Катя Спицына! обратился он к рыженькой девочке, что некоторое время назад интересовалась тем, как правильно написать сложное слово.
Та мгновенно подняла глаза.
Да, Константин Сергеевич?
Остаешься за старшего, мне надо ненадолго выйти.
Англичанин буквально услышал, как уменьшились в размере легкие учеников, во вздохе облегчения выталкивающие через верхние дыхательные пути лишний воздух. Примерно так же, как уже спустя мгновение сам он изо всех сил будет выталкивать из себя лишнюю воду.
Хорошо, Константин Сергеевич, несколько зарделась от возложенного на ее плечи большого доверия девочка. Я прослежу за тем, чтобы в классе был порядок, пока вас не будет.
Он обернулся к детям спиной и быстро зашагал по направлению к входной двери. Пока шел, на автомате потянулся правой рукой к внутреннему карману пиджака и проверил, на месте ли подарок ее любимой дочери.
«Быть может, все это и паранойя, про себя проговорил он, касаясь ладонью металлической круглой ручки входной двери, но очень уж по нраву мне эта вещица. Люблю тебя, моя медовая Манечка!».
Коридор оказался пустынным.
Для того чтобы пройти к туалетам, сначала надо было миновать кабинет зарубежной литературы (Марья Трофимовна Петренко проводила для кого-то там сейчас урок, усиленно рассказывая своим хорошо поставленным голосом о том, кто такие просветители во Франции), кабинет химии (Иван Степанович Борисенко спрашивал Диму Быстрова о том, что такое химическая реакция с Кобальтом и как правильно ее проводить), да подсобное помещение, где школьные уборщики хранили свое непосредственное орудие труда. При желании, все это расстояние можно было бы преодолеть всего лишь в два шага, но Константин Сергеевич помнил о том, что он в первую очередь все же учитель, а потом уже страстный любитель кофе, которому очень хочется сейчас отлить. Фраза, касательно всего этого «мокрого дела», услышанная им некогда от обычно сдержанной в выражениях любимой жены Светланы (звучала она следующим образом: «Пусть лучше лопнет совесть, чем мочевой пузырь»), хоть в данный момент времени и не всплыла на поверхности его мыслей (и черт его знает, почему), но все же незримо заставляла двигаться вперед, к белому приятелю унитазу, который всегда готов принять от тебя что-нибудь этакое, а потом еще и спрятать его от всего остального мира в своих неведомых глубинах.
И помните, Горький в России, уже буквально срывалась на крик Марья Трофимовна за дверью кабинета зарубежной литературы, никогда официально не считался просветителем!
Англичанин аккуратно улыбнулся. Надо же, как странно и нелепо все это сейчас прозвучало!
Горький в России никогда официально не был просветителем!
А кем же он тогда, позвольте узнать, был? Стоял на стороне зла, отбирая у простых людей свет? Ну уж нет, извольте. Человек, орудующий пером, уже сам по себе большой просветитель, где бы он ни жил и к какому бы течению и периоду в литературе не принадлежал. С таким же успехом, дорогая Марья Трофимовна, Дарвина нельзя назвать биологом. Вот уж вздор!
«Когда-нибудь я отсюда уволюсь, думал Константин Сергеевич, на поверку представляя себе, как спустя секунду сначала развяжет ремень брюк, затем расстегнет их молнию (помните, как было в Брэдбери: «!!!»?»), и потом только выльет из себя все то, что очень хочет быть в этот момент времени вылитым. Уволюсь и больше никогда в своей жизни не буду учителем английского языка. Быть может, подамся в репетиторы и буду зарабатывать себе на жизнь таким вот нехитрым образом. Или же вообще психану, пойду на ближайшую овощебазу и стану там отменным грузчиком с постоянным окладом! Боже мой, какие только мысли не забредут в голову человеку с полным мочевым пузырем!».
Он уже видел перед собой заветную дверь с надписью «Мужской туалет», когда сообразил вдруг, что оставил включенным на столе в классе свой планшет. А что будет, если какой-нибудь очередной умник типа Коли Синицына захочет вдруг узнать, что именно так увлеченно читает учитель английского языка на их уроках и заглянет туда?
«Ну и пусть, в следующий момент сам себя успокоил англичанин, толкая вперед двери мужского туалета. В нос ему сразу же ударил достаточно едкий запах хлорки. Все равно толку от этого не будет никакого. Нынешние детки в полной своей мере не могут совладать даже со школьными произведениями, что задаются им на дом, а тут какой-то там (почти что гений!) Хантли и его «Стальные псы».
Четыре широкие кабинки с невысокими металлическими дверцами предстали перед взором англичанина, и он сразу же толкнул самую первую из них. С небольшим, еле слышным скрипом, дверца отворилась, явив перед учителем низкий белый унитаз, а рядом с ним (чуть левее)пластиковую бобину, предназначавшуюся для туалетной бумаги. Бобина эта в данный момент времени была пуста (разумеется, а как может быть по-другому?), но подобные вещи не слишком интересовали Константина Сергеевича.
Он ступил в кабинку туалета (здесь запах хлорки несколько попритих), затворил за собой дверцу и спешно ухватился руками за ремень на собственных брюках. Та его штучка, что особенно нравилась Светлане, к этому времени уже успела достаточно увеличится в размерах, и теперь едва ли не рвала собой модное желтого цвета белье учителя, с изображенным на нем улыбающимся лицом какой-то красавицы и надписью под ним: «А вы знали, что ОН у менясамый сильный на свете?».
Как только первые капли мочи вылились из взбунтовавшегося члена Константина Сергеевича, он почувствовал просто-таки божественное облегчение. От удовольствия даже на мгновение прикрыл глаза. Первое время ему казалось, что этот акт мочеиспускания продлиться едва ли не целую вечность, но, как оказалось несколько позже, каким-то особенным (из всех ему подобных, случавшихся раньше) он все же не стал.
«Все это чувство, говорил про себя англичанин, уж точно достойно того названия, которым его обычно и именуют«как на свет родился». Обязательно надо будет потом спросить у Виктории Ивановны о том, почему дела обстоят именно подобным образом. Неужели в мочевом пузыре человека настолько много нервных окончаний, что».
В следующий момент он очень явственно представил себе подобный диалог с коллегой. Забавная получилась картинка, ничего не скажешь. Он стучится после уроков к ней в кабинет, любезно здоровается, присаживается за ближайшую парту, освещает все вокруг своей лучезарной улыбочкой (а он это умеет, да-да!), а затем, собственно, и задает ей мучающий вопрос.
«Виктория Ивановна, миленькая, а скажите мне, пожалуйста, почему наш с вами мочевой пузырья имею в виду человеческий вообщениспосылает нам столь благоговейные ощущения сродни оргазму после каждого мочеиспускания? Особенно, если мочеиспускание это, скажем, произошло с некоторой задержкой во времени».
Англичанин абсолютно не представлял себе сейчас, что могла бы ответить на все это бедная Виктория Ивановна, задай он ей подобный вопрос, но зато точно знал, что подобные моментыони как ничто иное на этом свете достойны какой-нибудь диссертации или же кандидатской работы.
Стал профессором на моче. Ну не прекрасно ли все это звучит, товарищи?
Англичанин присвистнул. По ощущениям понял, что уже совсем скоро это его посещение уборной закончится, а потому не стал утруждаться более никакими мыслями и внутренними диалогами. Просто лишь отметил про себя, что после того, как запрячет дружка обратно в штаны, обязательно спустит воду, затем у раковины хорошенечко вымоет руки, да спокойно отправится себе обратно к классу.
«Если повезет, смогу даже до сверчка прочесть еще несколько страниц из романа, который, вероятно, писатель Хантли, сочинял, находясь как минимум под крэком».
Внезапно что-то там зашелестело в соседней кабинке.
«Оу, а я и не заметил, что не один тут сейчас».
Константин Сергеевич откашлялся, пытаясь перекрыть таким вот нехитрым образом собственное журчание.
А вы знали, что нехорошо отбирать шпаргалки у учеников? послышалось вдруг из соседней кабинки, и англичанин вздрогнул. Константин Сергеевич?
«Боже мой, что это? Этоголос Коли? Коли Синицына? Вот уж шутить удумал. Я бы на его месте».
Чего это вы замолчали, учитель?
«Вот паршивец! Все-таки надо было его наказать».