Так, со стороны, в глаза не бросалось, но на самом деле товарища мичмана била мелкая дрожь.
«Они меня убьют». Эта пакостная мыслишка никак не хотела убираться из его головы: «Они меня обязательно убьют».
И его действительно хотели убить. Всего три месяца тому назад в Киеве, прямо на Крещатике, в него всадили шесть пуль. Две, слава богу, по касательной, а одна навылет. Но три пришлось доставать. Благо пистолетик был маленький, браунинг дамский. Пули что твои дробинки, только местных громил пугать. Доктор смеялся, когда их выковыривал:
Они бы еще солью в вас пальнули. Хохлы как дети, право слово! Им только спички давать нельзя обожгутся
А когда уже пошел на поправку, в больничное окно бросили бомбу. Сиганул он тогда с кровати горным бараном да за дверь выскочил, оттого и в живых остался.
Вот тогда и пришлось ему в Рыбинске спрятаться да раны там потихоньку зализывать. Только в схороне долго сидеть стало скучно. А тут еще оказия подвернулась путину закончили, он все дебеты с кредитами подогнал, и у молодого счетовода пара дней свободными оказались. Вот он в Питер и рванул.
В Москве его кто-то опознал, хоть он себе усы наклеил и рыжий парик нацепил. Пасти стали. Как волка загонять.
Сперва он решил, что они его потеряли. Особенно после того, как в загаженной уборной Николаевского вокзала сменил личину, запихнул осточертевший парик в щель между облупленным зеркалом и грязной, исписанной похабщиной стеной. Проморгали его в тот раз.
Ему даже понравилось, как он чинно прошелся мимо незадачливого соглядатая, который глаз не спускал с двери уборной, а от наглого мешочника только отмахнулся Но, видимо, все же выпасли. Только за прошедшие сутки его дважды пытались убить.
Первый раз вчера, в забитом мешочниками поезде, когда он добирался из Москвы в Питер. Тогда он еще не был мичманом. Никто из попутчиков не мог бы отличить его от остальных спекулянтов. Замызганный зипунишко, кепка с рваным козырьком, большая торба, которую он опасливо прижимал к груди, и грязная тряпица, обмотанная вокруг щеки, словно у него разболелись зубы, надежно, как ему казалось, скрывали его. Он ошибался. И понял это, когда почуял на себе чей-то пристальный взгляд.
Чуть отпустив от себя торбу, набитую этой самой мичманской формой, двумя пистолетами, патронами и снедью, он нагнулся, словно поправляя онучи, и украдкой взглянул назад, в дымное марево переполненного вагона. Так и есть. На деревянной скамейке боковухи примостился подозрительного вида типчик в сером, не по размеру большом армяке и офицерской фуражке. Он усиленно делал вид, что внимательно смотрит в заляпанное грязью вагонное окно. Слишком внимательно.
А тут еще хлопнула дверь тамбура, и в проходе показался вооруженный патруль.
Граждане, приготовьте документы! перекрикивая гомон, скомандовал старший, и от этого в вагоне стало совсем шумно и суетно.
Эта суматоха была как нельзя кстати.
Мичман сорвался с места и быстро засеменил к противоположному от патруля тамбуру.
Куды прешь, нелюдь! дородная бабища обширным пузом загородила проход.
Отвали, лахудра! зашипел на нее мичман и двинул торбой.
Баба охнула, сверкнула толстыми ляжками в синих прожилках вен и опрокинулась под ноги взбудораженным мешочникам. Не раздумывая ни мгновения, мичман наступил на нее, оттолкнулся и рванул сквозь людей к спасительной двери тамбура.
Раздави-и-и-и-ли! резанным поросенком заверещала бабища.
Куда же ты, гражданин Владимиров?! Стой, падла! этот окрик заставил мичмана вжать голову в плечи и прибавить ходу.
А за спиной раздался сухой щелчок, словно кто-то кнутом щелкнул, а потом еще один. Свиста пуль мичман не услышал. Только краем глаза заметил, как рядом молодой парнишка ойкнул, взмахнул рукой, осел и уставился на красное пятно, что расползалось по его почти новой косоворотке.
Он меня убил прошептал удивленно парень и умер.
«А хочет убить меня!» страшная мысль обожгла Владимирова словно кипящим маслом, и сбежать из набитого телами вагона захотелось еще сильнее.
И в этот миг громкий хлопок заглушил крики перепуганных людей, бабий визг, детский плач и даже стук вагонных колес. Волна от выстрела ударила мичмана по ушам, шибанула в нос горелым порохом, и стало очень тихо.
Он обернулся и увидел того странного пассажира, что пялился в загаженное окно и делал вид, что ему очень интересно. Человек привалился к стенке. Фуражка с него соскочила, обнажив плохо стриженую голову. В его правом виске дымилась большая круглая дыра, а левого виска у него не было. Как, впрочем, не было и всей левой половины головы. Она была разбрызгана по стене и окну и медленно стекала вниз кровавыми ошметками.
Рядом с убитым валялся браунинг.
Один из патрульных в потертой кожаной куртке и черной фуражке железнодорожника стрельнул из трехлинейки почти в упор.
Старший патруля окинул взглядом притихший вагон и сказал:
Ша! Граждане, приготовьте документы для проверки! А потом подмигнул своему напарнику: Лихо ты его.
А чего он тут пистолетиком размахался, ответил железнодорожник и деловито передернул затвор.
Стреляная гильза со звоном ударилась о перегородку вагона, попыталась закатиться под лавку, но уперлась в чей-то пухлый мешок.
Картошку везете? спросил патрульный сидевшего над мешком мужика.
Агась, картоплю, поспешно закивал мешочник и украдкой перекрестился.
И чего хочешь взамен?
Так ведь испугано промямлил мужик, но старший патруля перебил его.
А ну-ка, обыщи убиенного.
Я? удивился мешочник и закрестился уже открыто: За что же, граждане?.. А может, картопли вам отсыпать с робкой надеждой взглянул он на патрульного.
Я сказал давай!
Агась кивнул мужик, боязливо покосился на размазанные по стене вагона мозги, быстро обшарил карманы трупа и полез убитому за пазуху.
Все это время в ошалевшем от страха вагоне стояла тишина. Только колеса мерно стучали на стыках, да возле убитого паренька тихо причитала невесть откуда взявшаяся монашка.
Вот, тихо сказал мужик и протянул старшему патруля выуженную из под армяка бумажку.
Старший взял ее:
Мандат пробежался глазами, хмыкнул. Эсер, скривился он.
Тут вон еще мешочник выудил второй сложенный листок.
Железнодорожник его развернул и прочитал бегло:
Постановление центрального комитета партии социалистов-революционеров номер шестнадцать дробь четыре Приговорил провокатора и предателя дела партии Владимирова Константина Константиновича к смертной казни Приговор привести в исполнение безотлагательно и при первой же возможности
Выходит, казнили, понимающе посмотрел на патрульных мужик-мешочник. А этот, кивнул железнодорожник на убитого паренька, выходит, Владимиров?
Скоро станция, там разберемся, сказал старший патруля и спрятал в карман листок. Я последний раз говорю, граждане, приготовьте документы для проверки!
Только тут Владимиров понял, что смерть обошла его стороной. Он вздохнул и достал из торбы мандат о срочном вызове в петроградский комитет кооперативных работников младшего счетовода рыбинской артели «Красный рыбарь» Исаева Максима Максимовича
*****
А вы-то сразу и не догадались, что мичман был совсем не мичманом? Да это и немудрено. Вот уж кто умел личины менять, так это он Владимиров Константин Константинович
Он тогда счетоводом значился. Тихоньким таким бухгалтером, застенчивым и скромным. Между прочим, дочка председателя артели на него с большим интересом поглядывала
Его же эсеры к смерти приговорили как провокатора, а ВЧК к расстрелу. Вот он в рыбачьей артели и отлеживался. Ему бы там еще с полгодика а он не выдержал, в Петроград помчался, чтобы с ней повидаться
*****
Второй раз Владимирова, или, как он теперь значился по документам, Исаева, пытались убить сегодня
Вы за нее не беспокойтесь, товарищ чекист, Бехтерев тряхнул гривой густых длинных волос. Мы делаем все, что в наших силах Заметный прогресс Весьма заметный Вы же видели.