Двести долларов? Или четыреста?.. медленно повторила она, осмысливая информацию. Это что, теперь в таких платьях в школу ходят?
На Регину все еще влияли заблуждения собственной юности, насчет того, что девочкам следует одеваться скромно. Мальчикам тоже. В школу особенно.
Было бы платье, почему не сходить? заметил Иван.
Да откуда же я знал, сколько оно стоит? Тряпка, она и есть тряпка! пробубнил сын виновато.
Регина как раз отложила деньги на новый костюм и туфли. И вот теперь все летело к черту, потому что сыночку вздумалось пошалить, видите ли. Нет, она прекрасно понимала, что чисто из педагогических соображений надо не терять голову. Но не могла не терять. Была не в состоянии.
Все правильно. Кого сейчас удивишь платьем за шесть тысяч рублей, за двенадцать тысяч, или даже за все двадцать? С чего это она вздумала сомневаться? С того только, что она сама не ходит в таком на работу?
У тебя совесть есть, скажи, есть? в сердцах сказала она. Подумай еще о девочке. Платьеэто раз, а двав какое положение ты ее поставил? Зачем? Ты головой думать когда-нибудь будешь?..
Мам, ты послушай, я все объясню!
Да что тут объяснять?! она говорила куда громче, чем следовало.
Ей хотелось кричать на Сережку, что бы до него, наконец, дошло. Ей хотелось кричать долго и громко!
И она стала кричать, что-то. Какие-то правильные слова. А Сережка, пользуясь любой ее паузой, принимался, что-то ей объяснять, до нее не доходило, что именно.
Иван покачал головой и ушел на кухню. Хоть бы не уходил, хоть бы
Она же устала! Не только сегодняона от этой жизни устала давным-давно. Все надоело. А сын приклеивает платья к стульямрезвится, видишь ли. А мужуходит, нет его!
Регина упала на стул.
Мама, ты не понимаешь, говорил Сережка. Я же не хотел. Я не знал, что это клей! Мы поспорили, понимаешь? Ну, да, хотел я ее проучить. Ты знаешь, что она натворила, знаешь?..
Да это все неважно. Ты же взрослый уже. Ты отвечаешь за себя, а что бы она там не натворилаэто на ее совести, понял? И не твое дело ее воспитывать, тем более таким образом!
И все это было правильно, и под каждым словом она могла бы подписаться и поставить большую личную печатьесли бы эта печать у нее была
И вдруг она сказала:
Да все я понимаю, глупенький. Только вещи зачем портить? Положил бы кнопочку на стул. Или веревочку к стулу привязал бы, а под ножкиподкладочки с вазелином. Она всталаты подвинул. Сечешь?
Это она сказала?!
Опомнившись и зажав себе рот рукой, Регина бросилась в ванную. Но она успела заметить, как нижняя челюсть ее сына начала медленно опускаться. А из кухни как раз вышел Иван со стаканом воды в руке, и тоже смотрел
Исмех. Да что там смеххохот. Громкий, до рези в ушах, хохот!
Кто это смеется? Не она же сама, в конце концов?..
Оказавшись в спасительном одиночестве, она смогла лишь без сил присесть на край ванны. Предательски дрожали и руки, и ноги, и еще что-то там внутри, и дрожь эта никак не унималась.
Извини. Так получилось, не сдержалась. Тоже от волнения, наверное. Я ведь пошутила, он понял, да? Как ты думаешь?
Что?!
Да успокойся ты, продолжал тот самый голос, неизвестно чей. Каждый должен совершить свой килограмм ошибок. Так говорила моя мама. Оно почему-то ошибки измеряла килограммами. Бывает.
Что?..
Кстати, он не так уж и виноват. Ты, что, не слышала? Он не хотел. А девочкастервоза. Таких учить надо, а то дальше им еще тяжелее придется. И ничего страшного он не сделал. Подумаешьплатье.
Ну, знаешь
Можешь считать, что его подставили. Такое и с большими дядями встречается сплошь и рядом. Так что, пусть лучше, пока малолетний, совершает свой килограмм ошибок. Учится пускай. А то, представьон руководит банком, а его подставили. Представляешь?
Конечно. Банком. Ему бы еще в институт поступить со своей тройкой по физике.
Как будто все до одного банкиры не имели троек по физике! Некоторые физику вообще не знают, спорим? Мы должны быть благодарны жизни за все уроки, которые она нам преподносит. Кто это сказал, не знаешь? Я тоже не знаю. Но умно, по моему.
Слушай, да кто ты? всхлипнула Регина.
Я друг. Тоже мне, нашла, из-за чего пугаться
Кто ты?..
Да какая разница? вздохнул голос-собеседник. Я скоро уйду, и ты будешь жить, как жила. Я это точно знаю. Не обращай на меня внимания, и все.
Вот теперь, только теперь до Регины окончательно дошло, что этот Некто, по хозяйски расположившийся в самом ее сознании, к ней не имеет никакого отношения. Онкто-то другой. Другая личность. Которая, тем не менее, может разговаривать вместо нее, и еще неизвестно, что она сможет при желании. Но это жекошмарная вещь. Так не бывает. То есть, с нормальными людьми не бывает. А Регина еще сегодня утром была самой, что ни на есть, нормальной.
По мере того, как это соображение проявлялось четче и четче, ее охватывал ужаспротивный, липкий такой, удушливый ужас.
Говорю же, я тебе ничего плохого не сделаю, добавил голос. Наоборот, помогать буду, правда! Все будет хорошо.
Убирайся прочь! Немедленно!
Не могу. Правда, не могу. Не знаю, как. Я не по собственной воле здесь, понимаешь? Вот все сделаю, и уйду.
Что сделаешь?
К тебе это не имеет отношения. Но тебе придется мне помочь.
Как это?..
Регина посмотрела на свои руки, на пальцы, знакомые до мелочей, потому что они ее собственные. Ноготь сломанный на правом указательномсегодня сломался
Это же она. Она, такая, как всегда.
Какой-то сон. Дурной, кошмарный.
Мать, с тобой все в порядке? громко стукнув в дверь, спросил Иван.
В порядке, ответила Регина.
Иди спать, посоветовал голос. И плюнь ты на это платье. Ну, что случилось, то случилось. Переживем.
Регинин аппетит действительно куда-то делся, и мысль об остывшей жареной картошке теперь вызывала отвращение. А платье Пусть оно хоть все пятьсот стоит, долларов, это платье. Вот с кошмаром в голове как быть?
Спать. Именно так. Вот что ей нужноспать, спать и спать. Лучшее средство от всех на свете глюков.
Она все же почистила зубы и умылась очень холодной водой. Дорога в спальню была свободной, Сережка с Иваном ужинали на кухне за прикрытой дверью и тихонько, вполне мирно переговаривались.
Ничего. Как-нибудь
На следующий день Регина сдала отчетлегко и просто доделала, переписала и сдала. Потом, конечно, отпросилась, и ее отпустили. Чапаев, их начальник, побурчал немного для виду, но совсем немного, потому что мужик он все-таки был не вредный и умел входить в положение. У самого имелось дома двое мальчишек, не склонных к меланхолии. А фамилия его была, вообще-то, не Чапаев, а Чемзиков, но звали его Василий Иванович, так что, получается, на роду ему написано иметь это героическое прозвище. К тому же первая буква фамилии тоже подходила.
Только, Дымова, уж пожалуйста, будь любезна, к часу на работекак штык! и он посмотрел выразительно, давая понять, что после часа без Дымовой важное общее дело рухнет и погребет под обломками весь их дружный коллектив.
Она пообещала. К часу, так к часу.
Мне, что ли, тоже в школу отпроситься? вздохнула секретарь Ирочка. А то уже вторую неделю собираюсь в парикмахерскую сходить. Не поверите, девочкисовсем на выходных времени нет.
Девочки покивалиони верили и вполне разделяли. И Регина кивнуладерзай, мол! Только у Ирочки дочка, второклассница и круглая отличница. Будет неправдоподобно.
И вообще, тоже, проблемапарикмахерская. А платье за сколько-то там сотен долларов, приклеенное к стулу, и это не считая прочего морального ущербане хотите?..
Итак, Регина поехала в школу. Беседовать с завучем Корнелией Ивановной. По дороге она сочиняла извинительную речь: что сказать Корнелии Ивановне, а чтоматери пострадавшей. Выходило как-то не очень. И вообще, все это было так неприятно. И впечатления от предыдущей беседы с завучем, в прошлом учебном году, когда Сережка то ли разбил стекло в химкабинете, то ли это был не Сережка Насчет стекла до сути так и не докопались, просто все участвующие стороны скинулись и купили новое. А впечатления сохранились. Поэтому настроение у Регины было плохое, и по мере приближения к школе оно только ухудшалось.