Самсон с удивлением смотрел на улыбающуюся девушку в беличьей шубке.
Вы меня не узнаете? продолжила она. ЯМария Жуковская! Вспомнили? Иду с курсовсмотрю, вы стоите! Не топиться вздумали?
Самсон оторвал руки от ограды моста и поправил шапку, посильнее натянув ее на лоб.
У вас такое страдальческое выражение лица, заметила Мария, беря Самсона под руку и увлекая вперед, а здесь так дует. Что с вами?
У меня голова раскалывается, наконец пробубнил Самсон. Не знаю, что делать?
А как ваш друг? У него с головой все в порядке? улыбнулась Мария.
Кажется да, простонал Самсон и остановился. Мария Васильевна, есть ли на свете Бог? Ходите ли вы в церковь? Как это все соединить?
Барышня покачала головой.
Этого все ищут. Но я тоже не знаю ответа. Но как странно, что я вас встретила! Этознак.
Знак чего? вяло спросил Самсон, припоминая, что вообще-то надо вернуться в редакцию и узнать о судьбе Фалалеяне нашелся ли товарищ? Не поможет ли ему разобраться в этой чудовищной ситуации?
Мария вновь повлекла Самсона вперед.
Помните, Самсон Васильевич, мы вчера с вами разговаривали? И я говорила о моей подруге Препедигне?
Помню, безучастно ответил Самсон.
Представляете, вчера она мне позвонила! Будто услышала наш разговор. И сказала, что хочет помочь мне обрести истину и гармонию. Вот к ней и иду на Гороховую. Пойдемте со мной?
А это далеко?
Теперь уже не очень.
А там не теософский капитул? с подозрением поинтересовался Самсон.
Он с удивлением для себя понял, что идущая рядом с ним девушка хорошенькая и ему не хочется расставаться с ней.
О нет! серьезно ответила Мария. Я тоже этот вопрос задала. Мне теософы не нравятся. А здесьчто-то новое, неизвестное. Природное, святое. Я, конечно, и сама не очень верю. Но так хочется увидеть солнце, духовное солнце! В конце концов, мы всегда сможем уйти, если не понравится.
Самсон улыбнулся и согласился сопровождать мадемуазель Жуковскую.
Они шли по многолюдному Невскому, потом свернули на Садовую. Стоящие сплошной стеной дома надежно укрывали от ветра, снежный покров на крышах, козырьках у подъездов, на приворотных тумбах, на тротуарах походил на мягкое, пушистое одеяло, надежно согревающее город и живущих в них людей. В некоторых окнах уже вспыхивали уютные огоньки. Мало-помалу Самсон приходил в себя, душа его успокаивалась, и, слушая приятный лепет спутницы, он уже думал о том, что глупый приемщик Лернера наверняка просто что-то перепутал. Цифры неправильно разглядел, очки у него были запотевшие, мутные Не удосужился протереть. Не в ту графу посмотрел, не на ту строчку. Или в учете негативов у Лернера царит полнейший хаос, все перемешано.
Они подошли к громадному серому зданию, этажей в шесть. Швейцар, не спрашивая, к кому они идут, впустил их, и они стали подниматься по дымной лестнице. Скоро стало понятно происхождение дымного запаха: на лестничных площадках по двое-трое стояли мужчины и курили. На подоконниках для них были поставлены специальные пепельницы в виде жбанов из жести. На ступенях сидели две странные женщины, в черном одеянии, в дорогих кашемировых платках, с мрачными выражениями изможденных лиц.
На третьем этаже Мария решительно остановилась и позвонила.
Дверь открылась. Ни о чем не спрашивая, молоденькая горничная впустила их в прихожую и захлопотала, помогая освободиться от верхней одежды, галош, ботиков. Весь просторный гардероб был увешан дорогими шубами.
Какой-то длинноволосый мужик с бородой, в голубой выходной рубахе, бархатных штанах и до блеска начищенных сапогах торопливо прошел через прихожую. Увидев их, он довольно засмеялся, крепко обнял Марию и повел ее в комнату. Обескураженный, Самсон поплелся следом.
Ну вот я и привел ее сюда к вам, она меня любит! сказал мужик, пропуская Марию вперед.
Самсон вошел за ними. В просторной комнате, куда он попал, было человек десять дам и один-единственный молодой человек в пиджаке, с хмурым лицом. Рядом с ним, глубоко утонув в кресле, сидела молодая беременная женщина в расстегнутой накидке. Другие дамы были не очень молодые, но в основном красивые, в роскошных туалетах.
Никто не подумал представлять вновь прибывших, и Самсон, чувствуя себя неуютно, проскользнул к окну, поближе к молодому мужчине.
Марию Васильевну мужик провел к столу, на котором в большом беспорядке странно соседствовали роскошные торты, вазы с фруктами и простые кренделя, варенье в изящных вазочках и серая глиняная тарелка с ломтями черного хлеба и огурцами, расписная тарелка с вареными яйцами и бутылка вина.
Мужик принялся ухаживать за Марией Васильевной, пододвигая ей кушанья. Водянисто-голубые глаза его пронзительно посверкивали. Что-то гнетущее было в его добром, мягком и одновременно хитром и лукавом взгляде. Мария Васильевна отказалась, он перекрестился и принялся есть сам, откусывая попеременно то хлеб, то огурец.
Теперь Самсон мог рассмотреть и мужика, и свою спутницу. Он впервые видел девушку без шубки и шапочки. Узкое, чистое лицо, высокий лоб в окружении темно-каштановых волос, светлые глаза под тонкими полукружиями бровей, прямой, немного длинноватый нос, как на старинных фресках. И хотя Мария Васильевна была худенькой и хрупкость ее еще больше подчеркивалось скромным темным платьицем с белоснежной рюшечкой по воротнику и манжетам, от ее облика веяло здоровьем и недюжинной внутренней силой. Мужик Самсону не понравился: неряшливо разделенные на прямой пробор длинные пряди каштановых волос, темно-русая, растрепанная борода, неухоженные усы, широкий рябой нос над узкими бледными губами, выпуклые глаза под сросшимися кустистыми бровями.
Наконец мужик вроде бы наелся и отодвинул тарелку с яйцами. Заходящее солнце ярко освещало стол. Дамы, как участницы странного ритуала, протянули руки к мужику.
Отец, одно яйцо, пожалуйста.
Мужик вытер руки о скатерть и принялся ласкать своих соседок. Потянулся было к Марии Васильевне, но та, не скрывая отвращения, отклонилась назад, спрятала руки в муфту и, беспомощно оглянувшись на Самсона, пролепетала:
Какая прекрасная сегодня погода.
Мужик наклонился к ней, его лицо, искаженное похотью, разгладилось и преобразилось в лик благостного проповедника.
Это для тебя солнце вышло из-за туч, потому что ты стремишься к хорошему, потому что у тебя душа добрая! Знаешь, так всегда, кто верит, тому светит солнце! Когда оно заглядывает в дом, то каждому передает что-нибудь особенное, и если начинаешь задумываться о своей вере, тогда вера, словно солнце, выходит из-за туч.
Мария Васильевна ответить не успела, потому что в передней раздался сильный шум. Самсон повернулся к полуоткрытой двери и увидел на пороге что-то неправдоподобно яркое, броское, лохматое: красная рубаха, цветастые юбки со множеством складок, лоб, переплетенный длинными лентами, на голове пушистая шапка из волчьего меха, на ногах старые рваные сапоги. Странная фигура некоторое время раскачивалась в дверях, и вдруг завизжала высоким пронзительным голосом.
Ну вот и Препедигна, мрачно произнес мужик.
Словно огромный шар из лохматого козьего меха, вновь прибывшая гостья бросилась на пол к стулу загадочного мужика и, ударяясь головой о спинку стула, продолжала вопить.
Ну хорошо, ну хорошо, ну оставь, ну перестань, сатана! увещевал мужик.
Препедигна живо вскочила, обняла сзади его голову и осыпала пылкими поцелуями. Задыхаясь, она торопливо приговаривала:
О мой дорогой благословенный сосуд ах ты, прекрасная борода драгоценные волосы мне, мученице ты бесценная жемчужина ты алмаз мой Бог самый любимый
Дамы в комнате зашушукались. Неприятно пораженный, Самсон не знал, что делать. Мария Васильевна вжалась в стул. Молодой человек презрительно скривился и тихо гладил плечо беременной женщины.
Бородатый мужик отчаянно защищался и, полузадушенный, взревел:
Прочь, сатана! Прочь дьявол, исчадие ада!
Дальше последовал поток грязных ругательств. Наконец ему удалось оторвать ее руки от своей шеи. Он с силой оттолкнул припадочную в угол и, весь красный, растерзанный, едва дыша от ярости, заорал:
Ты всегда приносишь мне грешный гнев, проклятая стерва, мерзкая!