Погодите, господин Черепанов, тем временем прервала словоохотливого гостя сыромясовская супруга. Таких долгих экскурсов не надо. Вы лучше мне объясните, почему вы работаете ночами?
Я? Фалалей поднял брови. Я не работаю То есть да, иногда а в общем мысль журналиста работает безостановочно, и в этом смысле наша профессия не знает ни дня, ни ночи
А вы, Самсон Васильевич? Вы тоже ночные задания выполняете?
Шалопаев оторвал взгляд от рыбок, переливающихся всеми красками: от оранжевой до сизо-голубой, от лимонно-желтой до огненно-красной, от черной до коричневой, но ответить не успел.
Пока еще он не дорос, встрял фельетонист, он еще несовершеннолетний.
А какого рода эти задания? допытывалась дотошная дама, наконец-то удостоившая заинтересованного взгляда и Фалалея.
Ну, разного, заелозил на стуле тот, иногда конфиденциального, мы не имеем права разглашать.
Хорошо, сыромясовская супруга выложила на скатерть руки и любовалась своими отполированными ноготками, но, судя по тому, что вы пришли к Мишелю, его задание должно быть завершено. Не так ли?
Так, лапидарно ответил Фалалей и пнул под столом Самсона, хотя тот знал: если друг становился лаконичным, что-то не так.
А как часто вы, например, Фалалей Аверьяныч, ходите на ночные задания? Невинный взгляд темных глаз снова обволакивал Фалалея.
Я? Ну, не знаю Не считал
Каждую неделю?
Бывает, уклонился Фалалей. А в чем вопрос?
А в том, господин Черепанов, что мне, как замужней женщине, любящей своего мужа, кажется странным, что Мишель иной раз и дважды в неделю уходит в ночные задания.
Наше руководство ценит вашего мужа. И доверяет ему самое сложное, залопотал Черепанов.
Вы думаете, что я глупа? ярко-вишневая улыбка любящей супруги стала еще обворожительней. Я же читаю ваш журнал. Мишель пишет о модах и тканях. В его статьях нет никаких следов, проливающих свет на его ночные отлучки. Что все это значит?
Не знаю, пожал плечами фельетонист. Вы в чем-то подозреваете мужа?
Да, подозреваю.
В супружеской неверности?
Хуже! Гораздо хуже!
Что же может быть хуже?
Госпожа Сыромясова вздохнула, на ее ясное чело набежала тень.
Поймите меня, я беспокоюсь за его жизнь. Ведь если человек уходит на ночь глядя из дому, а утром не возвращается, ничего хорошего не жди.
Согласен, подхватил Фалалей. А он ушел и не вернулся?
Совершенно верно, до сих пор нет. А ведь это дело опасное, признайтесь.
Какое дело? непонимающе оглянулся на Самсона Фалалей.
Как какое? Тайный сыск!
Глава 4
Следователь Тернов и его помощник Лев Лапочкин возвращаться на службу не торопились: перед беседой с чудовищным флиртовцем не мешало хорошенько обдумать план и стратегию допроса. Да и после гостиничной суматохи хотелось чего-то тихого и спокойного, хотя бы и неспешной поездки по городским улицам в экипаже. Однако чахлое северное солнце не могло совладать с вязкой петербургской сыростью, от нее не спасали ни шинели, ни поднятые воротники, ни суконная полость казенных саней. И, углядев вывеску с накладными металлическими буквами, Павел Миронович сам предложил напарнику зайти в ресторан и перекусить. Велев извозчику ждать, он первый спрыгнул с саней на тротуар.
Поскольку следователь и его помощник были в служебной форме, то знаки почтения устилали им дорогу: и швейцар кланялся в пояс, и в гардеробе со всевозможной ласковостью и бережностью помогли снять верхнюю одежду и галоши, и встретивший у входа в залу метрдотель в полупоклоне передвигался сбоку с льстивой улыбкой, то приотставая на полшага, то забегая вперед.
Стол почетным гостям был предложен самый наивыгоднейшийи для обзора, и для комфорта. Словно из-под земли явились два официанта, скатерть тут же была сменена на накрахмаленную до хруста, метрдотель воркующим голосом принялся выяснять, что будут есть и пить дорогие гости.
Ненужную суету Тернов прервал излишне сурово, попросив метрдотеля обеспечить клиентам в первую очередь покой. И это желание было исполнено с радостью, официанты мгновенно бросились выполнять заказ, бесшумно выныривая из-за колонны с подносами в руках. Лишь изредка являлся метрдотель и застывал в отдалении, проверяя, все ли в порядке.
Лев Милеевич, заговорил Тернов, когда под действием живительной влаги из хрустального графинчика руки немного отошли от мороза, есть ли у вас соображения?
Признаюсь, испытываю замешательство. От дерзкой наглости убийцы, хмуро ответил видавший виды дознаватель, озирая окружающее пространство: расставленные в шахматном порядке столы, лампы с цветными абажурами, с полдюжины жующих и пьющих за отдаленными столиками посетителей. Даже не знаю, о чем его спрашивать. Ведь вопиющий факт налицо. Непонятного много, кустистые брови его сомкнулись, глазки-буравчики вонзились в сотрапезника, но больше всего меня тревожит мотив преступления.
То есть? не понял Тернов. Вы полагаете, смерть наступила не от экстаза?
Может быть, и от него, помощник с удовольствием подцепил на вилку розовое полукружие маринованного лучка, но зачем же такие смертельные экстазы задумывать?
То есть вы полагаете, что развратник из «Флирта» умышленно довел своего любовника до смерти?
Кто их знает, уклонился от определенного ответа Лапочкин, у них там свои страсти кипят, ревность нам непонятная. Может, наш арестант что-то пронюхал об изменах дружка в Казани, вот и захотел отомстить.
Павел Миронович молчал. Он размышлял, вызывать или нет в следственную камеру обольстительную госпожу Май, не единожды ставившую его в неловкие ситуации. С одной стороны, она, по-видимому, к этому делу отношения не имела. А с другой, все-таки замешан ее сотрудник: просочится история в печать, урон репутации журнала неизбежен. И хотя эта мысль вызывала у следователя тайную радость, если не сказать злорадство, все же он, воспитанный в понимании мужского великодушия, ощущал, что такая победа в схватке с красавицей стала бы для него не гордостью, а унижением.
Вот что, наконец произнес он, без помощи Сыромясова нам никак не разобраться. А он в полнейшем беспамятстве. Как воды в рот набрал. В своем ли он уме?
Будем надеяться, оправится вскоре, душевный кризис случается и у преступников. Особенно по первому разу. Они ведь не всегда понимают, какое потрясение испытывает организм, когда преступает заповедь
А может, ключ к разгадке злодеянияв личности покойника? отвлекшись от золотистых оливок, задумчиво изрек Тернов. Надо в Казань запрос послать.
Сделаем, ответил Лапочкин, и в голосе его Павлу Мироновичу послышалось что-то тревожное.
Проследив насупленный взгляд помощника, Тернов обнаружил, что в ресторане появились новые посетители.
На ловца и зверь бежит, процедил Лапочкин и с несвойственной ему развязностью крикнул на весь зал. Эй, официант, живо сюда!
Тернов понял маневр помощника: мужчина и женщина в дверях непроизвольно обернулись на крик, на лице мужчины промелькнула мимолетная досада, тотчас же сменившаяся радушной искусственной улыбкой. Аккуратно взяв спутницу под руку, мужчина направился прямо к столу, за которым сидели сыщики. Метрдотель сделал два шажка за ними и замер в ожидании.
Никуда не скрыться от ока правосудия, начал еще издалека мужчина, чуть склонив голову к спутнице, миловидной женщине маленького роста, черноволосой, облаченной в струящееся платье. От одного ее вида Павел Миронович ощутил дуновение февральского холода. Позвольте, уважаемые господа, засвидетельствовать вам свое почтение.
Тернов встал и поклонился.
Здравствуйте, господин Мурин, сказал он любезно, какими судьбами вы в этом непрезентабельном заведении? При ваших-то возможностях?
Журналист многозначительно усмехнулся.
Теми же судьбами, что и вы, уважаемый Павел Мироныч. Знаете ли, бывают такие темы для бесед, которым публичность противопоказана Вы меня понимаете?
Да, понимаю, смущенно ответил следователь, стараясь не смотреть на муринскую даму, которая холодно и равнодушно взирала на беседующих. Чем убежище скромнее, тем переговоры удачней. Представьте меня вашей спутнице, Гаврила Кузьмич.