К тому же Калягин прихрамывал, стараясь загребать снег правой ногой, и тихонько матерился себе под нос, когда оскальзывался. Одно из главных правил маскировки гласило: измените походку, если не хотите быть узнанным. Он не забыл этого. В первую очередь человека узнают по походке, по его характерным движениям, и лишь затемпо внешности.
Еще со двора Калягин услышал крики, но не придал им значения. И лишь поднявшись на несколько ступенек в подъезде, он узнал голос. Несколько мгновений Дмитрий Иванович простоял, прижавшись к стене и прислушиваясь. Из квартиры доносились истеричные крики Потаповой, ее угрозы вызвать милицию. Затем что-то с грохотом упало и послышался звон разбившегося стекла.
Калягин одним духом взлетел по лестнице и, толкнув дверь, тихо проскользнул внутрь. Первое, что он увидел в гостиной была мужская спина, из-за которой выглядывала Потапова. Должно быть, глаза Зины изменились при виде Калягина, потому что мужчина неожиданно отпустил ее и обернулся. Калягин прыгнул ему навстречу и прежде, чем тот успел закричать, с размаху впечатал кулак в дряблый двойной подбородок. Незнакомец молча повалился на пол и лежал неподвижно.
Что тут произошло? тяжело дыша, спросил Калягин.
Потапова стояла у стены, по ее лицу еще текли слезы, но плакать больше она не могла.
Он вошел и стал угрожать, что вызовет милицию. Это, мол, его квартира, а я воровка. Затем он сказал, что могу тут оставаться, но должна сделать то, что он попросит. Потом эта свинья схватила меня, а я стала сопротивляться.
Калягин склонился над незнакомцем, прислушиваясь к его хриплому дыханию. Короткая жирная фигура была облачена в заношенный синий халат. «Должно быть, здешний управдом, решил Калягин. Когда этот мерзавец придет в себя, то обязательно поднимет шум».
Собирайтесь скорее, бросил он Потаповой. Нам надо немедленно уходить.
Перминев послал своего помощника взять Потапову и обыскать ее квартиру, хотя заранее знал, что эта сучка там уже никогда не появится.
В регистратуре КГБ ему выдали дело Калягина, но ждать пришлось целое утро. Такие папки, с грифом высшей степени секретности, нельзя было просто взять с полки. Перминев даже скрипнул зубами при воспоминании, как он добирался до заветного скоросшивателя. Потребовалось восемь звонков, три подписи на допуске и личная записка от председателя. Вот так они держатся у власти: спрячь понадежней свое личное дело, и не останется почти никаких возможностей сковырнуть тебя с места.
Перминев листал документы, касающиеся начала карьеры Калягина. Надежные рекомендации, положительные результаты проверок. Все прекрасно. Когда же это случилось с ним?
Перминев открыл именной указатель: расположенные в алфавитном порядке фамилии всех людей, с которыми когда-либо виделся, переписывался или разговаривал по телефону Калягин, и даты. Полный набор советской аристократиизвезды большого спорта и певицы, актеры и музыканты. В этих кругах все друг друга знают, но выяснить, кто кому покровительствует, а кто на кого стучит, практически невозможно. К тому же было не ясно, как он ухитрился пролезть так высоко наверх без малейшей поддержки со стороны предыдущего генерального секретаря. Правда, такое случалось и с другими, но про тех Перминев знал, кому они были обязаны.
Он решил начать с московских номеров и снял трубку.
В стране, где все каналы связи строго контролируются, нет проблем дозвониться, куда требуется. У правительства была своя система связи, но эффективная только в рамках Совмина, у министерств и ведомствсвоя, но годная только для этих учреждений. Короче говоря, тот, кто контролировал систему связи целиком, мог беспрепятственно звонить куда угодно.
Через час Перминев был уверен, что пущенный им слух превратится сначала в сплетню, потом в якобы точный факт и расползется сначала среди руководства, потом в кругу их заместителей и помощников. В виде приватных записок его развезут по городу сотни черных «волг», причем некоторым шоферам вручат шифрованные послания. Неприметных людей в штатском срочно вызовут на совещания в здания без таблички на входе. К обеду все, кому следует, будут в курсе дела, как если бы о нем объявили в газетах, по радио и телевидению. А может быть, даже с большей гарантией.
Глубоко в катакомбах Библиотеки имени Ленина морщинистый бородатый старик снял очки, вложил записку обратно в конверт и поковылял к шкафу с папками. Дело было знакомое: за последние двадцать лет он получал аналогичные распоряжения неоднократно. Всегда напечатанные по одной форме, в одинаковых конвертах с обратным адресом одного и того же учреждения.
Он снял с полки папку с надписью «Калягин» на корешке и сразу опытным глазом отметил, что пыли на ней нет. Значит, кто-то недавно ее просматривал.
Старик вернулся с папкой к столу и зажег настольную лампу. Тяжело вздохнув, достал из ящика большую лупу. Работа предстояла огромная, в лучшем случае он просидит всю ночь. Зато к утру у него будет полный список всех советских публикаций, где так или иначе упоминается имя Калягина. А затем он начнет изымать их из открытого хранения, одну за одной, пока от человека не останется и следа. Не сохранится никаких упоминаний о его карьере, его достижениях и даже о скоропостижной кончине, которую Калягинустарый архивариус в этом нисколько не сомневалсяорганизуют в ближайшее время.
Старик весело закудахтал. Он работал Господом Богом, давая человеку личность и отнимая ее.
Они втиснулись в телефонную будку и захлопнули за собой дверь. В руке Калягин держал клочок бумагикоротенький список телефонов друзей, которых он когда-то имел.
Он набрал номер.
Да, кто это? ответил женский голос.
Это я, Тамара! Дмитрий. Как поживаешь?
Он напрягся, стараясь уловить хоть малейший признак колебания в ее голосе, но сквозь потрескивание московской телефонной сети до него донесся знакомый грудной смех.
Ну и сволочь же ты, Митя Смех был искренним. Куда ты пропал? Почему не заходишь? Подъезжай прямо сейчас, мне скучно. Все мои знакомые надоели хуже горькой редьки. Давай приезжай и не вздумай отнекиваться.
Калягин представил ее, стоящую около окна в гостиной в домашнем халате с пышной гривой рыжих волос, в беспорядке спадающих на плечи. Такую ленивую. Такую любвеобильную.
Тамара, я не один.
Приезжай с кем угодно, но только не с женщиной.
Я как раз с женщиной.
Ладно, тащи ее сюда, если она не зануда. Я без комплексов.
Телохранитель Тамары позвонил снизу из вестибюля, и домработница открыла им дверь. Калягин с Потаповой, отогревались с улицы, неловко переминаясь на паркетном полу огромной прихожей, отделанной дубовыми панелями.
Из глубины квартиры донеслось завывание, постепенно перестающее в визг и неожиданно закончившееся чистой нотой. «Проклятье! Значит, она не одна, испугался Калягин. Репетирует с кем-то».
Через пару минут в прихожей появилась в белых гольфах и с нотами в руках звезда номер один советской эстрады. При виде Калягина она застыла на месте и разразилась хриплым хохотом.
Митя! Мой бедный член Политбюро! Тамара согнулась от смеха, закрыв лицо ладонями. Ты похож на мелкого жулика. Что случилось, тебя вышибли с работы? Она повернулась к Потаповой. А вы, милочка, простите, напоминаете мне перепуганную крыску. Да проходите же, проходите. Вы что, из зоопарка сбежали? Там всех зверей отпустили на волю?
Продолжая хихикать, она провела их в комнату с большим резным баром в углу. Там, за стойкой оказался небритый молодой человек лет двадцати, который взбивал крем для пирожного.
Юрий. Наши гости, представила их хозяйка. Конечно, не та публика, которую привыкли здесь принимать, но сегодня никого другого не подвернулось под руку.
Юрий довольно невежливо хмыкнул, молча взглянул на гостей и, опустив глаза, снова погрузился в кулинарные упражнения.
Садитесь, мои маленькие голубочки, воскликнула Тамара, не обращайте на него внимания. Сейчас он пишет стихи к моей новой песне, поэтому в депрессии. По крайней мере до субботы разговаривать с ним бесполезно. Это его обычное творческое состояние.
Калягин с Потаповой опустились на диван, обтянутый простеганным кожезаменителем.