Прошу вас, сударыня, отправляйтесь домой, предложил Треклесов, делая знаки Даниле, чтобы тот позаботился о черепановской матери. Мы немедленно предпримем все меры, обязательно найдем вашего сына. Эх, жаль, Ольга Леонардовна отсутствует! Ну ничего. Мы сами сейчас посовещаемся и бросимся на поиски.
Я обзвоню все больницы, заявила Аля, и не остановлюсь, пока не найду Фалалея Аверьяныча.
Дадим нагоняя сорванцу, пообещал добродушно Данила, придерживая черепановскую матушку под локоток и направляя ее поступь к дверям, чтоб впредь неповадно было.
А я тотчас свяжусь с полицией, может, они что-то знают, важно добавил Треклесов.
А я сбегаю к Мурычу, обрадовано воскликнул Самсон, уверен. Фалалей там!
Наконец-то подвернулся повод выскочить из редакции и бежать в фотоателье Лернера. Самсон был уверен, что через час-другой Фалалей сам придет в редакцию, да еще со следами любовного угара.
За Самсоном увязался и Синеоковтеатральный рецензент еще не знал, как ему быть дальше, как восстановить свою погубленную репутацию в глазах блистательной Дузе? Но сидеть в одном помещении с мерзким Элегантесом и слушать о горностае, сифилисе и Генрихе Восьмом он, разумеется, не мог.
Мужчины вышли на улицу и направились к Невскому.
Самсон, друг, говорил на ходу Синеоков, я с тобой к Мурычу не пойду. Скучный Мурыч человек. А я хочу первым делом пистолет купить.
Стоит ли, Модест Терентьич, обагрять руки кровью, сказал Самсон примиряюще. Все пройдет. А убьете Сыромясовадля госпожи Май опять неприятности.
Нет, Самсон, я пачкать руки этой гнидой не стану. Меня теперь другое беспокоит. Теперь ведь, знаешь, меня самого могут убить.
Кто? от неожиданности Самсон споткнулся.
Поклонники и администраторы Дузе, мрачно изрек Синеоков, придержав стажера за локоток.
Вы преувеличиваете, не поверил стажер.
Не знаешь ты мира актерского, тяжело вздохнул Синеоков, теперь если сегодня-завтра сборы у Дузе упадут, меня и сочтут виноватым. Или кто-нибудь вздумает отомстить за оскорбление кумира.
Люди искусства не могут быть такими кровожадными, воспротивился Самсон. И потом, у нас еще есть правосудие
Простодушен ты, дружок, жизни не знаешь. Синеоков остановился, схватил Самсона за рукав пальто. Мы уже пришли. Здесь вот, за угломоружейный магазин. Хотя если меня захотят убить, могут и отравить Пришлют, допустим, приглашения на спектакль Дузе, а бумага будет отравленной. Злоба во всех кипит Не чувствуешь?
Нет, не чувствую, Самсон невольно улыбнулся. Они стояли так, что солнечные лучики скользили по лицу, попадали в глаза, одаривали мягким теплом. У нас в редакции, мне кажется, очень добрые и отзывчивые люди.
А я чувствую, скоро разразится скандал, мрачно предрек Синеоков, и это в лучшем случае. В худшемнесчастье.
И с кем же оно случится?
Думаю, с Платоновым. Иваном Федорычем.
Самсон безмолвствовал, соображая, что имеет в виду театральный обозреватель.
Молчать обещаешь? Синеоков прижался к плечу юноши и горячо задышал ему в ухо. Сегодня утром ко мне прибегал Лиркин. Умолял помочь.
И вы помогли?
Конечно нет! поднял брови Синеоков и снова доверительно склонился к Самсону. Очень уж подозрительной мне его просьба показалась! Представляешь, умолял меня и даже обещал заплатить, если я всучу Платонову клавиры Мендельсона. Как тебе это нравится?
Странно, но что ж здесь подозрительного или опасного. Не отравлены же эти клавиры!
Конечно, не отравлены, согласился Синеоков и потрепал Самсона по щеке, умненький ты мальчик. Но слушай дальше. Я говорю Лиркину: Платонов клавиры не возьмет, он в музыке ничего не смыслит, ему слон на ухо наступил. А Лиркин свое: я это знаю, ну и что, пусть не возьмет, а вы предложите!
Смешной этот Лиркин. Может, он желает Платонова просветить, повысить его музыкальное образование? Но стесняется?
Брось и думать об этом, голубчик, возразил Синеоков, провожая загоревшимся взглядом статного мичмана, проходящего мимо, но мне некогда, прощай. Только если Лиркин тебя попросит передать клавиры Платоновуне соглашайся!
Не успел Самсон ответить коллеге, как тот развернулся и скрылся за углом. Вздохнув с облегчением, стажер «Флирта» тут же забыл и о Лиркине, и о Платонове и побежал по направлению к ателье Лернера.
Располагалось оно на первом этаже. В огромных витринах помещались портреты в овальных рамках: красавицы с пышными, убранными в высокие прически волосами, с таинственно-задумчивым выражением лиц, с нежными подбородками, с мягкими очертаниями губ. В самом ателье фотографиями были завешены все стены, и не только портретами, но и изображениями мужчин и женщин в полный рост, одиночными, парными, семейными. Отдельную композицию составляли свадебные фото: невесты с вымученными лицами, за ними, стоящие, вцепившись в спинку стула рукой, словно удерживающие невесту на брачном троне, молодцеватые женихи с усиками, будто прилепленными к верхней губе. Много было детских фотографий: капризные ангелочки в пышных платьицах, в матросках, с обручами, с куклами, с пароходиками.
Детские фото Самсона совсем не интересовали, беглым взором скользнул он и по витрине с рамочками: прямоугольными и овальными, бронзовыми, деревянными, просто картонными. Зато он пристрастно изучал женские фотографии, пока его занятие не прервал услужливый приказчик, молодой человек, лет на пять старше Самсона, с кудрявой шевелюрой. Глаза его прятались за круглыми стеклышками в тонкой металлической оправе.
Приказчик внимательно выслушал Самсона, записал в блокнот все, что мог сообщить ему юноша: фотографию делал Братыкин, в 1907 году, скорее всего во второй половине года, девушка в тунике, красивая, там где кончается левая бровьродинка, зовут Эльза, и скрылся за темно-синей плюшевой портьерой.
Самсон в чрезвычайном волнении опустился в мягкое кресло, фотографии на стенах и в витринах его больше не волновали, он успел убедиться, снимка Эльзы там не было. Без интереса смотрел он теперь на немногочисленных клиентов и ждал решения своей судьбы.
К счастью, любезный приемщик появился довольно скоро, минут через пять. В руке он держал негатив и маленькуюпробнуюфотографию. И то, и другое Самсон схватил с нетерпением. Да, это была онаего милая тайная жена, его драгоценная малышка Эльза!
Вам что-нибудь известно об этой барышне? спросил с замиранием сердца Самсон у приемщика.
Тот откуда-то из-под прилавка извлек потрепанную книгу и начал перелистывать страницы. Наконец последний раз глянул на цифры, проставленные на обороте фотографии, сличил их с цифрами в первой графе книги и сказал:
Мадам Жозефина де Пейрак, французская подданная, доктор медицины из Дамаска. Проживала в гостинице «Европа», снималась для участия в конкурсе красоты.
Самсон, открыв рот, переводил взгляд с фотографии, зажатой в дрожащей руке, на приказчика, затем на книгу, затем снова на фотографию. Сознание его мутилось. Фотография в его руке была уменьшенной копией той, что хранилась в альбоме госпожи Май. Самсон был уверенна обеих фотографиях его жена Эльза Куприянская. Однако в ателье она значилась под другим именем! Что все это значит? Его женафранцуженка? Из Дамаска? Доктор медицины? Но как она оказалась в Казани? Как она могла полюбить его, юного провинциала? Как могла выйти за него замуж? Где ее теперь искать? В Париже или в Дамаске?
Позвольте-с фотографию и негативчик тожетаков порядок, поспешил вывести посетителя из столбняка приемщик ателье Лернера. Чем могу служить?
Самсон повернулся и, не сказав ни слова, поплелся к выходу.
Он брел по Невскому, не видя ничего вокруг, наталкиваясь на встречных прохожих. Он не знал куда идет. Он не чувствовал мороза. Уличный шум доносился до него словно через двойную раму окон. Очнулся он лишь на Дворцовом мосту. Схватившись за обледенелые перила, он заглянул в мрачную безднудалеко внизу посверкивала ледяная броня Невы. В лицо ему дул колючий ветер, но он не остужал жара, который пылал в его сознании.
Самсон Васильевич! милый голосок и легкий хлопок по плечу вынудили несчастного обернуться. Вот так встреча! Что вы здесь делаете?