Слушая сына, старый князь кивнул согласно.
А Дмитрия, продолжал Василий Иванович, ко двору возьму, воеводой в дружину ежели не погребует, сделал оговорку потускневшим голосом. А не пожелает ко мне, то пусть идет на службу к инымперечить не стану
Спасибо, сын, вытер слезу с дряблой щеки Иван Дмитриевич. Иного я не ожидал. Но есть еще просьба
Какая, батюшка?
В моей северской казне, что в подвальных сундуках княжьего терема, есть женские украшениясеребряная корона с каменьями разными, у поляков диадемой называемая, жемчужное ожерелье, серебряные серьги с жемчугом и браслеты с бирюзой на запястья. Я напишу грамотку тамошнему дворецкому, а ты пошли верного человека, чтобы сие доставить сюда. Пусть это будет нашим подарком Забавушке на свадьбе. Исполнишь? взглянул остро из-под насупленных бровей, словно и недугом духовным не хворал и немочью телесной не страдал.
Исполню, твердо заверил родителя Василий Иванович. А чтобы не искушать слуг серебром да жемчугом, я и сам съезжу. Заодно посмотрю, как там обстоят дела. Давно уже не бывал. А свой глазалмаз!..
А еще сын, поверив, вздохнул глубоко Иван Дмитриевич, я хотел бы помолиться той самой иконке, о которой ты только что вспоминал. Слышал, что чудодейственная.
И это исполню, обрадовался Василий. Сам уже собирался перенести ее из скудной часовни на Тускуре в наши высокие да светлые церкви В какую-нибудь одну из них, тут же уточнил он свою мысль. А то и в монастырь Волынский Нечего ей в лесу да в безлюдье прозябать О том даже речь с настоятелем монастыря, игуменом Ефимием имел.
И что же Ефимий?
Подумать хорошенько советовал. Сказывал, что уже приносили ее в Рыльск, да только она не пожелала тут остаться. Чудесным образом возвратилась к святому источнику на берег Тускура.
Да, было такое, подтвердил Иван Дмитриевич. Я тогда в Новгородке Северском был. Сам иконки не видел, но о чуде этом слышал Однако прошу
Исполню, исполню, поспешил с новыми заверениями молодой князь. А если что то можно ведь и вернуть на прежнее место.
Да-да, согласился Иван Дмитриевич, как-то враз обмякнув, словно лишился последних сил. Ты теперь ступай, сын. Мне отдохнуть пора Но когда Василий Иванович, отвесив поклон, направился к двери, вновь окликнул его:Распорядись позвать назавтра игумена Ефимия. Переговорить с ним потребно.
Обязательно пошлю.
5
Рыльский князь выполнил волю родителя. Не оставляя дело под спуд и «на потом», он с малой дружиной съездил в Новгород Северский. Пересмотрев казну, которая с уходом батюшки в монастырь, становилась его собственностью, отобрал названные украшения. Подумав, положил их на прежнее место в кованые медными пластинами сундуки. «Отвезу-ка я все в Рыльск, решил не потому, что жалко было расставаться с драгоценными изделиями, а потому, что хотел иметь казну под рукой. Там видно будет, что дарить, а что попридержать Хоть и твердит пословица, что «подальше положишьпоближе возьмешь», только это не про сей случай. Отец жил в Новгородкеи казна была при нем. Я буду жить в Рыльске, пусть и казна будет в Рыльске при мне. Ближеоно надежнее»
В середине августа, на Успенский пост, в сопровождении подьячего Лычка и нескольких дворовых людей Василий Иванович съездил на реку Большую Курицу, в отцову деревеньку. Осмотрев местность, приказал тамошнему старейшине Фролу Зипуну за зиму сруб под избу с подклетью срубить.
По весне вон на том взгорке, указал рукой на охватываемый долиной реки невысокий мысокпоставить. Да забором обнести. И о хлеве с овином не забыть.
Это ж кому такие хоромины? хитровато задрал Фрол бороду, подернутую серым пеплом лет.
Не твое собачье дело, оборвал его Лычко. Тебе сказаноисполняй. Будешь много знатьплохо станешь спать.
Князю Василию излишнее любопытство деревенского тиуна тоже не понравилось, но он промолчал. На простоту не стоит серчать. Зато вездесущий Кислинский, вполне выздоровевший стараниями баб-ведуний и их мазей, язвительно дополнил подьячего:
Ишь ты, рыло суконное, но тоже дай в калашный ряд! Ты, дядя, глаза разуй да посмотри, кто перед тобой подмигнул игриво подьячему Лычко, светлый князь со дружиной. То-то! И помни, что любознательной Варваре на базаре нос оторвали! И ты свой не суй, куда не след, а то можно лишиться
«Эк как у нас умеют слабого потоптать», хмыкнул про себя князь, но уст не разверз, дворовых не одернул, Фрола не приободрил.
Фрол засопел, потупился и больше никого ни о чем не спрашивал. Только согласливо кивал кудластой головой да поправлял пояс на зипуне большими, как деревянные лопаты, заскорузлыми до черноты от крестьянской работы руками. Не заговорил он и тогда, когда по знаку князя все тот же подьячий передал ему кису с серебряными монетами для оплаты плотницких да земляных работ. Лесные угодья, где предстояло валить деревья и пилить их на бревна, находились в княжеской собственности. Поэтому траты денег на приобретение строительного наряда не требовалось. Нужное количество выделялось князем. Все остальное: рубка и пилка, очистка от коры и сучьев, доставка к месту постройкивозлагалось на старейшину и крестьян Шемякиной веси, как называли они себя сами.
Конец августа и начало сентября прошли в хлопотах по сбору припасов на зиму, а также в подготовке к прибытию в Рыльск чудотворной иконы Знамение Божией Матери Коренной. Игумен Ефимий после многих бесед с Иваном Дмитривичем и воздарений землицы да серебра со златом на строительство обители дал свое благословение на сие деяние. Мало того, он еще послал монахов с лодией и вожатым, умевшим управляться с этой лодией: «Так вернее будет».
И вот на Рождество Пресвятой Богородицы в Рыльск с Тускура монахи Волынского монастыря на струге доставили икону Знамение Божией Матери. Как только струг проплыл мимо монастыря, там ударили в колокола, оповещая рылян. Звоны подхватили на колокольнях других церквей. Не остались в стороне тут и замковые церкви Ильи и Ивана Рыльского. Тоже заблаговестили.
И сразу же весь люд рыльский, и стар, и мал, не чинясь родством и знатностью, сбежался на пристань под горой Ивана Рыльского. Тут и кузнецылики черные, прокопченные, окалиной побитые, ручищи тяжелые, узловатые, плечи аршинные. Русые волосы тесьмой либо кожаным сыромятным шнуром по челу схвачены. Тут и горшечники. У этих лики посветлее будут. Но руки натружены не менее. Волосы стрижены под горшок и тоже ремешками перехвачены, чтобы не мешаться при работе. Тут и кожевники с белыми, как у барышень дланями и перстамищелоком да кислотами изъеденными. Кожи скоблить да мятьне хлебную корку сжевать да умять! Сила и сноровка нужна. Тут и плотники-насмешники. Правда, ныне все серьезны: икону чудотворную встречают. А божье дело смеха да зубоскальства не приемлет. Тут и шорники, и бондари, и бродники с бортниками. Словом, весь ремесленный люд Рыльска. Но немало и крестьян-лапотников. Частьместные, рыльские же, но большинство из окрестных весей пришло, прослышав о прибытии иконы.
Бабы и девки, все как одна, в светлых чистых повоях и сарафанахпраздник ведь! Мужикибез шапок и треухов, в зипунишках и сермягах. Бороды у всех вениками, вперед выставлены. Глазищи рыщут по водной глади Сейма. Молодые безусые и безбородые парни несколько позади держатся. Почти все без зипунишек, в одних длиннополых, до колен, рубахах самой разной расцветки и пестроты. Но цену себе тоже знают, ходят гоголем, грудьвперед, плечивразвалку. Меж баб снуют юркие, как стрижи, мальцы; за материнские подолы держатся скромницы-девчушки.
На пристани вместе с народом и священство рыльское: и светлоеслужители церквей да храмов, и черноемонашествующая братия. Эти с иконами и хоругвями. Псалмы поют. Народ, кто знает, поддерживают. Особенно усердствуют бабы да девки любители церковного пения.
Оба князя: и молодой Василий Иванович, и старый Иван Дмитриевичв окружении дворовых людей на крепостной стене. Отсюда далеко видать Сеймскую гладь, все изгибы и развороты реки. Пара дюжих слуг поддерживает под мышки старого князя, ноги которого то и дело подгибаются. Все никак не оклемается