Саша оглянулась на дверной проем, за которым угадывалось изножье ее кровати. И улыбнулась невольно.
Заходи, подбодрил папа.
Что же, эта спальня была больше ее прежней в два раза, из-за чего кровать казалась детской. На обоях, вылинявшие, едва различимые, закручивались спиралями виноградные усики. Из стены проклевывались головки дюбелей. Когда-то они придерживали полки или картины.
Родители ждали ее реакции. Она еще полминуты изучала пыльную дешевую люстру, окно в дубовой раме. Батарею, нуждающуюся в малярной кисти. За стеклом зеленела степь.
Мне нравится, произнесла Саша наконец. Очень нравится.
Мама заулыбалась, будто у нее груз с плеч упал.
Ну, сказал папа, свет, водопровод, все работает. Осталось подключить телевизор. Где он у нас?
«Искупает вину, подумала Саша, за то, что полюбил другую. За то, что меня воспитывал посторонний мужчина».
Папа ушел в гостиную, а Саша обняла маму. В квартире, которую они научатся считать своей, обустроят, пометят. Белая полоса, череда счастливых дней, месяцев, лет.
Мама сглотнула слезы, чмокнула в макушку:
Ох, доченька.
Все будет хорошо, мам.
Телевизор гаркнул дружным хохотом юмористической передачи, резкий звук всполошил рассевшихся на карнизе голубей.
Сможете смотреть Малахова.
Спасибо, Вадик. Мама потянулась к отцу, замешкалась и неловко похлопала его по руке. Спасибо тебе.
Сашину сестру звали Кристина. Папа говорил, что у них глаза одинакового оттенка, васильковые, с вкраплениями лазури. Кристине было пять лет, очаровательная курносая малышка. Иногда они вместе ходили в кафе: папа и его разновозрастные дочери. Саша показывала Кристине фокусы, которым ее научил отчим. Кристина называла старшую сестру «Шашкой».
Реальная жизнь мало походила на слезливую мелодраму. В сериале разведенные родители не находили бы общего языка, новая пассия ненавидела экс-супругу героя, сводные сестры соперничали бы.
Но папина жена была прекрасным человеком, их дочьчудесным ребенком, и никто никому не желал зла.
Лишь ведьма материализовалась из сериалов. Или из фильма ужасов про Средневековье.
Мама провожала отца, а Саша повторно прогулялась по квартире. Простор сбивал с толку. Неужели они приобрели за бесценок эти апартаменты? Она расправила руки, как крылья, но кончики пальцев не дотрагивались до коридорных стен. В прихожей дяди Альберта сложно было разминуться двум людям.
Квартира была тенистой, хоть снаружи и не росли деревья. Оказывается, кирпич имел свои преимущества. Отмыть, отдраить, смести паутину из углов. Мамин отпуск продлится неделюуспеют навести лоск.
Ай, черт!
Ма, ты в порядке?
Ага. Мама потерла ступню. Споткнулась. Кто делает такие высокие пороги?
Архитекторы пятнадцатого века.
Надо быть осторожнее ночью. Приспичит в туалет, можно шею свернуть.
Саша хлопнула по выключателю, голая лампочка осветила каморку между ванной и кухней. Отслоившиеся обои были пятнистыми от гнили, воняло затхлостью. На бетонном полу сгрудились коробки из размокшего картона, приникла к стене стремянка.
Это не наше?
Нет. Видать, родне старушки, что тут жила, не пригодилось. Выкинем позже.
Саша прикрыла дверь в чулан.
Им повезло, что Гильдеревы не претендовали на начинку дома. Не дрались за телевизор, не пытались отнимать кровати. Из старой жизни перекочевали вещи, будто уцелевшие после кораблекрушения.
При переезде Гильдерева стояла над душой и наблюдала цербером, как Алексины выносят нажитое добро. Саша передразнила, выпучила глаза. Ведьма посерела от гнева.
Золотистая турка дяди Альберта какой кофе он готовил! Микроволновка, часики с декоративными гирьками. На подоконник встал кактус, путешествовавший с Алексиными по общагам.
Почаевничаем?
Давай. Саша взобралась на стул.
Мама порылась в мешках, притащила чайник, пачку с индийским слоном и упаковку крекеров. Забулькал кран. Газовая горелка чихнула пламенем.
Не найду чашек. Из пластика попьем. Мама хрустнула одноразовыми стаканчиками.
За распахнутым окном чирикали воробьи. Шла волнами почерневшая от гари марля, она маскировала вентиляционную дыру.
«В чем подвох? спросила подозрительная Шура. Тектонический разлом под зданием? Наркопритон в подвале?»
Как обустроимся, Ксению на новоселье пригласим.
Голос мамы дрогнул.
Ма, ты чего плачешь?
Ничего, солнышко.
Ты по Альберту плачешь?
Мама улыбнулась сквозь слезы, всплеснула руками.
Прости меня, девочка моя. Прости меня, пожалуйста.
Ну ты чего? Она погладила маму по щеке. Гляди, домище какой. Я такой в детстве воображала. Старый, большой, с привидениями.
Сама ты привидение, засмеялась мама.
Чайник вскипел, плюхнулись в стаканы пакетики.
«Шикарная квартира!» написала Саша сообщение. И прибавила кучку смайликов, влюбленных и изумленных.
4Сосед
Все! воскликнула мама. Все, нет сил!
Саша выглянула из спальни, оценила мамины старания. Вещи были рассортированы, одежда и постельное белье убраны в шкаф, косметика, фотоальбомы, лекарства, прочие мелочи расфасованы по ящикам. Посуда отправилась на кухню, туалетные принадлежностив ванную.
Похоже на дом, сказала Саша.
Она тоже разобрала свой скарб, разложила по полочкам тряпье, джинсы и платьица, которым не хватило вешалок. Вымела пыль. Освобожденный от мешков пол натерла полиролем.
Внутри оконной рамы скопились дохлые мухи, она подумывала отдать их соседским детям, пусть похоронят по-людски.
Куплю с зарплаты плетеные стулья, мечтательно проговорила мама, будем на балконе отдыхать вечерами.
И беговую дорожку. Теперь есть место для нее.
И джакузи. В ванной поместится.
И сенбернара. Ты мне десять лет его обещаешь.
Они строили планы, а за окном щебетали птицы, стекла дребезжали под порывами теплого ветра.
Эх, сказала мама, надо же нам ужин готовить.
На фига. Давай пиццу закажем.
Сюда не доставят.
Мы же кулинарию проезжали. Я смотаюсь.
Брось. Я картошку сварю, накрошу салат, у нас редиска есть.
Бэ, скривилась Саша, хочу жирную и вредную пищу.
Она переоделась в джинсовые шорты и футболку с принтом Биг-Бена, выудила из коробки сандалии. Обувалась, мысленно моделируя вид спальни после окончания косметического ремонта. Туда поставлю комп, там будут книги
Вручи дщери деньжат на пропитание.
Держи, дщерь.
Саша спрятала купюры в карман, поцеловала маму.
И попить захвати.
К запаху гипса прибавился аромат жарящихся котлет.
Примолкла ворчливая Шура. На душе было радужно. Предстоящие хлопоты воодушевляли. Ремонт, институт, плетеные стулья никаких скверных полос отныне!
Она попрыгала по ступенькам. В лучах солнца, проникающих сквозь подъездное окно, кружились золотые пылинки. Саша остановилась между этажами: ее внимание привлекла металлическая створка в стене, железный щиток, размером с форточку.
«Мусоропровод?» предположила Саша и отщелкнула засов.
За створкой была глубокая ниша, шахта, уходящая вверх и вниз. Кирпич почернел и обуглился, точно каминная труба. Саша чиркнула пальцем по краю ниши, под ноготь забилась сажа.
Это печь, раздалось сзади.
Саша терпеть не могла, когда к ней подкрадываются вот так.
На площадке первого этажа стоял парень в майке и спортивных штанах. Кучерявый, как сатир с иллюстраций древнегреческой мифологии. У него была тощая жирафья шея, выдающийся во всех смыслах кадык и фигура пловца. Широкие плечи, длинные руки, которые, кажется, смущали его самого.
Туда насыпа́ли уголь.
Голос у него был приятный, как и глазаСаша рассмотрела их, спустившись к парню по ступенькам. Интенсивного зеленого цвета, живые и цепкие, они прибавляли интеллект овальному мальчишечьему лицу с веснушками, разбрызганными по щекам.
Так отапливали подъезд, завершил он и одарил девушку обезоруживающей улыбкой.
Привет. Саша протянула кучерявому ладонь.
Рукопожатие предварила цепочка ненужных па. Саша верно угадала: парень не всегда знал, что делать со своими руками.