Вот так девица, посмотрим, посмотрим, что дальше будет, думал он.
Паркер потерял большую долю своего обычного равновесия. Он это объяснил своим неожиданным наблюдением и решил еще до русской границы окончательно разъяснить все сомнения.
Он не хочет ни маскарада, ни авантюр. Но он еще сам совершенно не понимал, что синий блеск открытого им металла уже нераздельно связался с блеском глубоких внимательно-ласковых глаз этой русской девушки и их тайну, и внутреннюю и внешнюю, для него было открыть еще важнее, чем тайну своего синего золота.
Днем, когда Воронов мирно заснул в купе, Паркер вышел в коридор и постучал к Диковой.
Они стояли у длинного окна и смотрели на плоский, быстро бегущий пейзаж Восточной Пруссии.
Паркер задал несколько незначительных вопросов. Заставил ее вскинуть на него глаза и потом в упор спросил:
Но вы ведь не Таня Дикова? Что за маскарад? Я за вас отвечаю. Кто вы? Где Таня?
Девушка облила его лучистым блеском смеющихся глаз.
Нет, нет, я, конечно, не Таня Дикова. Я ее астральное тело, засмеялась она. А Таня испарилась сквозь крышу вагона.
Но я не шучу, настаивал Паркер.
А если вы не шутите, то
Что то? перебил он.
То но я же видала, сколько вы выпили за завтраком, недостаточно для этого Значит, у вас с Вороновым запас в купе, и она лукаво посмотрела на него.
Почему вы мне не отвечаете прямо на мой вопрос? продолжал настаивать Паркер. Я спрашиваю, вы Таня Дикова или нет?
Странно, ответила девушка смеясь. Ну что с вами, м-р Паркер? Ну конечно, я Таня Дикова.
Честное слово?
Честное слово.
Значит, та была не Таня Дикова?
Нет, и та была Таня Дикова, подчеркивая слово «та», ответила она, все еще смеясь.
И в этом даете слово?
Конечно, даю.
Паркер был смущен. Голос девушки звучал так искренне. Глаза были такими бездонными. Он не мог не поверить. И только удивлялся самому себе.
«Значит, вагонное освещение так изменило их цвет, или я плохо рассмотрел их в Париже», старался он найти объяснение своим больше чем сомнениям.
Простите меня, мисс Дикова. Я не знаю, что со мной сделалось. Какая-то фантасмагория. Все, что связано с вашей родиной, окутано в какую-то фантастику. Вот, вероятно, в моем воображении это и сконцентрировалось на вас. Какое-то раздвоение.
Я надеюсь, что не будет растроения и вам завтра не покажется опять что-нибудь необыкновенное в моей персоне.
Нет, нет, не будем больше об этом говорить, тогда я приду в себя, смеясь, прервал Паркер.
А мне хочется довести разговор до конца, раз вы его начали, продолжала Таня. Теперь я прошу вас ответить на мой вопрос. Говорили ли вы что-нибудь о ваших сомнениях Воронову? Она прищурилась и из ее глаз исчезли все синие искры и осталась только сталь.
Но почему вы спрашиваете? ответил он вопросом, вы же говорите, что вы Таня Дикова. Не все ли вам равно?
Да, я повторяю в последний раз и настаиваю, чтобы вы мне поверили, что яТаня Дикова. Только при этом условии я поеду с вами в советскую Россию. В противном же случае я выйду на первой же станции и вернусь обратно в Париж.
Нет, я верю. Вы останетесь. Я не буду больше спрашивать. Но все же, не все ли вам равно, что я говорил Воронову?
Нет, не все равно! Они ведь фантазеры и полны подозрения и особенно к намэмигрантам. Закиньте в него сомнение в моей самоличности и он мне, да и вам, покоя не даст.
Нет, я ничего не говорил и, если хотите, не скажу.
Ну, тогда все хорошо, ответила девушка и опять насмешливый огонек блеснул в ее глазах.
А в ответ на это у Паркера опять вспыхнуло сомнение. Но он старался его заглушить. Он же обещал верить.
IIIЧЕРТА ПЕРЕЙДЕНА
Татьяну Дикову требуют к начальнику, раздался голос в коридоре вагона, когда поезд еще не успел подойти к советской пограничной станции. Статный молодец в длинной шинели с револьвером на поясе заглядывал во все купе.
Паркер вышел в коридор одновременно с Таней.
Почему такое исключительное внимание? спросил он некоторым беспокойством в голосе. «Зачем только ее мне навязали, придется возиться»мелькнула у него мысль.
Не беспокойтесь м-р Паркер, это они оказывают мне внимание потому, что я эмигрантка. Довольно необычный случайпассажирка с таким паспортом, засмеялась Таня.
Идемте вместе, сказала она, обращаясь к Воронову. Теперь вы будете моим проводником. Я ведь боюсь начальства.
Воронов покровительственно повел ее к начальнику пограничного пункта.
Вот, товарищ Гнейс. Вы вызвали гражданку Дикову. Познакомьтесь. Едет переводчицей при мне. Симпатичная барышня. Парижская белогвардейка. Ну ничего, я ее приучу. Останется довольна путешествием, засмеялся он.
Гнейс очень вежливо учинил допрос Тане. Он уже все знал о ней. Он даже пошутил о парижских ресторанах, где и ему прислуживали русские, а потом, точно обрезав, сказал:
Обыскать ее. Идите в соседнюю комнату и разденьтесь.
Нет, я не буду раздеваться, спокойно ответила Таня.
Как не будете, когда я говорю, что будете? Хотите, чтобы вас раздели?
Он встал и подошел к Тане.
Вы можете со мной сделать, что угодно. Но вряд ли ваше начальство похвалит вас. Если меня заставят раздеться, я дальше не поеду. Вы хотите осложнений с Компанией редких металлов? Что вам от меня надо? Оружие? Вызовите вашу служащую и пусть она в вашем присутствии меня обыщет. Большего вы от меня не получите.
Гнейс не привык к таким ответам, и Воронов, зная, какой властью он обладает, с удивлением залюбовался Таней.
Ай да девица, подумал он. Если так будет продолжать, несдобровать у нас.
Он не смел вмешиваться в разговор. Гнейс с минуту размышлял, потом крикнул:
Павлова, обыщите эту женщину в моем присутствии.
Таня подняла руки, и Павлова умелым движением быстро обшарила ее с ног до головы.
Револьвера на ней не оказалось.
Идите, но помните, что вы в нашей власти.
Помню, помню, очень хорошо помню, что вы меня пугаете, ответила Таня. Я и сама понимаю, где я нахожусь.
А вы его ловко обрезали, барышня, говорил Воронов, возвращаясь с Таней в вагон. Небось, не привык к таким ответам. Хоть он и охраняет интересы нашей страны, хоть я и коммунист, но вы, право, молодец. Нам бы таких побольше. Только смотрите, у нас не любят таких, как вы. Начальство приказало и подчиняйся.
Паркер не без беспокойства ждал своих компаньонов.
Что же со мной случится, ведь я под вашей защитой, сказала, улыбаясь, Таня. Ведь правда, Иван Иванович, я все сделала, что было надо? Вот и впустили меня. Нашли, что не опасна для советского государства.
Поезд тронулся по русской земле. Стоял конец марта, но все еще было покрыто снегом и реки скованы льдом. Только на больших реках снег почернел и кое-где вода показалась поверх снежного покрова. Странно было смотреть из окна вагона, как нескончаемые обозы везут по этой воде сено или какие-то кули.
Еще до настоящей воды далеко. Лед толстенный. Снега много на нем. Большая тяжесть, вот вода и показалась из-подо льда. А под ней крепконе провалишься, пояснял Воронов.
Скоро въехали в полосу лесов. Снег огромными хлопьями лежал на елях, а лиственные деревья стояли совсем голые.
Все трое сидели вместе в большом купе мягкого вагона. Паркер и Таня смотрели в окна и иногда обменивались короткими фразами.
Воронов сидел в глубине купе. Он изредка поглядывал на Таню и с усмешкой вспоминал, как она, выпрямившись, стояла перед страшным Гнейсом.
Небось, силу свою знает, помнит, что у нее в Париже осталась такая заручка. Но все же молодец, бой-девица, думал он.
За свою длинную революционную карьеру много насмотрелся он на женщин всяких возрастов и положений. Давно, в те первые годы революции, когда он еще носил матроску и обычно был обвешан пулеметными лентами, была в нем бурная радость всеобщего разрушения. Все было дозволено. Не было никаких преград. Честно служили революции.
Лили кровь за укрепление советской власти, а за это получали все, что было надо. Пищу, вино, одежду, женщин. Просто входили и дом и брали что хотели, что было надо и не надо.
Первой была жена офицера со своего же корабля. Взял ее обманом.