Англичанин (то ли из-за слез, застилавших в тот момент глаза, то ли из-за ужаса, окутавшего разум) не увидел, как резво потянулась ладонь чудовища в его сторону. И лишь когда мощный, словно камень, стержень прекрасной позолоченной ручки с надписью на ней «Самому лучшему в мире папе!» вонзился ему в сердце, что-то там зашевелилось в его душе. Зашевелилось, словно бы прощаясь навсегда.
Потому что так всегда бывает, ибо все мы уходим.
Кто-то сам по себе, кто-то с помочью других.
Все, сил больше не осталось.
Единственное, что теперь надоприкрыть глаза и выдохнуть.
В последний раз.
И пусть надпись, сделанная неизвестным мастером на корпусе ручки «Лучшему в мире папе!», станет моей эпитафией.
МЕЧТАЙТЕ ОСТОРОЖНО!
Казалось, похороны будут продолжаться до Второго пришествиябесконечные некрологи, диферамбы и панигирики покойному, какие-то стихи, цитаты Многократные пожелания «чтобы земля была пухом!» -окочаневшему трупу, надежно упакованному в деревянный ящик.
Словесный мусор, совершенно безразличный мертвецу. И все это нудно, монотонно, с бездарно-сыгранным чувством «невосполнимой утраты», с какими-то синтетическими эмоциями Однако, всему есть предел; и эта пытка тоже подошла к завершению, оставив в душе чувство тяжкой безысходности и жгучего стыда перед покойным. Так бывает всегда, когда
Навеки установленный Православный чин погребения пытаются подменить надуманной «гражданской панихидой» с облегчением бросил в яму свою горстку земли (еще один идиотский обычай) и, что-то пробормотав оглушенной транквилизаторами вдове, заспешил покинуть сектор свежих могилбольшой пустырь с рядами сложенных из венков пирамид, уже на небольшом отдалении напоминающий послепраздничную свалку, пестреющую яркими, но вдруг ставшими никому не нужными декорациями.
День был жарким, и я с наслаждением вступил под сень разросшихся кленов и тополей старой части погоста. Здесь все было иначеспокойная геометрия асфальтированных дорожек, солидная основательность каменных
Надгробий, ухоженная зелень газонов Здесь скорбь уже не кричит, не бьется в истерике, но все чаще обнаруживает себя безмолвной слезой, печальной улыбкой, тихими словами любви, шепотом молитвы Все раздражение, вызванное затянувшимся нелепым обрядом, рассеялось в этой атмосфере задумчивого покоя. Я замедлил шаг, рассматривая гранитные и мраморные монументыстрогие, изысканные, вычурные
За поворотом, там где начинается уходящая за горизонт «аллея 90-х», я заметил какое-то движение возле аккуратной мраморной плиты, объединяющей надгробия двух сопредельных могил. Сначала, мне показалось, что вооруженный охранник что-то собирает у ног женщины, сосредоточенно читающей молитву, однако, сделав еще несколько шагов, я понял, что все далеко не так идиллично, как выглядело на расстоянии. Истинная картина происходящего настолько поразила, что я застыл на месте, тупо пялясь на двадцатилетнего парня с пластмассовым автоматом на плече, увлеченно играющего в «машинки» на мраморном бордюре могилы. Женщина, стоящая рядом с парнем, как раз дочитала молитву и, закрыв книжечку, обернулась. Это была стройная,»ухоженная» дама лет сорокасорока пяти, сохранившая отблеск яркой, но увы, минувшей молодости. Ее можно было бы назвать красивой, если бы не застывшая на лице маска боли и вины. Эти же боль и вина читались в больших серых глазах, глядящих прямо на меня.
Проводите нас до выхода? неожиданно предложила незнакомка.
Да, конечно! спешно согласился я, пытаясь сгладить возникшую неловкость, без проблем.
Антоша, обратилась она к заигравшемуся парню, пойдем домой, тортик кушать.
Тортик! радостно повторил Антоша и совершенно детской подпрыгивающей походкой заспешил к выходу.
Шокированы? как-то запросто спросила женщина.
Ну в общемда.
Меня зовут Антонина, Антошамой сын. Сегодня ему исполнилось 22 года.
Я смолчал, не зная, что принято говорить в таких ситуациях.
Позвольте, я расскажу вам свою историю, это прозвучало как стон душиузницы одиночной камеры, название которой «горе».
Я родилась в очень благополучной семье, начала она, заметив искру любопытства в моих глазах, отецстарший офицер (в отставку вышел генерал-майором), мамазаместитель прокурора Едва я начала говорить, мне наняли лучших воспитателей.
Меня осыпали ласками, наряжали как немецкую куклу. Отец занимался распределением кадров в «Группы Советских войск» зарубеж. Естественно, что благодарные офицеры привозили «подарки» и «подарочки» Лучшие игрушки, любимые лакомства; затемджинсы-футболки-куртки, диски с самой популярной музыкой, всякие безделушки Все это сыпалось на меня волшебным дождем. Все мои мечты сбывались!..
Когда в 15 лет я влюбилась в первого красавчика нашего класса, мою главную конкуренткурыжую бестию, откровенно флиртовавшую с парнем, каким-то чудом перевели в соседнюю школу Я с медалью закончила десятилетку и поступила в престижный ВУЗ, который выбрала сама. Там я снова влюбилась в первого красавчика и снова одолела всех конкуренток Но потом грянула Перестройка. Отец не пришелся ко двору новому руководству, и его торжественно вышвырнули в отставку, мама (тогда уже прокурор района) стала тихо спиваться
Как-то на третьем курсе мы с подругой совершили паломничество в один древний монастырь, где я очень неожиданно обрела веру Правда, вера эта была тоже потребительская: я просилаБог давал, Поняв, что родители мне больше не помощники, я увидела в Боге «доброго волшебника» (прости, Господи!), она очень естественно перекрестилась, теперь все свои бесконечные «хочу» я адресовала Всевышнему, и даже не удивлялась, что Он меня слышит
На пятом курсе я неожиданно влюбилась в парня своей лучшей подруги (первый красавчик ВУЗа к тому времени мне наскучил и был безжалостно брошен). Подруга училась в Художественной Академии и виделись мы не часто, в основном по выходным, в компании. Геннадий всегда был с нами третьи, но не лишним. Я сразу обратила на него вниманиевысокий, спортивный (бывший десантник, байкер, джипер), успешный бизнесмен (хоть и не олигарх). Моя мама к тому времени утратила былое влияние, посему устранить конкурентку привычным способом я не могла. Оставалось только молиться, что я и делала, целыми вечерами вымаливая у Господа в мужья парня своей подруги. Выне поверите, но вскоре Гена стал заезжать за мной в институт, потом пригласил в театр, потомв Амстердам В самой сумасшедшей европейской столице он сделал мне предложение. Я была счастлива! Я гоняла посыльных из бутика в бутик, пока мне, наконец, не нашли такое свадебное платье, о котором я мечтала. Медовый месяц мы провели в Италии, где я в каждом храме (не разбирая конфессий) молилась о даровании детей. Я хотела непременно двойняшекмальчика и девочку, чтобы потом больше не рожать. И снова мои молитвы были услышаны. Ровно «» года назад я родила Антошу и его сестренку Анюту Когда мне впервые показали малышей, я забыла обо всех на светедаже о Геннадии. Теперь эти два крохотных существа стали смыслом моей жизни. Я молилась только о нихчтобы росли здоровенькими, умненькими, чтобы не ссорились, слушали маму
Им было по шесть лет, когда меня вдруг посетила дикая мыслькак быстро они взрослеют! Еще 3-4 года и мои чада начнут жить какими-то своими интересами, у них появятся друзья-подружки, потомпервая любовь Я стану им не нужна Я, которая ревновала их даже к собственному отцу, не могла и представить, как едва вернувшись из школы, Анюта и Антоша собираются по своим, меня не касающимся, делам как они идут на свидания с какими-то чужими, но почему-то любимыми людьми Тогда впервые из самой середины моего сердца вырвалась молитва: «Господи! Пусть они навсегда останутся такимимоими маленькими! Только моими!»
Эта молитва звучала в моем мозгу день и ночь Иногда я просыпалась, шепча эту молитву Я не знала, о чем прошу Всемогущего Бога!
Антонина замолчала, с видимым усилием подавляя рыдания, и какое-то время мы шли молча.
Уже возле ворот кладбища женщина вновь овладела собой:
Прошло полгода. Как-то я заболела и попросила Гену отвезти детей в школу. Они уехали, а через два часа мне позвонили с его мобильного На скользком повороте джип вылетел в кювет. Муж и дочь скончались на месте, Антошу с черепно-мозговой травмой увезли в реанимацию Мои молитвы вновь были услышаны: дети остались такими, как были: дочкав памяти, сынв развитии И принадлежали они теперь только мне она замолчала что-то отыскивая в глубине моих глаз своим болезненно-виноватым взглядом.