С твоей стороны очень любезно начал Калягин.
Тамара дотронулась до его руки.
Чепуха. Может, конечно, у вас в Кремле затеяли бал-маскарад, но если нет, то значит, ты попал в беду, и этого для меня достаточно.
В эту минуту Калягин любил ее больше, чем когда-либо. Она всегда говорила напрямую и действовала, как таран. Очаровательная непосредственность!
Нам нужна крыша над головой, сказал Калягин. Хотя бы на час-другой. Мне надо придумать, что делать дальше. Пока я этого не знаю.
Зазвонил телефон.
Да Нет, я занята Я же сказала, Борис, что занята. Отстань, не до тебя. Тамара повернулась к Калягину. Это Борис звонил, один мой поклонник. Итак, ты не знаешь, что делать дальше. Неожиданно ее глаза сузились. Но что же ты натворил, дружокслопал всю партийную икру? Посеял ключ от персонального сортира? Что произошло? Она встала. Приготовлю кофе. Кажется, вам сейчас не помешает.
У Потаповой глаза закрылись сами собой, и она безжизненно привалилась к огромному плюшевому мишке. Калягину даже показалось, что рядом с медвежонком она чувствует себя в безопасности. Игрушечный зверь относился к той категории сувениров, которые неизменно сопутствуют каждой эстрадной звезде. Только поэтому Тамара, наверное, и приобрела его.
В комнату вернулась хозяйка с чашками.
А ты чего здесь до сих пор торчишь? напустилась она на Юрия. Я вижу, тебе стало получше. Вот и пойди погуляй. Поезжай куда-нибудь на метро, будь поближе к народу.
Юноша громко фыркнули отставил тарелку с кремом.
Я надену твой шарф, пробурчал он.
Бери, что хочешь. Здесь все твое.
И Тамара громко запела на ломанном английском. Юрий понял, что это последнее предупреждение и поспешил унести ноги, громко хлопнув за собой входной дверью.
Какой он еще ребенок! сказала Тамара Калягину. Что мне с ним делать, ума ни приложу. Это сын моего непутевого братца, который оставил мне чадо и у мотал в свое посольство в Пекин. Когда вернется, неизвестно. Пришлось приютить сироту.
Она занялась приготовлением кофе. Порылась на полке, достала оттуда жестяную коробку и заглянула внутрь.
Тут осталось немного печенья, будешь?.. Твоя подружка, похоже, заснула. Наверное, наше общество показалось ей скучным. Тамара ухмыльнулась. Но теперь мы остались одни.
Калягин знал, что это у нее напускное. Она постоянно шутила и дурачилась, словно боялась серьезного разговора. Однажды он спросил, счастлива ли она. «Это к делу не относится», ответила тогда Тамара. А сейчас? Сейчас его это абсолютно не интересовало, не могло интересовать. Все, что было между ними, давно прошло.
Она прижалась к нему.
Ну, как я тебе? Хороша собой? Возбуждаю тебя? Или уже потаскана, как старая шлюха? Ну, Дмитрий, скажи хоть одно слово. Целый год мы не виделись. Должно же в тебе что-нибудь остаться. Хотя бы на благодарность я могу рассчитывать?
Я испытываю к тебе гораздо большее, чем благодарность, и ты это прекрасно знаешь. Но сейчас у меня большие трудности. Он покачал головой. Нет, я не так выразился. Не просто большиеневероятные! Пойми.
Она сняла руки с его плеч.
Я хочу помочь тебе. Может мне поговорить с кем-нибудь? Знаешь, я по-прежнему вижусь с Брежневымис вдовой и с сыном. Его сын может замолвить за тебя словечко.
Брежневский сын сейчасникто. Калягина разозлила ее наивность. Не будь ребенком, Тамара. Я член Политбюро. За таких людей, как я, не заступаются. Одно из двух: либо я на коне, либо меня вообще нет; третьего не дано. Сейчас я близок ко второму варианту, я уже почти мертв.
Ему слегка изменил голос, и они оба заметили это.
«Я теряю голову, мелькнула у него мысль. Надо взять себя в руки и найти выход. Слава Богу, у меня еще остались друзья».
Калягин отвел сонную Потапову в спальню и заботливо уложил на кровать поверх швейцарского покрывала. Птицы на цветастых обоях комнаты улетали в голубое небо.
Она много для тебя значит? спросила Тамара.
Очень. Может, не в том смысле, как ты подумала, но она для меня больше, чем коллега, больше, чем товарищ. Мы разделили общую судьбу, и я ее ни за что не брошу.
Он повертел в руках кофейную чашку.
Долго мы не можем оставаться у тебя. Если узнают, что я здесь был, тебе грозит большая опасность.
Это не имеет значения
Сергей может подумать иначе.
Тамара пожала плечами.
Мы с ним разошлись.
Извини, не знал. А почему?
Я сама до сих пор не знаю. Однажды вечером мы в очередной раз поругались и легли спать, так и не помирившись. Наутро тоже не разговаривали до обеда. Потом я ушла на прослушивание записи и вернулась только к вечеру. Дома его уже не было. Он ведь у нас настоящий артист, тихо сказала Тамара. Без драмы в конце просто не может. На самом деле я потеряла не его, а кого-то другого. В окружении слюнявых поклонников я прошла мимо настоящего мужчины.
Она с надеждой взглянула на Калягина, но тот смотрел в окно.
Я не уверена, что понимаю тебя, Митя, в политике я ничего не смыслю. Тебе это хорошо известно. Знаю лишь, что партиямой ум, моя совесть и моя честь. Тамара усмехнулась. Была минута в моей жизни, когда мне показалось, что это правда.
Калягин, похоже, не слышал ее. Столько забот, столько планов переполняло его все эти годы, и вдруг разом все оборвалось. Внутренний голос советовал ему смириться, сдаться и ждать. Будь, что будет.
Снова зазвонил телефон. Тамара некоторое время неподвижно смотрела на аппарат, потом сняла трубку.
Да Зачем? Почему именно сию минуту? Что за срочность?Но не раньше, чем через двадцать минут. Она повесила трубку.
На ее лице появилось озабоченное выражение, которого раньше не было. Тамара порылась в своей сумочке и достала связку ключей.
Происходит что-то нехорошее, Митя. Что-то очень нехорошее. Возьми ключи, моя машина стоит перед подъездом, ты ее должен помнить. Похоже, кто-то пытается обмануть меня: попросили срочно приехать домой к моему импресарио, якобы какие-то неприятности с моим оркестром и ждать нельзя. Такого раньше никогда не случалось. Скорее всего, меня просто хотят выманить из дома.
Калягин резко поднялся со стула.
Я не имею права ничего тебе объяснять, но благодарю от всего сердца.
Неожиданно она повисла на нем. Калягин чувствовал на щеке ее густые мягкие волосы, ощущал прикосновение ее полного тела. «В последний раз». Они оба знали об этом.
Почти на себе он довел еще не очнувшуюся Потапову до прихожей, где они молча надели пальто и обувь. Так ни одного слова и не было сказано, когда они вышли на лестницу. Прежде, чем дверь за ними закрылась, Калягин оглянулся через плечо. Тамара улыбалась. Если бы он знал ее хуже, то мог бы подумать, что ей сейчас смешно.
Могу я вас попросить пока подержать это у себя? сказал Калягин Потаповой, когда они в черном «мерседесе» съезжали с горки по направлению к проспекту, и протянул ей пистолет. Он был уверен в твердости Потаповой. Если переломить ее отчаяние, то можно рассчитывать на нее в любом деле.
Потапова молча спрятала оружие в сумку. Их «мерседес» влился в утренний поток легковушек, грузовиков и автобусов, развозящих советских граждан в предназначенные для них места.
Внезапно Калягин подрезал идущие рядом «жигули» и свернул на юг, к реке.
Несколько машин сердито просигналило вслед. О чем раньше думала эта сволочь в иномарке?
Сука, мать ее! Из всех сук сука!.. Перминев мерил шагами прихожую, стуча каблуками по паркету. Любого другого на ее месте он бы измордовал до полусмерти, а потом бросил в камеру на Петровке. Любого, но только не Тамару Рыжову, только не эту тварь.
Он успел накоротке пролистать ее дело. Знакомая Брежневых, наперсница горбачевской жены, фаворитка по крайней мере трех членов Политбюро, которые совсем одурели, кобелируя вокруг этой певички, но никак не могли добиться ее благосклонности. С ней надо быть осторожным, очень осторожным. Даже когда с Калягиным будет покончено, сам-то Перминев никуда не денется, по-прежнему останется в этой стране, наедине со всеми ее поклонниками. Так что надо быть предельно осторожным.
Не хотите пройти в комнату, товарищ? услышал Перминев женский голос сзади и со злостью резко повернулся навстречу Рыжовой.