Хотя бы потому, что так проще противостоять вам, белым, со злостью произнес негр, ведь вы же считаете нас обезьянами и дураками, что, разве не так?
Да, так, согласился тот, и что? Я считаю такими же обезьянами и дураками и всех остальных. И желтых, и красных, и белых.
А себя? Неожиданно развеселился Самюэль.
А себя в первую очередь. Знаешь, я всю жизнь куда-то бегу. И впервые в жизни я бегу куда-то осмысленно. Я был очень тяжело болен много лет. Меня вылечили наши леса. Как-то раз я просто положил на все болт и просто свалил в лес. Это просто надо было сделатьи я это сделал. И это, как любят говорить у вас, в Америке, впаривая эскимосу холодильник, «и это работает!». Так вот, это сработало.
А почему ты не остался в лесах? С искренним удивлением спросил чернокожий. В конце концов, чокнутые попадаются разные, в том числе, и просто ебаные, вроде этого белого со спутанными грязными волосами. Которых все время несет туда, куда собака х не совалав поисках того, что они там сроду не теряли. Хотя бы потому, что сроду там не были!
В этих лесах не было Манчака, как-то непонятно объяснил белый, а мне нужен был именно Манчак. Понимаешь?
Нет, не понимаю, сказал негр, но если тебе нужен Манчак, ты его получишь.
Вот и прекрасно. То шоу, что ты устроил днем («Да скорее, что ты устроил!» Искренне возмутился Самюэль, не гнавшийся за чужой славой), и то шоу, что ты показал ночью, мне совершенно не нужно. Знаешь, что? Я приду сюда к ночи. И заплачу за всех. Если хочешь, заплачу за всех вдвое. И ты покажешь мне настоящий Манчак.
Хочешь найти Остров Счастья? Рассмеялся негр.
Если ты знаешь, где он, то почему нет? А если не знаешь, то я сам его найду. А если не найду, то, в конце концов, никто ничего не теряет. Свои деньги ты получишь в любом случае.
Но все же черных ты не любишь, мужик, зачем-то сказал негр. Видимо, сказалась инерция, которую он хапнул еще в лодке.
Давай закроем эту мудачью тему, а, мужик? Предложил белый, хочешь знать, что я думаю? Вы, черные, созданы для шоумузыка, пение, танцы, спорт. Мы, белые, чтобы созидать, узнавать и использовать все это для удобства, а если не врать, то для самоубийства, но чтобы не очень больно и по приколу. Желтыеэти совершенствуют все, что попадает им под рукубудь то камень, цветок, микросхема или куча дерьма.
И мы, негры, разумеется, созданы для вашего увеселения? Злости в голосе капитана не было, теория белого его даже заинтересовала.
Да. И, если вы делаете это хорошо, то получаете все, что делаем мы, белые и желтые. И наоборот. Все мы имеем друг друга и пора, наконец, понять, что на свете существует одна расалюди. Так вот, ниггер, этолюди. Понял? И она, блядь, самая малочисленная. Да, кстати, не советовал бы тебе, если что, приволочь вечером своих братьев сюда, на разборку. Я тебе обещаю, я положу вас тут всех, до единого.
А говоришь, не суперсолдат, рассмеялся Самюэль. Что-то старое, мрачное, давно и мерзко жевавшее его душу, словно понемногу теряло зубы в общении с этим белым долбоёбизм. На последнего «ниггера», он, к слову, и внимания-то не обратил. Делалось будто даже как-то чуть, на жалкую каплю, но легче. На душе. Дурь. Бред. Но тем не менее.
Я уже тебе говорил. Я не суперсолдат, не боец, даже не стрелок. И белый почти дословно повторил слова Папы Лякура, о которых Самюэль уже слышал: «Мне нечего терять, а вам есть чего. Или почти есть. Просто тот, кому нечего терять, всегда даст фору тем, кому есть, что терять, а уж тем, кому это лишь мерещитсятем более. Вам это мерещится. Так что вам пиздец, если что. Вот и все. Согласись, что тот, кому нечего терять, всегда в барыше?»
Да, в общем-то, да, подумав, сказал Самюэль.
Вот и прекрасно. А о деньгах не беспокойся. Я не обижу тебя с деньгами.
Слушай, мужик. Разреши поинтересоваться. Я много перевидал оружия, ружей, но не видел никогда, чтобы ружье, не винтовка, а ружье, било с такой силой. Что это за хрень? Спросил Самюэль.
Это не совсем ружье. Это называется «штуцер». От ружья в нем разве что два ствола по горизонтали. И кое-что еще. Он нарезной. И калибр тут Семнадцать миллиметров, семьдесят восемь сотых. Фирма семейная. «Цигенхан и сын». Пуля из него сажает на задницу слона, даже не убив его сразу. «Панчер» среди ружей, скажем так, негр отметил, что белый, заговорив об оружии, слегка оживился. Значит, наплевать ему было не на все. Ну, уже хорошо. Хотя бы. Ночь на Манчаке с коматозником, который из всех слов знает лишь: «отъебись» не радовала.
Они помолчали, а потом белый снова заговорил. Каждый раз, когда этот «снежок» открывал рот, Самюэль поневоле максимально собирался. Не от страха, нет. Просто его разговоры были странны.
Помнишь, я тебе говорил про то, что выдув из башки всякий хлам, я взамен обрел не пустую голову, а кучу скрытых талантов? Это я стебусь, мужик. Но, например, я обнаружил, что я еще и научился метать нож, а это мне никогда не давалось, в руке белого вдруг легко станцевал тяжелый нож-боуи, явно из ломбарда старого пердуна Франка. Луч восходящего солнца наткнулся на его бритвенное острие, порезался и вода под ними озарилась кровавым бликом. Чего только не померещится Белый махнул рукой с ножом и тот, свистнув, воткнулся в стойку причала, шириной в пачку сигарет, метрах в четырех от них. Промахнись белыйи с ножом можно было проститься, стойка уходила в воду.
Вот так-то, брат ниггер, сказал белый, сходив за ножом и вернувшись.
Вот так-то, белый хозяин, согласился Самюэль, сам обалдев от сказанного. Все же то, что жевало тебе душу столько лет, не соскочит с нее враз. Он хотел как-то задеть равнодушного белого, что оскорблял его всю дорогу, при этом не оскорбляя.
Вот обидеть ты хочешь меня зря, мужик, спокойно сказал белый, пряча нож, просто зря. Давай, до вечера. Я буду после заката. Аванс дать?
За всех? Усмехнулся Самюэль. А ты не боишься, что я, получив такую кучу денег, уйду в суровый чернокожий запой?
Нет, спокойно ответил белый и отсчитал несколько бумажек в ладонь Самюэля.
На том они и простились до вечера.
6
Счастливый обладатель самого идиотского набора, который только можно приобрести, чтобы усложнить себе жизнь, вот кто я такой, сказал белый, когда они сели с Самюэлем в лодку.
И что за набор? Поинтересовался черный, которому этот носитель куртки «М-65» заплатил, как и обещал, вперед, да еще и вдвое за каждого пассажира.
Вопросы и воспоминания.
Что, и все? И ничего больше?
Ни хуя, меланхолично отвечал ему белый мужик, сидевший на носу, на самой передней банке лодки Самюэля. Мотор работал ровно и негромко и слышали они друг друга превосходно.
И к чему ты это, мужик? Спросил Самюэль, подумав.
Ну, как. Что может сказать тебе парень, у которого есть только вопросы и воспоминания?
А, мужик Понял. Это авансом «отъебись», только вежливо, да?
Ты очень умный мужик, Самюэль. Очень, совершенно серьезно, судя по тону, отвечал белый, не поворачиваясь. В эту ночь он слегка преобразился. То ли полная луна его тревожила, то ли вышел он, наконец, на ту тропу, к которой рвался, пес его знает. Но равнодушия у него слегка поубавилось, а вот дымка в глазах, та самая, что жутко не понравилась капитану, напротивподползла поближе к радужке, если можно так выразиться. Не зря ли он поехал с этим психопатом на ночь глядя на Манчак? Черт, может, и зря. Рядом с ним, рукоятью к нему, воткнут был такой же в точности дробовик, что белый вручил в качестве бонуса Старине Франку. Только патронов в нем было под завязку. Да и запас был в небольшом ящичке сбоку. Предназначалось все это, разумеется, не этому белому, но и его из внимания выпускать не стоило. Ночной Манчак меняет человека так, что и дневной потом порой не в силах сам понять, что он с этим человеком сделал ночью.
Самюэль не боялся Манчака, который он показывал туристам. Но Манчака, который искал этот белый, он боялся всегда. С самого раннего детства, когда его отец стал брать его с собой в такие же точно прогулки с туристами. Отец его тоже знал два Манчака. Остальные ниггеры не знали толком и одного, но боялись просто потому, что Манчак не может вызвать любви, или вселить мир в сердце.
Слышь, мужик, негромко окликнул он своего пассажира, а где хоть ты шарился все это время? Ночевал-то где? Все ниггера из-за моста искали тебя здесь.
Потому я ночевал за мостом. Есть там ночлежка, под названием «Ритц-Карлтон», слыхал?
Это где номера больше, чем по пять сотен баксов?
Ненамного, успокоительно сказал пассажир.
Тебя ищет полиция, хотя бы для отмазки, ищут ниггеры, ищут наши, а ты ночуешь в центровом отеле города?! Поразился Самюэль.
А ты бы стал там искать мужика с моей внешностью, списком подвигов и прочим дерьмом? Равнодушно спросил белый.
Мужик, а ты гений, блядь, рассмеялся Самюэль, немного подумав. Это последнее место, где станут искать такого, как ты. Слишком нагло.
Угу, отвечал белый, зачем-то оттопырив два боковых кармана своей куртки. «Патроны», сообразил капитан галеона, «Так быстрее достать. Значит, все-таки, ссышь?»
А как туда тебя вообще пустили? Все же уточнил он.
Почти без напрягов. Наличные деньги творят чудеса. Да и паспорт у меня в порядке. С визой вместе. Оба одинаково левые. Как, собственно, любая бумажка, которую мы носим. Неважно, купил ты ее, или получил, где положено. Если ты сам не знаешь, кто ты такой, тебе никакая бумажка не поможет. А если знаешь, то не один черт, что там написано?
Тут ты прав, мужик. Но как-то у тебя все очень просто, задумчиво проговорил Самюэль.
Первое, мужик, что надо знать о жизниона прекрасна. Второеочень проста. Фишка в том, чтобы не угробить на это все отпущенное тебе время, тут пассажир зашелся кашлем. Кашлял долго, сильно, с хрипом всасывая сырой воздух Манчака, потом бессильно привалился к бортовому ограждению, какими был оборудован катер Самюэля. Хотя, как он не раз уже выяснял, отмывая кровь со дня и объясняясь в полицейском участке, не для всех идиотов они, заграждения, одинаково полезны, или, скорее, одинаково непроницаемы.
Самюэль направил на пассажира мощный фонарь, тот обернулся. Лицо его, загорелое, теперь было пепельно-серым.
Неважно выглядишь, сказал негр, с чем-то, пусть очень отдаленно, но напоминающим оттенок сочувствия.
Подыхал долго, вот и неважно выгляжу, отвечал его пассажир, все так же равнодушно, уже начиная надоедать Самюэлю этим жестом, пожав плечами.
А из-за чего? Спросил негр.
Легкие, не вдаваясь в подробности, сказал белый, не парься, мужик, это не заразно, даже если ширяться одним баяном.
Бывает, мужик, сказал негр, с чем-то еще более напоминающим сочувствие.
Ну, бывает. Ты ведь тоже подыхаешь.
В смысле?
В прямом. Ты что, серьезно думаешь, что вписавшись в такой блудень, как ночной поход на настоящий Манчак, вернешься живым?
Ты хочешь меня убить, «снежок»? Поинтересовался капитан, незаметно протягивая руку к своему дробовику.
Не дергайся, ниггер, я снесу тебе чердак прежде, чем ты вытащишь свою базуку из чехла, обнадежил его белый. Нет, я не собираюсь тебя убивать. Просто из таких блудняков нет выхода. Если ты не понял, это уже не совсем тот Манчак, по которому ты катаешь куриц и ссыкливых мягкозадых фраеров.
Снова, незаметно для себя, пропустив мимо ушей «ниггера», Самюэль огляделся. Белый прав. Что-то начинало неуловимо меняться, но он не сумел бы сказать, что именно. Просто на них надвигался тот самый Манчак, который он так упорно рекламировал и навязывал туристам, пока тем не начинало мерещиться, что так и есть. Но в такие моменты он никогда не видел его сам. Болото и болото.
Ну и что делать будем?
Да ничего не будем, дальше пойдем. Манчак еще даже не начался толком. В конце концов, я сюда для этого сюда и приехал, а тебя сюда никто силком не волок.
Черт, «снежок», а ты прав, рассмеялся неожиданно Самюэль, ну, посмотрим, что будет дальше. Слушай, мужик После той пальбы, что ты устроил намедни, меня так и подмывает спросить кое-что, хоть этого делать и нельзя.
Можно, мне все равно, утешил его белый.
Ты чтопрофессиональный убийца? Только по-чесноку, а, мужик?
Нет, просто ответил белый.
А ты убивал в своей стране?
Да, сказал белый.
И чего? Несколько непонятно спросил его Самюэль.
Да ничего. Просто в один прекрасный день я понял, что все эти дебильные законы той страны, где я жил, не про меня писаны. Даже в вашей ебаной Америке, ворвавшись в твою чертову халупу, или хижину, или любую ссаную дыру, которая принадлежит какому-нибудь мистеру Смиту, я могу быть уверен, что ее владелец сделает из меня сито и скормит собакам, а власти скажут ему, что он был прав. И отправят к психоаналитику. Лечить нервы. И ты знаешь, что он прав. И я буду знать, что он будет прав, а потом, недолго, что он прав, а потом, совсем недолго, что он был прав. А самое главное, что он будет это знать, сечешь? Если он верит в Бога, то ему и ваш поп отпустит грехи. А если я сделаю это у себя дома, то я буду, для начала, как минимум год сидеть в тюрьме или находиться под следствием, которое угробит мне нервную систему и молиться, чтобы власти пришли к выводу, что я имел на это право. Если нетмне пиздец.
Это как? Поразился негр.
А вот так! Ответил белый.
Странная страна у тебя, парень, задумчиво протянул негр.
Ты не представляешь, насколько ты прав, парень, согласился белый, закуривая то самое сушеное ослиное дерьмо пополам с табаком.
Около часа лодка Самюэля неслась по Манчаку стремглав, на высоких оборотах. Он был порядочным человеком и обещал показать белому Манчак. А тот начинался далеко после обычных маршрутов, где он катал кур и гусей, пищавших от восторга при осознании собственной храбрости. Он слышал о ниггерах, что рисковали ходить и дальше, но это были или убитые джанки, или выпускники Папы Лякура, о чем предпочитали помалкивать многозначительно все. Почти помалкивать, усмехнулся он. Так вот. Джанки не возвращались, ученики Папы Лякуракогда как, а простые идиоты, которые порой арендовали лодки и устремлялись на Манчак в одиночестве, или группами, вооружась картами и прочей хренью, которая тут стоило дешевле жизни человека, то есть меньше, чем просто «ни хуя», пропадали полным составом. Разок даже пропала в Манчаке довольно серьезная экспедиция, которую возглавил, как ни странно, один из учеников Папы Лякуру. Тут было дело темноекуда девались они все, включая ученика, но факт был налицояйцеголовых как корова языком слизнула, вместе с лодками, палатками, аппаратурой и прочей научной хренью.