Сошли. Почти не заметны, поддакнул Самсон.
Да ладно, чего там синяки пережевывать. Я тебе другое скажу. Вчера побывал я в одном вертепце Ах, черт, наверно, тебе рано еще Но все равно, жизнь надо знать в лицо. Так там актриски с писателями кутили. С самим Блоком пил! Чуешь? Жены его, правда, не было, хотя и она тоже актриса. Но мне не нравится. А еще Куприн был, ну, это наш брат, алкоголик. Ну, а Андреев меня совсем разжалобил. Представляешь, мужчина красивый, демонический, знойный, а так накушался, что плакал горючими слезами. Представляешь, обнимает меня и плачет. Дескать, я, Леонид Андреев, и почему у Блока такие красивые любовницы, а якак сирота казанская? И, веришь ли, брат Самсон, так я расчувствовался, что поклялся ему: утрем мы с ним нос Блоку, такую мамзель найдем, что Блок от зависти лопнет. Утром-то сегодня я опомнился, да уже поздно! Ведь я обещал через три дня там же триумфальный ужин для Андреева! Теперь ты понимаешь, как мне повезло: окручу на конкурсе красоты лучшую, и дело в шляпе. Поможешь?
А как? Самсон выдохнул облачко пара в серую сырость, казалось, никогда не покидавшую столичные улицы.
Ну, это просто! Как же ты не понимаешь? Мы с тобой работаем на пару! Я-то рылом не вышел. Фалалей оскалился, обнажив короткие, редкие зубы. Сам видишь, а на тебя женский пол клюет, что-то в тебе есть. Будешь наживкой. Согласен?
Фалалей, Самсон даже остановился. Я вряд ли смогу тебе помочь. Я сам в ужасном положении.
Что случилось? мгновенно посерьезнел фельетонист, и, дернув напарника за рукав, неведомо куда заспешил по посыпанному песочком тротуару. Рассказывай. Требую, как брат брату говори всю подноготную. Решим все проблемы.
Да нет, Фалалей, не решим. Шалопаев послушно, не спрашивая, куда его волочет друг, трусил рядом. Вот-вот мой папенька нагрянет. Вот так-то.
Фалалей присвистнул:
Вот те номер! Грозен батюшка?
Да уж не обрадуется от моих занятий.
А он не знает?
Понимаешь, Фалалей, я по приезде написал домой Ну, что квартирую в Графском переулке, в доме Шлыковой. Посещаю университет, репетиторствую. Но в университете-то я был лишь раз, потом месяц домой не писал. Боюсь, родители встревожились, заподозрили что-нибудь плохое, отец и отправился меня выручать.
Склонен к рукоприкладству? деловито осведомился Фалалей.
Да нет, но я вообще-то был послушным сыном И в нашем доме журнала «Флирт» не читали И строгости там у нас всякие и приличия А тут
Так он сегодня приезжает?
Не знаю, в телеграмме не сказано. Может, уже приехал Что делать?
Вот видишь, чем кончается невнимание к родителям, Фалалей нравоучительно поднял указательный палец вверх. Матерь свою и отца своего чтить должен, уважать, помнить о них ежеминутно. Вот как я о своей матушке помню. Но теперь ничего не попишешьвозмездие неотвратимо.
Но я не хочу! воскликнул с жаром блудный сын. Если он меня изобличит, то отвезет обратно в Казань! А мне это ни к чему!
Понимаю! посочувствовал наставник. Придется разработать операцию по твоему спасению. У меня есть идея! Сейчас возьмем водки и нагрянем к Сыромясову. Поздравим его с отставкой, выпьем за твоих родителей и сообща что-нибудь придумаем!
Не хочется мне к Сыромясову, и вообще никуда не хочется.
По городу тебе ходить опасно, начал растолковывать стажеру положение фельетонист. Николаевский вокзал близко, вдруг напоремся на твоего папеньку прямо на Невском? И в публичные места соваться не стоитвдруг твой папенька сразу кинется кутить?
Да ты что! Он не такой. Он лучше меня!
Ну-ну, похвальная самокритичность, Фалалей хихикнул, но нельзя исключать, что батюшка твой вздумает тряхнуть в столице стариной, захочет развлечься на полную катушку. Не зря, ох, не зря он даты приезда в телеграмме не проставил. Чтобы запасец времени иметь
Фалалей, ты же учил меня чтить родителей!
Я и чту всех родителей. Вместе со всеми их слабостями. Что не мешает мне и тебя спасать. Едем к Сыромясову. Туда-то точно твой батюшка не заявится. Логично?
Самсон кивнул и свернул следом за другом влево, к магазину, в витрине которого весело поблескивали выстроенные в шеренги бутылки с водками, наливками и ликерами, радующие глаз разнообразием форм и цветов, рядом с ними лежали не менее привлекательные винные бутылки. От одного их вида стало веселее, и скучный февральский денек утратил свою блеклость. Вскоре, отягченные пакетами, молодые люди выскочили из магазина и кликнули свободного извозчика. Через полчаса они уже спрыгивали у доходного дома на Петербургской стороне.
Фалалей расплатился с извозчиком и уверенно зашагал к чугунным воротам. Дворник у ворот осведомился, кого ищут господа, и, услышав ответ, сопровожденный гривенником, самолично проводил их к парадной двери во дворе.
Опрятная, с начищенными до блеска мозаичными полами, со свежеокрашенными стенами лестница привела их на второй этаж. Фельетонист решительно нажал кнопку электрического звонка. Дверь открыла старуха в переднике, по виду кухарка.
Дома ли хозяева, милая? ласково осведомился Фалалей, неумолимо вдвигаясь в прихожую. Мы из редакции. Возьми-ка поклажу-то. Где здесь у вас гардероб? Самсон, входи, раздевайся!
Старуха приняла пакеты и, обняв их, прижала к груди.
Барина-то дома нету, растерянно произнесла она. Только барыня, Нелли Валентиновна.
Ну так доложи, велел Фалалей и, освободившись от верхней одежды, отобрал у старухи пакеты, сунул ей извлеченную из кармана визитку и плечом подтолкнул к застекленным дверям.
Та укоризненно покачала головой и вразвалку двинулась вглубь квартиры, сообщать хозяйке о неожиданном визите.
Проси, послышался вскоре мелодичный молодой голос, и старуха посторонилась, освобождая дорогу гостям.
Бархатные портьеры приоткрывали окна ровно настолько, чтобы создать в гостиной ту чудную игру полумрака и солнца, которая всегда вызывает в воображении весенний день. Да и сама хозяйка, в окружении комнатных цветов, размещенных и в большой угловой кадке, и в вазонах на каминной полке, и на специальной решетке, выдвинутой наискосок от камина, похожа была на богиню Флору: яркая, женственная, роста среднего. Мягкие, развевающиеся одежды свободными складками обтекали ладную фигурку, каштановые волосы, уложенные в виде шлема, перетягивала бархатная лента. Гостей она встретила приветливой улыбкой, от которой на правой щеке ее образовывалась волнующая ямочка, узенькая, вертикальная.
Добрый день, сударыня, галантно расшаркался Фалалей, позвольте представиться. Ваш покорный слуга, Фалалей Аверьяныч Черепанов, и мой юный коллега, Самсон Васильевич Шалопаев. Мы друзья вашего мужа, вместе служим.
Я уже поняла, сказала спокойно дама, разглядывая с чрезмерным интересом Самсона. Чем обязана?
Фельетонист водрузил на стол пакеты.
Вы позволите? Мы хотели видеть Михаила Иваныча.
Я тоже хотела бы его видеть, ответила лукаво госпожа Сыромясова.
А где ж он в данный момент пребывает? осведомился Фалалей.
Я надеялась услышать это от вас, господа. Прошу вас, присаживайтесь, хозяйка опустилась на край дивана и указала визитерам на стулья. Мне и самой любопытно. Вы меня очень обяжите, если познакомите с технологией журнального дела.
Технологией? Фалалей было оторопел, но уже через секунду бойко застрекотал. Ну, это история долгая. Вообще-то, если опустить организационную сторону, то есть регистрацию, закупку оборудования и заключение договоров с поставщиками бумаги и типографией, то журнальное дело начинается с идеи. Концепции. Набора сотрудников. Затемвыработка стратегии, основанной на лучших отечественных и зарубежных традициях
Фельетонист изо всех сил пытался отвлечь внимание хорошенькой брюнетки от Самсона, а тот под пристальным взором темноглазой хозяйки покраснел и стал еще привлекательнее. От смущения он уставился на огромный аквариум, помещенный на камине: там, среди водорослей и кораллов, парили странные, причудливо изогнутые рыбки, похоже на крохотных лошадок, по крайней мере головой. У них были забавные глаза-пуговки, доверчивый взгляд, капризные губы и тонкая мордочка, украшенная рожками.