Николай, не шути со мной!
Англичанин подумал, что еще раз окрикнет паршивца, и если тот в следующее мгновение не появится, просто лишь уйдет отсюда прочь и сразу же направится в кабинет к Сергею Петровичу писать заявление об уходе. Не станет даже утруждать себя тем, чтобы вымыть, как следует, у раковины руки.
Николай, ну где же ты?
Неужто соскучились, Константин Сергеевич? голос мальчика, как гром посреди ясного неба, прозвучал возле правого уха учителя.
Мужчина спешно развернулся иоторопел.
То, что стояло перед ним, уж точно не было негодяем Колей Синицыным. Оно Наверное, оно вообще не было человеком.
Небольшого росточка (никак не выше полутора метров), дряблая, желтая кожа. Приплюснутая сверху голова, почти, что полностью лысая посередине, но с остатками длинных, засаленных темных волос надо лбом, висками, ушами. Изо рта чудовища (а это было именно чудовище; создание никак нельзя было назвать человеком, хоть оно и высилось на двух ногах, положение его тела в пространстве было вертикальным, и даже руки это самое нечто, как в каком-нибудь очень плохом военном кино, держало строго «по швам») исходил отвратительный запах серы, глаза (с желтыми глазницами) буквально-таки загорались синим пламенем каждый раз, как оно делало попытку прикрыть веко, а губы, эти отвратительные, пухлые зеленого оттенка губы, очень напоминали своей формой изогнутую до неузнаваемости цифру восемь, символизирующую знак бесконечности.
И все это разом взяло и бессовестно свалилось на голову бедного учителя английского языка Нововолынской средней школы, словно бы какой-нибудь большой мешок с костями
Константин Сергеевич, неужто вы меня боитесь? ужасные уста чудовища вдруг лихорадочно задвигались вверх-вниз, и между губ наружу просочился голос негодяя Кольки Синицына. Я ведь Колька. Тот самый Колька, которого вы так хотели наказать!
Англичанин почувствовал, как его мочевой пузырь вновь опорожнился. На этот раз непроизвольно. Ноги его неимоверно задрожали, он на автомате опустился на пятую точку (задница его к тому моменту уже обильно смокла от мочи) и лишь обессилено сел на дурно пахнущий кафель. Теперь, словно бы это было какое-то дичайшее дежа-вю (вряд ли подобное выражение применимо здесь, но мозг учителя упорно не находил в замен никакого другого), он вдруг принялся молиться о том, чтобы кто-нибудь (не важно, кто!) вошел-таки сейчас в туалет справить нужду, и помог ему. Наплевать на то, что он мокрый, к черту тот самый момент, что сидит на полу в туалете, лишь бы только поскорее избавиться от всего этого кошмара!
А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а
Это было единственное, что смог вытолкать из себя в данный момент времени англичанин. Он уронил тяжелую голову в ладони, подтащил к подбородку коленки, собираясь разреветься от ужаса (если, конечно, удастся!), как вдруг что-то внезапно пристукнуло его по левой груди.
Мимолетная мысль (спасительная мысль!) в тот же самый момент вихрем пронеслась в мозгу мужчины: «А ведь это же подарок Манечки! Позолоченная ручка с твердым, как камень стержнем, которую абсолютно точно можно использовать сейчас в качестве оружия!».
«Самому лучшему в мире папе!» гласила надпись на ней.
Он, не теряя ни секунды времени, сунул правую ладонь во внутренний карман пиджака, нащупал там то, в чем так сильно сейчас нуждался, после чего, словно пьяный самурай вскочил на ноги. Должно быть, крайне любопытно выглядел с расплывшимся по брюкам широким пятном в области паха, но на это Константину Сергеевичу было плевать. Все к чертям! Он должен сразиться сейчас с этим чудовищем (чертом?) и обязательно одержать победу!
Что за ребячество, учитель? обратилось, тем временем, к нему существо (не Колька!), вновь прикрыв на секунду веки, чем спровоцировав очередной мини-залп синего пламени. Неужели вам не жаль этой вещицы? Надо думать, Манечка очень любит своего папу, раз дарит подобные подарочки. И пусть здесь уж точно не обошлось без вашей любимой жены, все равно дочка у вас самая настоящая молодчинка, правда ж?
Англичанин на ватных ногах попробовал приблизиться к существу. То стояло на месте, абсолютно не двигалось, да лишь в безумии шевелило губами. Быть может, насмехалось, таким образом, с него, а быть может, что и нет, не дано понять.
Константин Сергеевич, а?
Голос мальчика Коли в теле чудовища теперь переменился. Он стал дрожать, шипеть, и был похож скорее на какую-то наплывающую радиоволну, заглушаемую посреди ночи помехами, нежели на голос вполне себе здорового и физически развитого двенадцатилетнего мальчика.
Я убью тебя
Англичанин чувствовал, как неистово стучит в груди его сердце. Он сделал очередной, совсем крохотный шажок по направлению к чудовищу (теперь оно находилось от него буквально на расстоянии вытянутой руки), и покрепче сжал в правой ладони ручку.
Константин Сергеевич, вы читаете газеты? поинтересовалось вдруг существо, изогнув свои отвратительные губы таким образом, что начало казаться, будто оно улыбается. Как думаете, к завтрашнему утру какая-нибудь «Утренняя звезда» или же «Учительская газета» успеет набросать по вам нехитрый некролог? Всего лишь несколько банальных, пресных фраз, типа «покойся с миром, друг наш и коллега, ибо коротким был твой путь и рано покинул нас»? Правда, сомневаюсь, что хоть кому-то придется все это прочесть.
Фраза существа, несмотря на весь тот апломб, с которым была она произнесена, не дошла в полной своей мере до сознания мужчины. Он услышал лишь отдельные ее части («газеты», «некролог», «друг наш и коллега»), потому как кровь нещадно летела по венам, стучала в висках, шумела в ушах.
Катись к черту, отродье! он, обуздав, наконец, кое-как свой страх, совершил прыжок в сторону чудовища, выбросив вперед ладонь с зажатой в ней шариковой ручкой. За один миг преодолел то расстояние, которое прежде разделяло их. С глухим хрустом стержень вошел в плоть существа несколько ниже его правой ключицы. Раздался страшный рев. Константина Сергеевича с ног до головы обдало вдруг неимоверным смрадом серы.
И пусть черти в аду ликуют от того, что уже сегодня вечером ты разделишь с ними ужин
Все это было, как в каком-нибудь кошмарном сне.
Сначала существо сильно покачнулось, но все же устояло на ногах. Затем, когда англичанин несколько нырнул вправо с тем, чтобы избежать возможного ответного броска от чудовища, оно развернулось к нему спиной, приняло вдруг позу эмбриона, а затем, гордо расправив плечи, вытащило, наконец, из тела позолоченную ручку.
Обернулось к своему обидчику.
Константин Сергеевич, отвратительные губы его все так же шевелились в сводящих с ума движениях. Не стоит со мной так шутить. Нас много, и мы повсюду. Как пачки сигарет. Или как окурки. Выбирайте сравнение, что больше по душе.
Англичанин не сразу понял смысла этих слов чудовища, но потом вдруг до его уха долетел чей-то истошный крик с коридора.
Марья Трофимовна? Это она так надрывается? Что сейчас, черт возьми, происходит в кабинете зарубежной литературы? Неужели
Отвратительный холодок пробежался по спине англичанина. Он обессилено опустился на корточки и, в немом ужасе вытаращив глаза, прикрыл трясущимися ладонями рот.
Пути назад нет, дорогой учитель, существо говорило спокойно, голос Кольки Синицына долетал к ушам Константина Сергеевича в полной своей мере. Да и вперед, в общем-то, тоже не двинешься. Мы везде, мы повсюду.
Англичанин вдруг заплакал. Горячие слезы (как будто они могли ему сейчас хоть чем-то помочь) могучим напором катились по его бритым щекам, скапывая с подбородка на дурно пахнущий кафель в школьной уборной, и это был словно бы некий апофеоз всему тому, что только что тут произошло. Сил у мужчины ни на что больше не осталось. Позабылся вдруг класс, предложение, заданное детям для перевода, включенный где-то там далеко (совсем в иной вселенной) планшет с открытой на нем книгой писателя Хантли под названием «Стальные псы». Все эти вещи (и люди вместе с ними) в одночасье стали настолько мелкими и незначительными в сознании учителя английского языка, что не вызывали больше к себе ни малейшей эмоции, когда он мимоходом вспоминал о них.
Константин Сергеевич, чего приуныли? вот теперь это была уже явная насмешка от чудовища, адресованная мужчине. Голос Кольки Синицына, с помощью которого все это происходило, явно ликовал. Трепетал. Все ведь нормально, учитель. Всего лишь один небольшой чики дело сделано.