Нет, тихо ответил мужчина.
Не блосай, попросил Дима. Сашка плачет все влемя. Вот я муссина. Я не плачу. А она плачет. Знаешь, как она твоего ослика любит? Она все влемя с ним ходит. Она его Тим назвала.
Борис ощутил, как в глазах собирается влага.
Я рад, что ей так понравился наш подарок, только и промолвил он. Кашлянув, он спросил: А где твой робот? Тот, что мы тебе подарили в прошлый раз?
Оглянувшись, будто его могли подслушать, Дима со вздохом ответил:
Он сголел. Когда голел наш плошлый дом. Жалко, конечно. Но ты ведь еще мне подалишь лобота?
Борис кивнул:
Непременно.
А еще у меня нога голела, произнес Дима, выставив вперед забинтованную ногу. У него было такое довольное лицо, словно он гордился тем, что побывал в пожаре и получил ожог. Чуть весь не сголел.
На кухню вернулся Павел Егорович. Почесывая нос, он уселся на расшатанный стул, и Борису хватило лишь одного короткого взгляда, чтобы убедиться: инвалид специально уходил, чтобы спокойно, без лишних свидетелей «хлопнуть» рюмку. Следом вошла Екатерина, в неподвижности застыв у запятнанной жиром раковины.
Дима скользнул по хозяину дома любопытным взглядом и сказал, обращаясь к Борису:
А знаешь, почему у дяди Паши одна лука? зашептал он, и на его чумазой мордашке появилось заговорщическое выражение. Не знаешь? Он ланьше был военным, и его бандиты поймали. Они ему луку отлезали.
Бориса начал разбирать смех.
Военный, значит? пряча улыбку, переспросил он, и Павел Егорович, покраснев, махнул рукой:
Вы его не слушайте. Он сочинять любит.
Хочешь семечек, поссы на веничек, все с тем же серьезным выражением проговорил Дима. Хлен в жопу вместо уклопу.
Боже, Дима! воскликнула Елена Сергеевна, покраснев.
Это кто ж тебя так научил? спросил Борис Сергеевич, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно.
Мальчуган махнул ручонкой в сторону хозяина квартиры:
Это дядя Паша так говолит.
Теперь настала очередь краснеть Павлу Егоровичу.
Нда протянула Елена, многозначительно глядя на супруга.
Это плохие слова, Дима, объяснил Борис ребенку. Лицо мальчика оставалось безучастным, словно он не видел каких-либо различий в понятиях «хорошо» и «плохо».
А ну, малец, давай в комнату, наконец обрел дар речи Павел Егорович. Старшим поговорить надобно.
Дима с неохотой покинул кухню, и Екатерина покачала головой:
Ага, хорош военный. На заводе по пьяни руку под пресс сунул, вот и весь военный. Хорошо, всего не перемололи, как в мясорубке! И гадостям ребенка учишь нехорошо получается, Павел Егорович.
Ты, Катька, помолчи, недовольно пробурчал инвалид. Я тебя еще ссыкухой помнил, и мы с твоим отцом
Он махнул рукой.
Есть какие-то новости? сухо поинтересовалась Елена, и это не ускользнуло от Бориса.
Не простила ей толстуху, решил он.
Я говорила с опекой, заговорила Екатерина. Сегодня подготовят все бумаги, завтра утром подпишете и можете забирать деток.
Елена посмотрела на мужа.
А почему не сегодня? осторожно спросил Борис, чувствуя, что супруга ждала от него реакции. Мужской реакции.
Екатерина развела толстые руки в стороны, словно намеревалась обнять слона:
Я им не указ, уважаемые. Уже время послеобеденное, пока туда-сюда
Туда-сюда, повторила Елена и желчно усмехнулась: Мы сегодня встали в четыре утра и проехали почти триста километров. Предлагаете нам вернуться домой, а завтра снова ни свет ни заря нестись сюда?!
На мясистом лице сотрудницы сгоревшего детдома отразилось нечто отдаленно напоминающее удивление. Словно раздавленный, не подающий признаков жизни таракан вяло пошевелил лапкой.
Уважаемая
Елена Алексеевна, холодно произнесла Елена.
Елена Алексеевна, мы и так сделали все, что от нас зависит.
Борис накрыл своей ладонью холеную руку жены.
Лена, мы можем переночевать где-нибудь неподалеку, мягко заметил он. Наверняка поблизости есть какая-нибудь гостиница
Зачем гостиница? вмешался в разговор Павел Егорович. Его нос, казалось, побагровел еще больше, напоминая перезрелую сливу. Давайте у нас. Пацанва пусть на полу дрыхнет, у меня ватник старый есть
Елена взглянула на однорукого, словно перед ней сидел умалишенный в смирительной рубашке. И прежде чем с ее уст успело сорваться что-то язвительное, Борис торопливо сказал:
Мы бы хотели повидать девочек. Когда они придут из школы?
Екатерина округлила густо накрашенные глаза:
Это я не в курсе, уважаемые. Насчет девочек вы у хозяев спрашивайте
Скока времени? спросил Павел Егорович.
Посмотрев на часы, Борис ответил, и тот задумчиво поскреб щетину на подбородке:
Должны скоро прийти, кажись
Кажись, пробормотала Елена, и в это мгновенье настойчиво затренькал ее смартфон. О! А вот и они, сами с усами Але? Але, Марина?
Она несколько секунд слушала, наморщив лоб, затем удивленно взглянула на экран:
Отключилось. Ничего не поняла. Вроде на какой-то остановке стоят
Ну, и правильно, что стоят, закивал Павел Егорович, словно так и должно быть. Кряхтя, он вылез из-за стола. Уроки, значит, закончились, вот они и домой спешат, к вам, значит
Елена нажала на вызов Марину, но в автоответчик вежливо сообщил, что абонент временно недоступен.
Ну, вы тут решайте, а я пойду, заторопилась Екатерина и, не без труда протиснувшись между Борисом и раковиной, заспешила к выходу.
Может, мы их встретим? нерешительно предложил Борис, но Елена качнула головой:
Нет уж. И так накатались за сегодня, у меня голова уже болит. Пойдем перекусим куда-нибудь. Одни, без мальчика.
Последнее предложение прозвучало как непреложный факт, чтобы у Бориса даже не возникло никаких мыслей возразить.
Уже в дверях Борис поймал взгляд Димы. В одной руке мальчик держал смятый лист бумаги, в другой красный фломастер.
«Не блосайте нас», щелкнуло в мозгу, и Борис поспешил отвести взор от мальчугана.
Мы скоро придем, глухо сказал он, к своему стыду, ощущая в произнесенных словах оправдывающиеся нотки. Через через час.
Дима не сводил глаз с семейной пары.
В коридор, пошатываясь, вышел Павел Егорович.
А то смотрите, икнув, проговорил он. Зачем вам на эти гостиницы хреновы тратиться Вечерком посидим
Но Борис уже не слышал пьяного инвалида, спускаясь по ступенькам следом за женой.
* * *
Саша испуганно озиралась вокруг, словно рассчитывая, что вот-вот за нескончаемой лесополосой мелькнет их покосившийся барак, в котором они с сестрой и братом жили последний месяц после расселения.
До дома еще очень далеко, Сашок, сказала Марина, будто читая мысли младшей сестры. Но ты не расстраивайся.
Мы будем ждать нового автобуса? спросила девочка. Подул промозглый ветер, и она накинула капюшон, отворачивая лицо от колючих снежинок, впивающихся в кожу.
Марина, щурясь, посмотрела на заснеженную трассу. Мимо, разбрызгивая слякотную кашу, пронесся огромный грузовик, донельзя заляпанный грязью, и если бы девочки не отскочили назад в самую последнюю секунду, их бы окатило с ног до головы.
Следующий автобус будет тот же самый, Сашок, со вздохом сказала Марина. Часа через два. И там будет та же самая тетя. Она не разрешит нам ехать без денег, понимаешь?
На раскрасневшемся от холоде личике Саши отразилось искреннее недоумение:
А почему нас раньше не выгоняли?
Потому что ты была маленькая, терпеливо ответила Марина, хотя ее стали утомлять расспросы любопытной сестренки нужно было принимать какое-то решение. Не стоять же тут, на морозе, в ожидании чуда?!
Если бы тебе было шесть лет, нам бы не надо было платить, добавила она.
А ты специально сказала, что я взрослая, да?
Специально, не стала скрывать Марина.
Несколько секунд Саша о чем-то сосредоточенно размышляла, затем решительно сказала:
Ну и правильно. Врать нехорошо.
Марина вытащила из внутреннего кармана пуховика мобильник. На него тут же попали снежинки, и она, бережно обтерев экран, щурясь, взглянула на время.
17:10.
«Если мы пойдем пешком, то в Согру придем где-то через два часа», прикинула она про себя. Затем чуть не хлопнула себя по лбу.