Воронов нравился Паркеру гораздо больше, чем Ланг, которого он уже прозвал жабой. Его привлекало могущество этого человека и его цветущее здоровье. Он был предупрежден, что в деловом отношении он ничего не значит и как-то сразу настроил себя, что к Воронову надо относиться как к конвою или особому телохранителю.
Поезд плавно укачивал пассажиров, и Воронова с Паркером скоро потянуло ко сну.
Уже все спало кругом, когда Таня вышла из купе. Она быстро прошла несколько вагонов и остановилась на площадке одного из них.
Через пять минут молодая женщина в пальто с меховым воротником внакидку шла по полутемным коридорам к спальному вагону. Вошла в купе и юркнула на верхнее место.
Все кругом крепко спало.
Утром пошли втроем в вагон-ресторан пить кофе.
Таня с улыбкой болтала то с Вороновым по-русски, то с Паркером по-английски и старалась служить между ними переводчицей.
Воронов был доволен. Чистая скатерть. Вкусное кофе. Против него красивая молодая женщина. Но это не просто его служащая, к которым он привык у себя дома. Какая-то не совсем своя, хотя и русская. Таких он еще не встречал и эта новизна как-то дразнила его и он не мог найти с ней подходящий тон.
Что сказать, поля здесь у немцев в порядке. Но и у нас так скоро будет. Дайте немного сроку, говорил он. Вот вы, барышня, назад вернетесь, своим расскажите, как в Советском Союзе хорошо. Завидно станет. Но только чтобы никакой контрреволюции. На этот счет у нас вот как строго, даже с таким привлекательным женским полом. Чуть что, примут меры и там уже не отвертишься.
Молодая девушка поправила тонкой рукой свои светлые волосы и сказала, улыбаясь:
Иван Иванович, не пугайте, я не боюсь. А когда найдете нужным, принимайте меры.
Паркер довольно безразлично слушал русскую речь. Он не мог следить за разговором. Он сидел рядом с Таней, а напротив них был Воронов.
Когда он заговорил с Таней, она пила кофе, наклонялась над столом и, не смотря на него, отвечала.
Все было так просто и ясно. От Бернье он знал, что за девушка дана ему в переводчицы, и он спокойно беседовал с ней как с женщиной своего круга. В течение разговора его только немного поразил акцент собеседницы.
«Точно вчера это был другой акцент», мелькнула у него в голове мысль и он сам усмехнулся ее несуразности.
Но вот Таня во время разговора подняла на Паркера глаза, как раз в тот момент, когда он на нее посмотрел.
«Что за наваждение, подумал Паркер, ведь это другие глаза. Те-то серые я хорошо запомнил. И эти серые, да не совсем. В них какой-то синеватый отблеск. Да, но ведь это та же девушка. Те же густые светлые волосы, тот же правильный овал лица с тонкой линией губ. Совершенно та же улыбка, показывающая ряд крепких и белых зубов. Даже тот же часто повторяемый жестпоправлять длинными пальцами прядь волоси даже ногти так же выкрашены в красный цвет. Не мог же он со вчерашнего дня забыть ее лицо. Конечно, это то же лицо, в этом нет никакого сомнения».
Однако откуда взялся этот синеватый отблеск в глазах? Он придает им особую глубинуточно два густо-дымчатых сапфира смотрят на него. В этих глазах больше спокойствия и какая-то не женская уверенность.
Паркер почти демонстративно протер свои очки. Но у него было достаточно выдержки, чтобы не выдать своего удивления. Он продолжал разговор.
После кофе они разошлись по своим купе.
Ну и переводчицу нам с вами, мистер, дал француз. Удружил, нечего сказать. Воронов благодушно старался объясняться на смеси двух языков. Как говорится, «царь-девица». Не бойтесь, не бойтесь это один из немногих случаев, когда нам позволено употреблять слово «царь». Она еще боится, ерепенится. Ничего, ничего, пока до Урала доедет, сделается податливой.
Паркеру не нравился этот разговор, который к тому же он с трудом понимал. Но ему не хотелось в первый же день обрывать Воронова. Надо было найти с ним верный тон. Он забаррикадировался тем, что не понимает Воронова и взял книжку.
Его очень интриговало то, что он заметил за кофе и скорее хотелось проверить свое наблюдение. Он несколько раз выходил в коридор, но Таня сидела у себя в купе.
Эрика Паркера, молодого химика, специалиста по металлам, давно тянуло посмотреть на Россию. Он много читал о том, что там происходит и, наконец, потерял всякое суждение об установившемся там режиме. Надо было самому посмотретьединственный способ понять.
Случай представился очень удобный. Эрик работал над редкими металлами. Ему хотелось побывать на уральских рудниках и удостовериться, что в России в последнее время действительно были обнаружены интересные полиметаллические руды с большим содержанием таких металлов, как молибден, тунгусен, кобальт, ванадий и другие.
У него была тайная мечта проверить свое лондонское лабораторное открытие, о котором он ни с кем не говорил. Производя анализ образцов полиметаллических руд, доставленных откуда-то из Восточного Туркестана, ему как будто удалось выделить какой-то неизвестный металл. Когда он его освободил от всех примесей, то его крупинкион получил только крупинкиоказались сверкающего синего цвета. «Синее золото», подумал он и подбавил несколько крупинок синего золота в расплавленное железо. Охлажденный сплав ничем не отличался от простого железа. Паркер обдал его водой, чтобы он скорее остыл, и забыл про него.
А на следующий день он был совершенно поражен, найдя железную болванку без всяких признаков ржавчины. Опыт не удалось повторить. У него не было больше сырья и он побоялся истратить последние несколько крупинок своего синего золота.
Потому-то он с такой охотой решился сразу бросить все в Лондоне и быстро собрался для поездки на Урал. Ему было немного жалко бросить библиотеку и лабораторию на четыре месяца и досадно было, что он не увидит своих лодочных гонок и не будет свидетелем победы синего Кембриджского цвета над голубым Оксфордским. Он вперед был уверен в этой победе, потому что всего лет десять тому назад, сидя на втором весле, был участником одной из них.
Паркер ехал в Россию наблюдать и искать. Наблюдать интересный социальный опыт, производимый в таком широком масштабе, и искать свое синее золото. Появление женщины-переводчицы в Париже ему не понравилось, но он должен был принять во внимание просьбу директора французской компании.
Теперь его раздражало это странное наблюдениене мог же он ошибиться? Но вместе с тем, хоть он и не сознавал этого, хоть никогда бы, кажется, не признался в этом, если бы и сознал, его уже манил дымчато-синий блеск глаз этой молодой девушки, в самом имени которой он вдруг перестал быть уверенным.
Не напоминал ли ему этот блеск тех блестящих синих крупинок, которые ему удалось добыть в лондонской лаборатории?
За завтраком он сел рядом с Вороновым, посадив Дикову напротив себя. Он сделал это под предлогом, что ей одной будет свободнее.
Она опять начала непринужденную беседу с обоими спутниками, все время переходя с одного языка на другой. Расспрашивала Воронова об условиях жизни в России и не боялась обнаружить свое полное незнание ни этих условий, ни каких-либо подробностей о советском режиме.
Воронов был удивлен ее невежеству.
Вот она, эмиграция-то. У нас всякая пятнадцатилетняя девчонка знает о пятилетке и о всех завоеваниях революции. Ну ничего, ничего, барышня, мы вас скоро научим, если только хотите учиться.
Но неужели вы действительно ничего не знаете о пятилетке? удивленно спросил ее Паркер.
Она подняла глаза, и они обдали его синим блеском. Чуть-чуть задорный огонек блеснул в них на одно мгновение.
Конечно, не знаю. Никогда этим не интересовалась. Какое мне дело, что там была или есть какая-то пятилетка?
Нет, конечно, я не ошибся, подумал Паркер, это не те глаза, у них не тот цвет. Те были совсем серые, а у этих синий отлив. В этом не может быть никакого сомнения.
Но какой это был отлив! Он погружал в себя собеседника, увлекал его куда-то внутрь, не позволял оторваться.
Так казалось Паркеру. Воронов тоже видел этот искрящийся взгляд, тоже окунался в него. Но потом вдруг он менялся и становился порой каким-то совсем стальным. Как у того высокого начальника, которого он только изредка видал и взгляд которого заставлял его терять самообладание. Он отворачивался. Эта переменчивость взгляда мешала Воронову поддерживать беседу с Таней. Он начинал сердиться, а в этот момент опять сноп лучей обдавал его, и он невольно тянулся к ней.