Что конкретно проспали? Интонации Мошкина мало чем отличались от тех, которые используют в разговоре психотерапевты при общении с душевнобольными людьми. Зарю коммунизма?
Лавриков растерялся. Честно говоря, он и сам не знал, ради чего поднял такую бурю в стакане воды. В выходной день можно было позволить себе некоторые режимные поблажки. Не дрыхнуть, конечно, до обеда, но парочку часов накинуть сверх нормы не грех. Однако терять марку и признавать правоту доводов Александра Мошкина Лавр не стал. Перетопчется помощничек.
Завтрак, к примеру, выкрутился он из щепетильной ситуации спустя всего пару секунд. Режим питания окончательно псу под хвост!
Едва Федор Павлович придирчиво высказался на этот счет, как из-за массивной спины Санчо грациозно для собственной не менее внушительной комплекции выплыла Клавдия. У Розгиной был вид вполне бодрствующего человека. Она быстрыми и уверенными движениями пальцев застегнула свой ситцевый халат и, обогнув Санчо, направилась в сторону «служебных» помещений, одним из которых, естественно, являлась кухня.
Мы проспали первый завтрак, товарищи, произнесла она, положив ладонь на дверную ручку и обернувшись к мужчинам через плечо. А в воскресенье можно позволить себе и второй.
Обязательно можно позволить, машинально поддержал даму своего сердца Мошкин. Надо заметить, что он вообще редко когда перечил Розгиной в чем-либо. Соглашался с любым заявлением Клавдии беспрекословно. Даже нужно позволить.
Она лучезарно улыбнулась ему в ответ, отблагодарив тем самым за моральную поддержку. Уже от одного этого Санчо затрепетал до самых кончиков пальцев.
Так вот, до второго завтрака еще уйма времени, известила Розгина своих домочадцев. А если кто-нибудь будет меня торопить и дергатьпереведу всех на самообслуживание из полуфабрикатов. Улыбка стерлась с ее лица, и она небрежно мазнула взглядом по ссутулившейся фигуре Лаврикова. Доброе утро.
Добрый день, парировал Федор Павлович.
Клавдия ничего не ответила на это ехидное замечание депутата, отвернулась и с гордо поднятой головой продефилировала в темный боковой коридорчик, в глубине которого спустя мгновение хлопнула дверь. Народный депутат и его преданный помощник некоторое время молча взирали в направлении, куда скрылась властная и решительная женщина. Затем мужчины переглянулись между собой. Взгляд Федора Павловича был осуждающим и недовольным. Мошкин не мог не заметить этого и, резонно полагая, что лучшая форма защитыэто нападение, безапелляционно произнес:
Сурово, но справедливо.
Лавр криво ухмыльнулся. Никаких признаков подкаблучности он не переносил. Не нравилась Федору Павловичу и позиция Александра, которую он занял в последнее время.
Можно подумать, вы поженились, хмуро буркнул депутат.
Он повернулся вокруг собственной оси и направился к низенькому кривоногому дивану возле дальней стены, устало плюхнулся на него, вытянул ноги, а голову откинул на мягкую пружинную спинку. Санчо проследовал за боссом, но садиться рядом не стал, а навис над Федором Павловичем, как гигантская, мощная скала.
Почему ты так можешь подумать? полюбопытствовал Мошкин, взирая на недавнего крупного авторитета сверху вниз.
Потому чточуть что, так сразу ультиматумы!
Ответить на это Александру было нечего. Да он и не собирался вступать в неприятные для своего достоинства дискуссии. Вместо продолжения беседы с Лавром, он, сладко потянувшись, прошествовал к подоконнику и коротким нажатием большого пальца включил кассетник. Загородная дача наполнилась печальной арией из итальянской оперы. Санчо с трудом расположился на миниатюрной, в его представлении, табуретке, и та жалобно заскрипела под необъятной массой Александра. Ягодицы плотно обхватили сиденье и растеклись при этом в разные стороны. Расположившемуся на диване Лавру показалось, что резные ножки табуретки как бы выходили в четырех местах непосредственно из мягкого места Мошкина. Тот же, прикрыв глаза, стал ритмично покачиваться под льющуюся из динамиков музыку.
Это у тебя физзарядка, Санчо? ехидно спросил Федор Павлович, поднимаясь на ноги и подхватывая со стоящей рядом тумбочки толстую книжку в твердом переплете.
Лавр любил полистать что-нибудь на досуге для повышения эрудиции, но он принципиально не мог отдавать предпочтение какой-то одной книге. Куда больше ему импонировало читать сразу несколько произведений одновременно, хаотично чередуя их в течение дня. В этом, по его мнению, имелась некоторая прелесть и его, Лавра, индивидуальность. Неординарность характера, если хотите.
Санчо открыл глаза, смахнул нежданно-негаданно набежавшую сентиментальную слезинку и перевел взор на собеседника. Говорить о музыке ему всегда нравилось больше, нежели о своих романтических отношениях с Розгиной. Здесь он не стыдился собственных комплексов и открытого выражения чувств.
Ага, кивнул Александр. Гимнастика души. В каждый новый день надо вступать не с воплями, а с поиском гармонии внутри себя и снаружи.
Сам придумал? Лавриков заложил книгу под мышку и поправил у себя на переносице немного съехавшие вперед очки.
Но Мошкин поразил его еще больше. Он без тени улыбки, с выражением стопроцентной собственной значимости заявил:
Уяснил ценою горьких ошибок и бесцельно прожитых годов, за которые мучительно больно.
Ну-ну, неопределенно хмыкнул Федор Павлович, не в силах придраться к чему-то еще. Он до сих пор чувствовал себя немного неловко из-за утреннего нестандартного поведения. А Федечка где?
Дрыхнет наверняка, вяло отреагировал Санчо, не прерывая своих нелепых гимнастических упражнений.
Разбудить немедленно, жестко распорядился Лавриков. Спать до обеда вредно.
Ну и разбудил бы.
Это долгий процесс, а мне некогда.
С этими словами Лавр, обогнув сидящего на поскрипывающей табуретке Санчо, направился к выходу. Он уже распахнул дверь и ступил на покосившееся крылечко, как Мошкин с неподдельным любопытством окликнул его:
Далеко собрался?
Близко, проворчал Лавр. В садовый нужник. Поищу там гармонию внутри и снаружи.
Правильно, на редкость спокойно и без всякого сарказма одобрил его решение Александр. На природе. Под птичий щебет Кайф! Он картинно закатил глаза и тут же бросил уже в спину удаляющемуся от дома Федору Павловичу:Если кто спросит, я за тобой занял
Лавриков слышал слова соратника, но внешне никак не отреагировал на это. Сказать что-то Санчо, когда тот находился в подобном настроении, означало только одно: нарваться на очередную колкость. Мошкин редко оставался в словесном долгу. Это он только при посторонних выглядел молчуном, а среди своих, где он не стеснялся в высказываниях
При виде подкатившего знакомого «фольксвагена» охранник гаража призывно поднял загораживающий проезд шлагбаум. Семирядин, слегка притормозив возле облаченного в камуфляж крепкого парня с густыми русыми волосами, опустил боковое стекло автомобиля и выглянул в образовавшийся оконный проем.
Куда ставить это реликтовое насекомое? с усмешкой вопросил он.
Однако охранник не оценил его грубого юмора. С постным выражением лица, лишенным каких-либо человеческих эмоций, парень указал широкой лопатообразной ладонью необходимое направление:
Туда. Через три ряда, за вторым столбом
Андрей сделал все в соответствии с этой выданной ему в устной форме инструкцией. Поставил «жука» на полагающееся ему по праву место, закрыл машину на ключ и направился к лифтовым кабинам. Нажал кнопку вызова.
В квартире покойного Владимира, где тот проживал со своей семьей, Семирядин бывал не однажды, но никогда прежде ему не доводилось самому открывать сложные дверные замки в обители компаньона. С ключами возникла небольшая путаница и вышла небольшая заминка, однако в итоге Андрей все же сумел проникнуть в интересующую его квартиру. Он осторожно прикрыл за собой дверь и задвинул внутреннюю щеколду. Несмелые шаги зашелестели по ковровому покрытию. Семирядину явно было не по себе, квартира «почившего» компаньона подавляла его сознание своим тяжелым безмолвием. Андрей замер в центре гостиной, и его взгляд неожиданно пересекся с беззаботным взором Владимира Кирсанова.