Паркер подошел к сейфу у окна. На нем лежали старые бумаги, заляпанные пятнами кофе. Но внутри покоилось оружие московской резидентуры МИ-6три девятимиллиметровых «смит-и-вессона», присланных в прошлом году с диппочтой на замену старым «браунингам». Новые пистолеты были надежными, разве чуть великоватыми. У каждого в обойме по девять патронов. Девять попытоквполне достаточно даже для неопытного стрелка.
Паркер распахнул дверцу сейфа и запустил руку внутрь. Прошло, наверное, полминуты, прежде чем он осознал, что сверток с оружием исчез.
Долинг так и не понял, проснулся он случайно или услышав свое имя. Но, протирая глаза, заметил в полумраке силуэты двух фигур, стоящих в дверях камеры.
Вставайте, одевайтесь, голос звучал грубо.
Что происходит?
Ему не ответили. Еще сонный, он натянул робу, почувствовал, как на плечи ему набросили пальто, подтолкнули в коридор и повели тем путем, о котором он уже перестал мечтать. Двери тюрьмы были открыты. Открыты! За ними был лишь ветер, да тихонько урчал мотор автомобиля. Долинг бросил взгляд на часы на приборном щиткепервый час ночи. Он откинулся на сиденье, наслаждаясь видом без решетки на переднем плане.
Через пять минут его пересадили из машины в вертолет, предварительно надев наручники. Один из сопровождающих его мужчин в бежевом пальто сел рядом с ним, другой, тоже в бежевом, устроился на переднем сиденье. Оба безликие, оба одного размера, оба того цвета, который никогда не менялся.
Приземлившись, они спрыгнули на площадку, окруженную машущими ветвями деревьями, и под луной, стремительно несущейся сквозь рваные облака, под неистово бьющимися над головой лопастями винтов, напоминающими крылья гигантской птицы, пряча лица от ветра, все побежали к полицейской машине. Картина показалась Долингу мрачной и нереальной. Всего двадцать минут назад он спал в своей камере, а теперь очутился в совсем другом мире.
Машина выехала на шоссе А-3, ведущее к Лондону. Четверо сидящих в ней молчали. Долинг понимал, что расспрашивать бесполезно. А кроме того, он их всех давно знал. Знал их манеру сидеть, держать руль, не смотреть в его сторону, молчатьвсе это делалось по отработанному шаблону. Все онии он и его конвоирыодинаковые, но только он однажды свернул в сторону, пошел своим собственным путем. Кто скажет, что он был неправ?
Боже мой, они въезжали в Лондон! Брикстон, Кеннингтон, где он смотрел крикет, набережная, Вестминстерский дворец. Все по-прежнему оставалось на своих местах, ничего не изменилось. Только улицы пустые. Но время было позднее, город спал.
У Долинга отчаянно колотилось сердце. Еще бы! Ведь они проезжали мимо здания парламента, мимо Аббатства, куда он ходил каждое утро молиться сначала ребенком, а спустя годы слушателем Шпионской Школы, как пресса окрестила Вестминстерскую школу с ее розовыми футбольными цветами. В конце концов он оказался отнюдь не единственным шпионом, который ходил под священными сводами Вестминстера, разве не так?
Впрочем, сейчас не время предаваться воспоминаниям. К черту, не стоят они того. Глупо думать, что все могло бы сложиться иначе, вернись те далекие времена, когда его по утрам будил перезвон Биг-Бена и он свято верил, что край света проходит по Виктория-стрит.
Беги от этих людей, спрячься от них в прошлом, пока воспоминания о нем окончательно не потускнели. Пока сохранилась память о тех летних днях, когда ты возвращался домой из детского городка на Винсент-сквер с газетным кулечком жареного картофелятонкие ломтики отдавали уксусом. Скройся в своем детстве, там они тебя не достанут. Если бы это было возможно!
Долинг терялся в догадках, куда его везут. На конспиративную квартиру, в другую тюрьму? Маршрут был ему незнаком. Вот они свернули на Кенсингтон-Черч-стрит. Почему именно сюда? Снова поворот направо. Но это же Не может быть! Долинг не верил своим глазам. Эмбэсси-Роупосольский квартал. Вот оно слева, чуть в глубине от дороги, советское посольство. Машина снизила скорость и остановилась. Боже мой, что эти подонки задумали?
Охранник, сидевший справа, опустил стекло, и в окне автомобиля показалось знакомое Долингу лицо, обдуваемое ветерком.
Доброе утро, Джеймс, сожалею, что пришлось разбудить вас так рано.
Долинг недоверчиво смотрел на него.
Мы подумали и решили передать с вами наше предложение. Посмотрим, как вам это удастся. Голос мужчины звучал равнодушно, словно речь шла о пустяке, о мелкой услуге.
Долинг огляделся вокруг. Темно, кругом какие-то кусты. Лишь в посольстве, на третьем этаже, горело одинокое окно. Над деревьями пролетела сова или какая-то другая ночная птица.
Охранники вывели его из машины и сняли наручники.
Теперь вы сам себе хозяин. Идите и сделайте то, что вам скажут.
Долинг медленно повернулся к собеседнику.
Что я должен сделать? прошептал он. Ради Бора, я не понимаю, что происходит.
Ничего особенно, приятель, просто мы привезли вас сюда повидаться с вашими старыми друзьями, вот и все. Но по правде говоря, человек доверительно наклонился к уху Долинга, маленько припекло, и мы согласились на ваше предложение. Вы покажете нам, а мы покажем вамкак это делают маленькие мальчики и девочки. Неужели не помните? Покажут друг другу, и никому ни слова. Понятно?
Допустим, я откажусь, решил покапризничать Долинг. Я ведь пойду к незнакомым людям, не так ли?
Зачем вы так? улыбнулся человек. Они вас знают и предупреждены о вашем визите. Он облокотился на машину. Мы подождем вас здесь. Да, кстати
Что?
Не утруждайте себя понапрасну и не пытайтесь вылезти через окно туалета. Оно заперто.
Человек еще раз улыбнулся.
Итак, он положил руку на плечо Долингу, вы им скажете следующее
Долинг вернулся через двадцать минут. Еще до рассвета он был в своей камере, никто в тюрьме так и не узнал о его ночном путешествии.
Харрисон повертел в руках кофейную чашку и осмотрелся вокруг, куда бы ее поставить. В окне его взгляд мимолетно отметил размытый расстоянием силуэт Собора святого Павла.
Его вызвали, он прибыл и только что узнал зачем.
Мы сделали русским предложение. С ним разговаривал кто-то из начальства, Харрисон не знал его имени, хотя уже видел это лицодвойной подбородок, яркие пятна румянца на толстых щеках, лысый череп, если не считать легкомысленных редких кудряшек над ушами.
Простите, какое предложение?
Мы предложили им раскрыть нашего человека в обмен на их агента.
Я даже не знал, что у них кто-то есть. После Долинга, я имею в виду.
Надеюсь, вы нас простите, что мы вас не посвятили.
Это был щелчок по носу, который не следовало совать, куда не надо. Голос собеседника звучал непроницаемо-вежливо, но в его акценте, который дает только воспитание в привилегированных частных школах, слышалось едва заметное презрение. Темно-серый костюм сидел безупречно. Подбородок слегка вздернут.
Почему мы идем на жертву именно сейчас? Харрисон ловил малейшее движение начальника.
Третий из присутствовавших в комнате, молодой помощник, открыл было рот:
Я думаю, что
Помолчите, Найджел, предоставьте это мне, перебил его начальник. Настало время раскрыть нашему гостю парочку секретов. Он откинулся назад и, прищурившись, оглядел Харрисона. Дело в том, что мы должны начать все с начала. Дело Долинга сильно навредило нам. Хозяин кабинета положил руки на стол. И продолжает вредить, поскольку еще не закончилось. Мы должны вырвать его с корнем и на новом месте посадить новое дерево. Он вынул из кармана платок, высморкался, тщательно промокнул ноздри и верхнюю губу и, удовлетворенный проделанной процедурой, спрятал платок обратно в карман.
Давайте взглянем на ситуацию непредвзято. Со старым покончено раз и навсегда. Россия вошла в новую эру. Болото всколыхнулось, впервые за десятилетия двинулась очередь к власти, новые люди начинают делать карьеру. Это потрясающе! Вы следите за ходом моей мысли? Начальник помолчал, опустив голову. Хотите, я открою вам секрет? Среди новичков нет ни одного нашего человека. Ни одного Ни агента, ни новообращенного, ни даже сочувствующего нам. Ни единой души. О, конечно, у американцев, я думаю, найдется пара-другая, у них всегда кто-то есть. Они платят больше. Может, и немцы преуспели, они ведь предлагают всему миру разделить вину. Но мы пока на нуле, мы только начинаем. Он взглянул на чашку в руках Харрисона. Хотите еще?