Оставьте, перебил ее Карелла. Вы слишком милы и молоды, чтобы сердиться из-за какого-то тупого полицейского.
Я не мила и не молода, а вы вовсе не глупы.
Вам же всего девятнадцать.
В июне будет двадцать.
Но почему же решили, что вы не милы?
Потому что видела и слышала слишком многое. ^
Ну, например?
Ничего интересного, отрезала она.
А правда, Синди?
Синди схватила со стола книги и крепко прижала их к груди.
Мистер Карелла, сейчас не викторианская эпоха. Не забывайте, пожалуйста.
Постараюсь. И все же, объясните, что вы имеете в виду?
А то, что в наше время большинство семнадцатилетних уже видели и слышали все, что только можно увидеть и услышать.
Как же это должно быть скучно, заметил Карелла. И что вы делаете, когда вам восемнадцать? Или девятнадцать?
Когда вам девятнадцать, ответила Синди ледяным голосом, вы приходите к полицейскому, который первым сказал вам, что вашего отца нет в живых. Вы ищете его в надежде сообщить что-то, чего он, возможно, не знает и что может ему пригодиться. Но в результате, как это всегда случается, когда имеешь дело с так называемыми взрослыми, вас постигает страшное разочарование, потому что вас не хотят даже выслушать.
Садитесь, Синди. Итак, что вы хотите сказать мне о нашем снайпере? Если, конечно, это действительно снайпер.
Человек, стреляющий по людям с крыш, конечно, же
Не обязательно.
Но так убиты уже двое.
Если это он их убил обоих.
Газеты писали: такая же винтовка и тот же калибр
Это может говорить о многом, а может и ничего не значить.
Неужели вы серьезно считаете; что это совпадение?
Не знаю, что и сказать, кроме того, что мы стараемся не упустить ни одной вероятности. Послушайте, сядьте, пожалуйста, а то вы начинаете действовать мне на нервы.
Синди стремительно села и швырнула на стол свои учебники. Возможно, за девятнадцать лет она действительно видела и слышала все, что можно, но в эту минуту больше походила на девятилетнюю.
Итак, сказала она, если моего, отца и того другого убил один человек и если он снайпер, думаю, вам обязательно следует учесть вероятность половой мотивации в его действиях.
Да уж непременно.
Синди опять подскочила и стала собирать свои книги.
Детектив Карелла, вы надо мной просто издеваетесь, сердито проговорила она, и мне это совершенно не нравится!
Я и не думал над вами издеваться! Наоборот, я вас очень внимательно слушаю, но, Боже мой, Синди, неужели вы думаете, что мы никогда не имели дела со снайперами?
Что-что?
Я говорю, неужели вы думаете, что в полицейском управлении никогда не было дела, в котором был замешан
О, Синди снова положила свои учебники и села напротив Кареллы. Простите, мне это и в голову не приходило.
Ничего страшного.
Нет, честное слово, я извиняюсь. Конечно же, и как я не подумала, в вашей работе попадается все что угодно. Простите меня.
Все равно хорошо, что вы зашли, Синди.
Правда? неожиданно обрадовалась она.
К: нам нечасто заглядывают милые смышленые девушки, ответил Карелла. Поверьте, это очень приятное разнообразие.
Да ведь я самая обычная американка, разве нет? смущенно улыбнулась Синди. Потом встала, пожала руку Карелле, поблагодарила его и ушла.
Женщина, шагавшая по Калвер-авеню, нс была ни милой смышленой девушкой, ни самой обычной американкой.
Крашеная блондинка сорока одного года с излишествами губной помады и румян, в узкой черной юбке с белыми пятнами от просыпанной впопыхах пудры. К тому же тугой лифчик, белый заношенный свитер и черная лакированная сумочка делали ее очень похожей на проститутку. Именно проституткой она и была.
В наше время, когда проститутки, где бы вы их не встретили, больше похожи на супермодных моделей, нежели на представительниц древнейшей профессии, внешность этой женщины была поразительной, если не сказать противоречивой, Словно ее беззастенчивая манера предлагать свое тело по сути дела лишала ее всяких шансов на успех. Ее одежда, осанка, ^походка, застывшая. улыбкавсе это говорило столь же недвусмысленно, как если бы у нее на груди висела табличка со словами: «Япроститутка». Но вот она проходит мимо, и взору открывается воображаемая надпись, выведенная алымикакими же еще? буквами на ее спине: «Ядрянь! Не трогать!»
Прошедший день выдался непростым. Помимо того, что она была проституткой, а может быть, именно потому что она была проституткой, или, возможно, она была проституткой именно из-за этогоБоже, сколько психологических комплексов приходится учитывать в наше время! так или иначе; но* эта женщина еще и пила. Она проснулась в шесть утра у себя в дешевом меблированном номере, где в трещинах штукатурки копошатся летучие мыши и крысы, и обнаружила, что в бутылке у постели не осталось ни капли. Она быстро оделасьбыстро, потому что редко носила под верхней одеждой что-нибудь, кроме лифчика, и вышла на улицу. К полудню заработала на бутылку дешево. го виски, а к часу дня от нее уже ничего не осталось. В четыре она опять проснулась под шорох из трещин и опять обнаружила, что бутылка у постели пуста. Она одела лифчик и свитер, натянула* юбку, черные туфли на высоком каблуке, напудрила лицо, нанесла румяна и теперь, когда на город постепенно опускались сумерки, брела вдоль знакомой улицы.
Каждый вечер, едва начинало смеркаться, она, пьяной или трезвой, прогуливалась по этим тротуарам, потому что на углу Калвер-авеню и Северной 14-й была фабрика и смена заканчивалась как раз в половине шестого. Иногда, если подфартит, ей удавалось быстренько заработать свои четыре доллара, ну а уж если совсем повезло, она заполучала клиента на всю ночь за целых пятнадцать в доброй твердой американской валюте.
Сегодня она предчувствовала удачу.
Увидев, как из ворот фабрики на противоположном углу выходят рабочие, она была уверена, что ее ждет добыча. Может, даже тот, кто не откажется и выпить, прежде чем они завалятся в постель. А может, и такой, что влюбится в нее без памятискажем, управляющий, а то и сам директор, он полюбит ее глаза, волосы и увезет в свой большой холостяцкий дом где-нибудь в живописном предместье, где у нее будут горничная и лакей и она будет заниматься любовью, только когда этого пожелает. Ладно, хватит, размечталась.
И все же она предчувствовала удачу.
Именно в эту минуту ее настигла пуля. Пуля пробила ей верхнюю губу, разворотила на своем пути десну, гортань и шейные позвонки и вышла наружу, оставив у основания шеи огромную рану.
Пуля расплющилась о кирпичную стену, по которой мертвая женщина сползла на землю.
Это была пуля «ремингтон» 308-го калибра.
Глава 6
Как известно, в условиях демократии все граждане равны перед законом, однако это не всегда касается мертвых. Конечно, наивно полагать, что детектив, расследующий убийство какого-нибудь пьяницы в квартале притонов, потратит все силы и время, чтобы найти виновного. И уж совсем наивно предположить, что безвременная кончина жулика или взломщика вызовет у полицейских что-нибудь, кроме облегчения и мысли: «Туда тебе и дорога!» Да, убийство миллионера и убийство уголовникадалеко не одно и то же. Проститутка, которая ничего ни у кого не крадет, тем не-менее виновна в, нарушении-закона, и потому. согласно, полицейской терминологии, является преступницей. Смерть проститутки на Калвер-авеню вряд ли вообще обратила бы на себя внимание, не будь она убита пулей «ремингтон-308». Но поскольку случилось именно так, то посмертно эта женщина обретала как в общечеловеческом, так и в юридическом смысле гораздо большую значимость, чем ту, которую имела при жизни/.
Человек по имени Гарри Уоллах был «лицом мужского пола, проживавшим либо, постоянно находившимся в обществе проститутки» Бланш Леттиджер, убитой вечером 30 апреля. Искать его полицейским пришлось недолго .на- кого работала Бланш, знали все. Его взяли на следующее утро в бильярдной на Северной 14-й, привезли в участок, усадили на стул и стали расспрашивать. Уоллах был высоким, прилично одетым мужчиной с проседью на висках и проницательными зелеными глазами. Он спросил, можно ли закурить, зажег дорогую сигару, и, откинувшись на спинку стула, с надменной улыбочкой уставился на Кареллу, который начал допрос: