Валашка в любовных играх была искусна и неутомима. Заводясь, не только сама истомно стонала, но и князя до стонов доводила. Дворовым девкам до нее, как луне до солнца: вроде тоже сияет, но ни света, ни тепла! Не умели дворовые девки, даже лаская, так распыляться, стеснялись. А уж о стонах и говорить нечего
Да, хороша была валашка в забавах любовных. Ночь с ней пролетала, как одно мгновение. Впрочем, не забывала она канючить и о подарках. И то ей дай, и это подари. Приходилось князю одаривать. То перстеньком, то сережками, то платьями новыми.
Но приходит время, и даже мед приедается. Приелись князю и ласки Розалии. К тому же, как выяснилось, к княжескому роду она не принадлежала. Была всего-навсего дочерью мелкого валашского дворянина, продавшего ее в ханский гарем. Сказку же о своей родословной придумала еще в степи, в тот самый миг, когда ее расспрашивали. В чем-чем, а в уме и изворотливости ей было не отказать. Потому, едва отойдя от испуга ночного побоища, тут же сочинила душещипательную быль о бедной княжне, похищенной злыми татарами. Сочинила, чтобы возвысить себя в глазах русского князя, который, как понимала, должен был «клюнуть» на ее красоту. Но все же, что-то дрогнуло тогда в ее голосе и глазах. И это «что-то» не укрылось от князя.
Вот и стал князь Василий от встреч уклоняться, на дела да усталость ссылаться. А Розалия, словно ревнивая супруга, в слезы. Но если ласками князя было не удержать, то слезамиподавно. Правда, предлагал он ей к родителям с оказией отправить. Воспротивилась. «На хлебе и воде что ли должна с ними жить? заявила зло.Уж лучше вновь наложницей у Ших-Ахмада быть». «Дело хозяйское, рассмеялся князь. Как говорится, вольномуволя, спасенномурай. Будешь «довеском» при обмене». И больше не препятствовал ее общению с Ших-Ахмедом.
Не забижали люди князя и других пленных крымчаков. Три десятка их досталось рылянам. Содержали в строгости и под охраной, но без обид и издевательств. Ибо все под Богом ходим
Словом, разница между содержанием в плену крымчаков и Ивана Дмитриевича была разительной. Это печалило и злило до зубного скрежета Василия Ивановича. К тому же он не знал, как сказать родителю, что даже с освобождением из полона беды его не закончились. Как бы вообще не убить Исстари известно: хорошие вестилечат, а дурныекалечат.
Суть новых невзгод, готовых обрушиться на ослабевшие плечи родителя, заключалась в том, что ко времени его освобождения на землях рыльской и северской произошло немало событий. И не все они были добрыми да светлыми.
К добрым можно было отнести женитьбу Василия Ивановича на Ксении, сестре верейского князя Василия Михайловича. Княгине Аграфене Андреевне удалось не только встретиться в Вильне с князем Василием Михайловичем, но и просватать Ксению. Новичок-беглец терялся в чужом государстве, не ведая к кому притулиться, где искать поддержки. Потому появлению северской княгини обрадовался и при сватовстве не упорствовал.
Свадьбу играли в Новгороде Северском. Играли тихо и скромно, без обычно принятого на Руси шума и размаха. Обе стороны испытывали не лучшие времена. Одна находилась в опале великого московского князя и на чужой земле, другаяв печали по продолжающейся неволе князя Ивана Дмитриевича. Венчал настоятель Спасо-Преображенского монастыря архимандрит Тихон, сухой и щупленький старичок, довольно частый гость княжеского терема при Иване Дмитриевиче.
Впрочем, несмотря на скромность, все церковные обряды и русские народные свычаи и обычаи были соблюдены. Девицы пели долгие протяжные песни. Парни танцевали да ходили «колесом». Скоморохи играли на сопелях и били в бубны. Заставляли плясать здоровенного медведя, любителя хмельной браги. Дворовые бабы обсыпали молодых цветами и зерномна богатство и счастливую жизнь.
После свадебных церемоний Василий Иванович с молодой супругой отбыл в Рыльск. А его матушка, почувствовав вкус к путешествиям, вскоре отправилась в Краков к королю Казимиру «искать правду», чтобы вернуть мужа из татарского плена. Никакой поддержки, кроме, разве что, словесной, она в королевском замке не нашла. Зато, по слухам, обрела себе поклонника в лице сына королядвадцатидвухлетнего Александра Казимировича, сластолюбца и мота.
Верить в то, что княгиня вступила в любовные отношения с королевичем, не хотелось. «Ведь он ей в сыновья годится, с раздражением думал Василий Иванович, когда первые такие вести смутной тенью добежали до Рыльска. Нелепица! Досужие сплетни польских старух-завистниц. Вот возвратится матушкаи все развеется».
Рыльский князь уже знал, что в Польше, в отличие от Руси, не только король и его семейство, но и магнаты, и первостатейная шляхта старались жить весело, проводя время на пирах, рыцарских турнирах и балах. «По-видимому, пиры да бесконечные балы, устраиваемые польскими магнатами, увлекли матушку, гнал от себя непристойные мысли Василий Иванович, вот и задержалась. Но чтобы она и королевич такого быть не может. Не может и все!»
Не верилось и тогда, когда от настоятеля Спасо-Преображенского монастыря Тихона, со ссылками на высоких польско-литовских православных священников, поступила обличительная грамотка. «Наговоры! отмахнулся он сердито и приказал слугам сжечь грамотку в печи. Чтобы не только духу, но и дыму не было!»
Только время шло и шло, а матушка-княгиня все не возвращалась. Иногда от нее приходили весточки, в которых сообщала, что «хлопочет об освобождении из плена супругаясна сокола». Но чаще просила направить ей с надежной оказией «толику звонкой монеты»золотых ефимков. И ни слова, ни полслова в опровержении непристойных слухов.
Князь Василий хмурился, но деньги княгине посылал. Мать же
Не вернулась мать-княгиня в Новгород Северский и ко времени освобождения батюшки. Впрочем, тут ей могло быть оправданием то, что ни времени освобождения из плена, ни времени прибытия его на родную землю она не знала и знать не могла. Этого до последнего момента и сам рыльский властитель не знал.
«Как теперь объяснить родителю, что матушка почти на три года «загостилась» в Кракове? ломал голову и сцепленные пальцы рук рыльский князь Василий Иванович. Как оградить от дурных слухов?.. Как не ввергнуть в могилу дурными известиями?..»
Не лучше обстояло дело и с бывшей батюшкиной «присухой»Настасьей Карповной. Слуги как-то шепнули, что и она нашла себе «утешителя» в монахе Волынского монастыря Мефодии, обучавшем ее сына (да и дочь) грамотке. Как ни скабрезны были эти шепотки, но Василий Иванович оставил их до поры до времени без внимания. «Вернется батюшка, ему и решать, что делать, рассудил он. Мое же дело тут стороннее Сам в грехах, как в репьях», вспомнил ненароком о сладких утехах с Розалией.
Добрым известием для батюшки могло быть рождение у него внука. Буквально за полгода до возвращения старого князя молодая княгиня Ксения Михайловна одарила себя и Василия Ивановича сыном. Крестили новорожденного в замковой церкви Ивана Рыльского и нарекли в честь деда Иоанном.
2
Но мысли мыслями, а дело делом.
Дав князю Ивану Дмитриевичу отдохнуть после длительной дороги, повели его попариться в княжескую баню, только что жарко истопленную по такому случаю. В отличие от посадских бань, большей частью ютившихся в конце огородов у речек Дублянки да Рыла, деля это пространство с кузнями, княжеская банька была поставлена на горе Ивана Рыльского. Сложена из мореного дуба, крепкого как железо или камень, чтобы и «красному петуху»огню не так просто было ее «клюнуть». Дворовые люди, отвечавшие за нее, строго-настрого, под угрозой лишения живота, предупреждались, чтобы, не дай бог, хоть один уголек из каменной печки куда-либо не выпал да и учинил пожар. Вот они и следили во все глаза за порядком. Воду в баню или наносили заранее бадейками из колодца под горой, или привозили в бочках от целебного источника Волынского монастыря. Этот источник несколько лет назад был обнаружен и обустроен игуменом Ефимием. Приносимой и привозимой водой наполняли два огромных дубовых чана, стоявших в предбаннике. В любом из них можно было запросто плескаться двум взрослым мужам или бабамтак они были велики. Потом водой пользовались по мере надобности, а банные слуги следили за тем, чтобы запас воды не истощался. В противном случае клепки чанов могли рассохнуться, что вызвало бы течь, а то и того хуженегодность чанов.