Бабские твои разговоры, сказал Седой, все счета предъявляете да судите, а мужик, он в пропасть падает и не считает, что да как.
Милка рассмеялась.
Мужик с бабой не понимают друг друга, как бы близки они ни были Ладно, хватит об этом. Ты долго будешь здесь отсиживаться?
Не знаю, ответил Седой. Может, Митя догадается приехать? Он про эту хазу знает. Мне его очень недостает. Одинок я, Милка.
А как же твоя?
Чужая она, в сердцах сказал Седой. Холодом от нее веет.
Милка подошла ближе, положила голову ему на плечо, и Седой почувствовал, что размякает. Он повернулся и обнял ее.
В дверь постучалидва раза, как и было условлено.
Это Митя! сказал Седой и отстранился. Пойди, открой ему.
Милка пошла к дверям.
Кто? спросила она.
Митя! последовало в ответ.
Голос был незнакомым.
Что-то не похоже, засомневалась Милка.
Открывай, шалава, раздался голос, а то дверь выбью.
Беги, Седой! крикнула Милка.
Седой прыгнул к окну и распахнул его. При тусклом свете фонаря в саду виднелись какие-то люди, прячущиеся за деревьями. Седой наугад выстрелил. Послышался стон. В то же мгновение дверь затрещала под ударами. Послышалась цыганская речь.
«И здесь они меня нашли, подумал Седой, вот вездесущие, дьяволы!»
Откуда мог знать Седой, что неподалеку от этой дачи, на соседней улице, живут цыгане и что им, конечно, известно: кто-то скрывается рядом. И еще подумал Седой о том, что, может быть, так и не увидит Митю и не успеет с ним перемолвиться хотя бы двумя словами. Он хотел рассказать ему о том, что на земле совсем не осталось близких людей и холод забрался в душу и леденит ее.
Но что-то спугнуло цыган, и они не добрались до Седого. Милицейский наряд, объезжающий поселок, услышал выстрелы и подъехал к даче. Через сады и лес Седой пробрался в безопасное место. Он чувствовал себя затравленным зверем. И такая тоска была в его сердце, что, попадись сейчас Седому любой человек, ему бы не поздоровилось.
А Митя искал Седого. Конечно, он догадывался, где тот может быть, но, сойдя с электрички (дача была неподалеку от станции), услышал выстрелы и сразу же понял, в чем дело. Митя перешел на другую платформу и с первым же поездом уехал обратно в Москву. Видно, дело это решилось и кто-то накрыл Седого в его лежбище, а, значит, надо сказать цыганам, что Седой мертв.
Но цыганская почта работает безотказно, и, когда Митя приехал к цыганам, там уже обо всем знали.
Что скажешь, Митя? спросил его Тари.
Нет больше Седого, прихлопнули его. А ктоне знаю.
Плохо же ты думаешь о своем друге, усмехнулся Тари. Не так-то просто его взять. Ушел он. Спугнули нас. Менты поперек дороги встали, а Седой ускользнул.
«Это он мне нарочно говорит, подумал Митя, чтобы держать на крючке. Только зачем ему это надо? Вообще, зачем я им?»
Этого он понять не мог.
Ты нам не нужен, Митя, словно читая его мысли, сказал Тари, можешь идти куда хочешь, мы тебя не держим.
Куда мне идти?! Нет у меня дороги.
Дорога всегда найдется, сказал кто-то из цыган.
Митя устало подошел к столу, ни на кого не глядя, налил себе водки и выпил.
Я переночую здесь, сказал Митя, а потом уйду.
Тари кивнул.
К тебе счетов нет, проговорил он. Седого мы с тебя списали. Это наша забота.
Глава 8Проклятие
Мгновение человеческого существования в необозримом пространстве времени наводит на печальные размышления. И все же самодостаточность жизни и, главное, самоценность ее для каждогоочевидна. Дар высшего существа, того, кого люди поименовали Богом, жизнь дается человеку на радость каждому. Но иногда над кем-нибудь из живущих повисает проклятие, и жизнь его превращается в ад.
Валерка метался от одного приятеля к другому и беспробудно пил. Он пытался найти хоть какой-нибудь выход из создавшегося положения и уйти от Седого. Единственное, чего Валерка никак не мог взять в толк, зачем он понадобился Седому. Может, он хочет чужими руками провернуть какое-нибудь серьезное делосамому-то уже не под силу! Или Седой использует его как подсадную утку в своей, ему одному известной игре. Но Валерка понимал: все это полуправда, от чего на душе было муторноказалось, он барахтается в сетях и не может освободиться.
Наконец Валерка оставил приятелей и побрел по ночному городу просто так, без всякой цели. Услышав его пьяные бормотания, случайные прохожие испуганно шарахались в сторону. Валерка шел и разговаривал сам с собой.
Схожу с ума, с пьяной тоской констатировал он. И никто мне не поможет. Человек одинок, и нет ему в пустыне друга
Потом он на мгновение остановился, закурил сигарету и снова пошел бродить, не разбирая улиц и переулков.
Неожиданно у него промелькнуло: «А может, это проклятие? Но за что, за что? Что я такого сделал, что мне выпала эта доля?»
Откуда было знать парню, что выбор Седого случаен и взгляд старого вора мог остановиться на любом привлекшем его внимание человеке
Парень и не заметил, как оказался у дома, где жила Алина. Валерка почти машинально поднялся на лифте и позвонил в дверь. Долго не открывали, потом испуганный женский голос тихо произнес:
Кто?
Я, устало проронил Валерка. Открой, Алина.
Замок щелкнул, и на пороге показалась заспанная Алина.
Ты что, сбесился, время уже почти три часа
Плохо мне, вот я к тебе и пришел, сказал он.
Нечего было связываться с кем попало. Ну ладно, ладно, входи.
Она пропустила Валерку и закрыла за ним дверь. Он прошел в комнату и опустился на тахту. Говорить не хотелось. У него было одно-единственное желаниепоскорее заснуть и ни о чем больше не думать. Сон пришел сразу, но он не спас его от раздумий.
Ему снился огромный заброшенный дом со множеством пустых комнат, но где-то, в одной из них, доложен быть человек, с которым ему надо поговорить, чтобы решить что-то очень важное. Но Валерка не мог найти этого человека и бродил как неприкаянный по огромному дому. И страх накатывался на него волнами, и он не в силах был избавиться от одиночества. И все в этом сне сопровождалось тихой музыкой. Отчетливо слышались слова песни:
Душа тоскует, и глаза остыли,
Тревожит память, как осенний дождь,
И только ночь взмахнет крылом унылым,
Я вижу сон, что ты ко мне идешь.
Но дом был заброшен и пуст, и никто не шел к нему навстречу, и душа его тревожно сжималась и падала в гулкое пространство, и эхо отзывалось на это падение протяжным стоном.
Он стонал, ворочался с боку на бок, но сон все не проходил. И все попытки избавиться от одиночества были тщетными. Не мог он найти человека, который сумел бы его успокоить.
Неожиданно Валерка проснулся и сел на тахте. За окном просыпался рассвет. Возле тахты стояла Алина и озабоченно смотрела на него.
Успокоился? спросила она. Ты прямо с ума сходишь. Чего беситься? Надо придумать, что делать, а не переживать. Твой Седойпрошлое, он уже старик и не в такой силе, как раньше. Есть и на него управа. Хочешь, я скажу кое-кому и с ним покончат.
Кому? не поняв, переспросил Валерка. Кому ты скажешь?
Есть у меня люди и посильнее Седого.
Дура ты, очнувшись от сна, сказал Валерка. Не понимаешь ничего. Седойволк, каких сегодня нет. Онволк из прошлого. Ему твои крутыепшик. Уж на что цыгане ни Бога, ни черта не боятся, и то он против них в одиночку ходит. Ему на жизнь свою наплевать. Душа у него кровоточит, и он впереди себя кладбище устроит.
Алина покачала головой.
Тогда сиди возле него и не рыпайся, и ко мне больше не ходи, а то через тебя и я пострадаю. Сбежал от меня, бросил, когда тот цыган с ножом напал!
Это было правдой, и Валерка ничего не мог возразить ей. Отношения и в самом деле шли к своему закономерному концу. Он чувствовал, что девушка смотрит на него другими глазами и есть кто-то, кто интересует ее больше.
«Шалава, подумал Валерка, все они предают в трудную минуту, нечего на них надеяться!»
Злость охватила его.
Ладно, пойду, сказал он.
Выпей кофе.
Не хочется ничего.
Валерка направился к двери. Девушка попыталась загородить ему дорогу, но он отстранил ее и открыл дверь.