо просматриваются.
Он уже три срока отмотал, сказал Карл. Больше ему нельзя попадаться. Хотя без новых клиентов всё равно не обойтисьстарики то и дело сводят счеты с жизнью. А новые связи чреваты большим рискомчетвертая судимость, и он за решеткой до конца дней. Бедняга! Мое сердце исходит кровью от сострадания.
Нам не удастся заблокировать ему путь к отступлению, сказал я, мы не в состоянии поставить по копу в каждой подворотне. И ещёмне не совсем ясно, где мы установим камеру.
Как насчёт грузовика с раздвижной дверью? спросил Карл.
Я раздраженно взглянул на него:
Ты имеешь дело не сосунком, а с профессионалом. Первую отсидку Бенни Полячек схлопотал именно из-за грузовикакамера была установлена внутри, за раздвижной дверью. Увидев грузовик, он не продаст наркоту даже старушке-матери.
Карл предложил:
Давай смотаемся туда и всё обмозгуем на месте.
Германа Джойса мы с собой брать не стали. Его мы отправили в бильярдную в Саут-Сайде, где он околачивался последние две-три недели, заводя дружбу с наркоманами и делая вид, что круче его парня в городе не сыскать. Я сказал, чтобы он не пытался связаться с нами, а появился возле мебельного склада Адамса в оговоренное время. Я заверил его, что мы будем там при любых обстоятельствах.
Мебельный склад Адамса находился на Невинс-стрит, в самом центре района, населенного преимущественно выходцами из Польши. Если мне не изменяла память, на фасаде складского здания не было ни одного окна, как и на стене, выходившей на интересовавший нас проезд. Несколько окон, правда, имелось на третьем этаже, однако для нашей цели они были расположены слишком высоко. Камера, направленная вниз под таким углом, зафиксирует только макушки, а если Полячек носит шляпу, его лица на пленке видно не будет.
Решение проблемы подсказала груда картонных коробок, брошенных в проезде перед складом. Ни одна из них не была достаточно велика, чтобы в ней мог спрятаться взрослый человек, но, если добавить к груде коробку покрупнее, вряд ли кому-нибудь это покажется подозрительным. Я был знаком с хозяином склада, фамилия которого до того, как он сократил её до Адамса, была Адамский. Он, как и я, член польского клуба в Саут-Сайде. Склад закрывался в шесть, поэтому мне пришлось вызвать Адамса из дома. Он не замедлил явиться и, открыв свое заведение, предложил нам выбрать любую коробку, которая придется по душе. Мы остановились на самой большойиз-под холодильника.
К восьми вечера всё было готово. Адамс одолжил нам немного упаковочной ленты, и мы запечатали коробку сверху. На одной стороне коробки мы сделали надрез примерно до середины, замаскировав его куском картона. Карл забрался внутрь и устроился там на импровизированном сиденье. На уровне глаз он проделал отверстие для камеры, а внизу ещё одно. Нижнее предназначалось для инфракрасной лампы, которой мы пользовались при ночных съемках в тех случаях, когда интересующий нас объект не должен был ни о чём подозревать.
Мы вывернули лампочки из-под зеленых колпаков над задней дверью склада, и теперь проезд освещался лишь уличным фонарем, стоявшим напротив склада. Карл возражал против выкручивания лампочек, полагая, что это может вызвать подозрение у Полячека. Однако я не сомневался, что тот обследовал территорию днем, не задумываясь, как она будет освещена вечером. А лампочки нам ни к чему по той причине, что в темноте меньше шансов увидеть меня, спрятавшегося за складом.
Томительное ожиданиечасть полицейской работы. Почти час я переминался с ноги на ногу, испытывая страстное желание закурить. Меня утешала лишь мысль, что Карлу приходится ещё хуже. Этот июльский вечер был необычно теплым, и вряд ли в картонной коробке дышалось легко.
Без десяти девять в проезде послышались шаги, затем раздался негромкий свист.
Осторожно выглянув из-за угла, я увидел нашего новобранца Германа Джойса. Я ответил таким же негромким свистом, и он, прислонившись к кирпичной стене напротив склада, замер в ожидании.