Он вам перезвонил, и что было дальше?
Сказал, что она готова заплатить сорок пять, но надо подождать с деньгами, примерно до июля, она пришлет мне чек, сейчас у нее со средствами туговато. Ну, я решил, какого черта, едва ли меня станет надувать дамочка, которая гоняет на «кадиллаке» шестидесятого года. До июля прокатим ее в долг. Но я еще сказал ему, раз так, пусть оплатит и дорожный налог за обратный путь, хотя обычно я с клиентов этого не спрашиваю. Вот вам и семьдесят пять центов. Дорожный налог.
Значит, туда вы поехали поездом, а оттуда вывезли мисс Дэвис на ее «кадиллаке», верно?
Угу.
Наверное, она была в тяжелом состоянии?
Чего?
Ну, была не в себе.
Это как?
Не знаю, в истерзанных чувствах. Плакала. В истерике билась.
Не сказал бы. Нет, она была в норме.
Я имею в виду Карелла заколебался. Сама-то ведь она машину вести не могла.
Угу, это точно. Поэтому меня и наняла.
Но это значит
Нет, не потому, что она была не в себе или что-то такое.
А почему же? Карелла нахмурился. Багажа было много? Ей с багажом ваша помощь требовалась?
Это да. Ее багаж и ее двоюродной сестры. Та ведь утонула, вы же знаете.
Знаю.
Но с багажом ей мог помочь кто угодно, сказал Облински. Нет, меня она наняла не из-за этого. Ей действительно был нужен именно я.
Почему?
Почему? Да потому, что она машину водить не умеет, вот почему.
Карелла уставился на него.
Вы ошибаетесь, вымолвил он.
Ничего подобного, возразил Облински. Можете мне поверить, водить она не умеет. Я укладывал вещи в багажник, а ее попросил тем временем машину завести, так она даже не знала, с какой стороны к ней подойти. Как думаете, стоит мне с телефонной компанией связываться?
Сами решайте, сказал Карелла, резко поднимаясь. Надо срочно выяснить, за что Клаудия Дэвис выписала чек парикмахеру. Вдруг этот чек наведет его на след?
Салон-парикмахерская находился на Двадцать третьей Южной, рядом с Джефферсон-авеню. Над тротуаром у входа зеленел навес. На нем белой краской было изящно выписано: АРТУРО МАНФРЕДИ. Название фирмы повторялось на стеклянной табличке в витрине, для тех, кто не читает журналы «Вог» или «Харперс базар», табличка гласила также, что у фирмы есть два отделения, одно здесь, в Айзоле, другое в Нассау, на Багамах. Буковками помельче было написано: «Известна во многих странах мира».
Карелла с Хоузом вошли в салон в четыре тридцать пополудни. В маленькой приемной сидели две тщательно причесанные и наманикюренные дамы, шикарно скрестив дорогие и изящные ножкиждали то ли шоферов, то ли мужей, то ли любовников. Обе с надеждой подняли глаза, когда появились детективы, свежевыщипанными бровками изобразили легкое разочарование и снова углубились в журналы мод.
Карелла и Хоуз подошли к столику. Их встретила блондинка с непроницаемой приклеенной улыбкой и голосом школьной выпускницы.
Да? спросила она. Чем могут быть полезна?
Улыбка ее чуть-чуть полиняла, когда Карелла произвел на свет свой жетон. Она прочитала Буковки на металле, глянула на фотографию в удостоверении личности, упакованном в пластик, снова стала непроницаемой и равнодушно-бесстрастным тоном спросила:
Да, что вас интересует?
Вы можете сказать что-нибудь о девушке, которая выписала этот чек? спросил Карелла. Из кармана он вытащил фотокопию чека и положил его на стол перед блондинкой. Блондинка как бы между делом взглянула на листок.
Какая там фамилия? спросила она. Не могу разобрать.
Клаудия Дэвис.
Дэ-вис?
Да.
Не помню такую, сказала блондинка. В число наших постоянных клиентов она не входит.
Но она выписала на ваш салон чек, настаивал Карелла. Седьмого июля. Пожалуйста, проверьте свои записи и выясните, что она здесь делала и кто ее обслуживал.
Прошу прощения, сказала блондинка.
Что?
Прошу прощения, но мы закрываемся в пять часов, и сейчас у нас самое напряженное время дня. Вы должны нас понять. Если вас не затруднит, придите немного попозже
Затруднит, и даже очень, решительно возразил Карелла. Потому что немного попозже мы придем уже с ордером на обыск, а то и ордером на арест вашей документации, а такое иногда приводит в волнение светских хроникеров, и это может прибавить вам известности во многих странах мира. У нас был трудный день, мисс, а дело важное, так что, может, давайте по-хорошему?
Разумеется. Мы всегда рады помочь полиции, с каменным лицом проговорила блондинка. Особенно когда ее сотрудники так хорошо воспитаны.
У нас все такие, откликнулся Карелла.
Седьмого июля, вы сказали?
Седьмого июля.
Блондинка ушла куда-то в глубь салона. Появилась брюнетка и спросила:
Мисс Мари совсем ушла?
Кто такая мисс Мари? спросил Хоуз.
Блондинка.
Нет. Она пошла кое-что поискать по нашей просьбе.
У вас очень привлекательная белая прядка, сказала брюнетка. Ямисс Ольга.
Здравствуйте.
Здравствуйте. Когда она вернется, скажите ей, пожалуйста, что в зале третьего этажа испортилась одна сушка.
Скажу обязательно, заверил ее Карелла.
Мисс Ольга улыбнулась, махнула рукой и снова скрылась в салоне. Через минуту появилась мисс Мари. Взглянув на Кареллу, она сказала:
Да, некая мисс Клаудия Дэвис была здесь седьмого июля. С ней работал мистер Сэм. Хотите с ним поговорить?
Да.
Идемте, кратко обронила она.
Карелла и Хоуз прошли за ней в глубь салона, мимо женщин в фирменных халатиках, они сидели, положив ногу на ногу и спрятав головы в сушки.
Кстати, вспомнил Хоуз. Мисс Ольга просила передать вам, что на третьем этаже одна сушка вышла из строя.
Спасибо.
В мире женских механизмов Хоуз чувствовал себя особенно неуютно. Здесь, в салоне, была атмосфера эдакой хрупкой деловитости, и здоровяк Хоузрост сто восемьдесят пять сантиметров босиком, вес восемьдесят шесть килограммовстрашно боялся, что сшибет бутылочку лака для ногтей, опрокинет ведерко с краской для волос. Они поднялись в салон второго этажа и, глядя на этот длинный ряд гудящих космических шлемов, на женщин со скрещенными ногами в передничках поверх нейлоновых халатиков, Хоуз вдруг открыл для себя что-то новое. Женщины медленно поворачивали ему вслед головы под сушками и явно смотрели на белую прядку на его левом виске.
Ему стало до жути неловко. Ведь у него эта прядь появилась от удара ножом, какое уж тут украшательствочтобы добраться до раны, его рыжие волосы на этом месте сбрили, а выросли уже белые, но многие из этих женщин за такие белые прядки собирались выложить чьи-то нелегким трудом заработанные доллары, и он чувствовал себя не полицейским, пришедшим по серьезному делу, а клиентом.
Это мистер Сэм, объявила мисс Мари. Хоуз обернулся и увидел, что Карелла пожимает руку какому-то вытянутому человеку. Про него нельзя было сказать «высокий», он был именно вытянутый. Так бывает, когда в кинотеатре смотришь на экран сбоку, и истинные пропорции оказываются нарушены, человек становится как бы двухмерным, и это вызывает, как минимум, улыбку. На парикмахере был белый халат, из нагрудного кармана торчали три узкие расчески. В рукетонкой, музыкальнойон держал ножницы.
Здравствуйте, поприветствовал он Кареллу и отвесил полупоклон, европейский по происхождению, но по исполнению американский. Потом повернулся к Хоузу, пожал протянутую руку и еще раз, вежливо повторил:Здравствуйте.
Они из полиции, кратко изрекла Мисс Мари, освобождая мистера Сэма от необходимости быть вежливым, и оставила мужчин одних.
Седьмого июля здесь была женщина по имени Клаудия Дэвис, начал разговор Карелла. Видимо, прическу ей делали вы. Будьте любезны, расскажите все, что вы о ней помните.
Мисс Дэвис, мисс Дэвис, повторил мистер Сэм, касаясь рукой высокого лба в попытке расшевелить память. Минуточку, мисс Дэвис, мисс Дэвис.
Да.
Да, мисс Дэвис. Очень симпатичная блондинка.
Нет, сказал Карелла. Он покачал головой. Брюнетка. Вы думаете о ком-то другом.
Нет, как раз нет, возразил мистер Сэм. Он постучал указательным пальцем по виску, снова будя память. Я все вспомнил. Клаудия Дэвис. Блондинка.