Не думаю, что это конец истории, Барбара, упрекнул ее Люкер за вмешательство.
Ну, сказала Большая Барбара в свою защиту, история и так ужасающая, не знаю, что еще может случиться.
Так вот, когда обнаружили мертвую женщину и кучку костей на полу мавзолея, все были так расстроены, что решили сделать все, чтобы в будущем такого не допустить. С тех пор на каждых похоронах глава семьи вонзает нож в сердце покойного, чтобы удостовериться, что тот точно умер. Они всегда проделывали это во время службы, чтобы все видели и больше не волновались, что мертвец очнется в мавзолее. Идея была не такая уж и плохая, если учесть, что в те времена, скорее всего, не знали о жидкости для бальзамирования.
Индия оторвалась от миллиметровки и внимательно слушала Ли. Однако ее карандаш увлеченно скользил по странице, и время от времени она смотрела вниз и как будто удивлялась картине, которая там вырисовывалась.
С тех пор каждый, кто рождался в семье Сэвиджей, получал на крещение нож, и этот нож оставался с ним до конца жизни. После смерти этот нож вонзали в грудь, а затем клали ему в гроб.
А потом это стало ритуалом, сказал Люкер. Я про то, что Дофин ведь не вонзил нож полностью, да? Он просто чуть-чуть ее надрезал.
Правильно, подтвердила Одесса, но и это еще не все.
Не могу поверить, что это не конец! воскликнула Большая Барбара.
Незадолго до Гражданской войны, продолжила Ли, жила-была девушка, которая вышла замуж за Сэвиджа, и у них родилось двое детей, девочки, а третий ребенок был бы мальчиком, но умер при рождении. И его мать умерла следом за ним. Их хоронили вместе в одном гробу, прямо как в первый раз.
Они и в младенца нож воткнули? спросила Индия. Ее карандаш выводил в блокноте штриховку, но хозяйка не обращала на него внимания.
Да, сказала Одесса.
Да, подтвердила Ли, разумеется. Отец мальчика сначала воткнул нож в ребенка, а затем вытащилдолжно быть, было ужасно даже осознавать, что это придется сделать. Церковь была полна, и отец вынул нож из маленького ребенка. Он плакал, но собрался, поднял кинжал высоко и опустил в грудь своей жены
И? подтолкнул Люкер, когда она остановилась.
И она с криком очнулась, тихо сказала Ли. Она очнулась от входящего в нее ножа. Кровь брызнула во все стороны, залила похоронные одежды, ребенка и мужа. Она схватила его за шею и притянула к себе в гроб, а затем гроб перевернулся, и все трое выкатились в проход. Она сжала руки у него на шее и так и умерла. Потом у них были настоящие похороны
А что случилось с мужем? полюбопытствовала Индия.
Женился второй раз, сказала Ли. Это был прапрадедушка Дофина, и именно он построил Бельдам.
Большая Барбара начала рыдать, не только под влиянием истории, но и из-за уходящего дня, выпитого скотча и растущего чувства потери. Люкер, заметивший это, в утешение разминал бедра матери ступнями ног.
Так вот почему они теперь больше не втыкают нож до конца? тихо спросил Люкер.
Верно, сказала Одесса.
Они всего-навсего касаются груди остриемэто символическая часть, продолжила Ли. Но мертвецу вкладывают нож в руки, и это уже не часть ритуала. Предполагается, что если кто-то очнется в гробу, то сможет убить себя ножом.
А Мэриэн Сэвидж не забальзамировали? спросил Люкер?
Нет, ответила Барбара, Ботвелла не бальзамировали, и она сказала, что тоже не хочет.
Что ж, прагматично заметил Люкер, если бы всех Сэвиджей просто бальзамировали, не пришлось бы беспокоиться о ноже.
Ты теперь Сэвидж, обратилась Индия к Ли. А у тебя есть нож?
Нет, ответила Ли удивленно, потому что раньше об этом не думала. У меня нет, я не знаю, что они сделают
Мэм, сказала Одесса, у вас есть нож.
Ли подняла голову.
Правда? И где он, Одесса, я не знаю
Миз Сэвидж подарила его вам на свадьбу, но мистер Дофин не хотел, чтобы вы видели. Он спрятал его. Он знает, где искать, и я знаю, где искать. Могу показать вам, если хотите посмотреть.
Она направилась за ножом.
Нет, закричала Большая Барбара, оставь это, Одесса.
Одесса села.
Как-то жутко, сказала Ли, чуть вздрогнув. Я не знаю, я
Я не хочу, чтобы они это сделали с тобой, сказала Большая Барбара.
Она теперь Сэвидж, Большая Барбара, заметила Индия. Так нужно сделатья имею в виду, когда она умрет.
Карандаш Индии молнией перемещался по листку под большим углом. Она все еще не видела того, что нарисовала.
Нет! закричала Большая Барбара. Дофин не вонзит в тебя нож, он
Барбара, сказал Люкер, не заводись. Если она мертва, ей это не навредит. Ли еще не мертва, да и к тому же ты вряд ли будешь рядом, когда это случится.
Мне все равно не нравится.
Что ты, мама, не беспокойся об этом. Я просто хотела, чтобы вы все узнали о ноже, чтобы потом не спрашивали Дофина, когда он придет. Он был к нам очень добр уже тем, что позволил присутствовать на службе. Похороны в семье Сэвиджей всегда были полностью приватными из-за ножей, но он показал, как сильно нам доверяет. Он знал, что мы не будем распространять по всему белу свету, что Мэри-Скот воткнула кинжал в грудь Мэриэн после смерти
Конечно, не будем! закричала Большая Барбара и пролила последний растаявший лед.
Дофин знает, что мы знаем? спросил Люкер.
Он попросил меня рассказать миз Ли, чтобы она могла рассказать вам всем, ответила Одесса, так что да, он знает.
Хорошо, сказал Люкер, пристально глядя на мать, тогда мы больше никогда об этом не упомянем. Дофинмилейший человек на земле, и никто из нас не скажет ничего, что могло бы даже самую малость поставить его в неловкое положение, да, Барбара?
Само собой!
Я пошла готовить ужин на всех, сказала Одесса и отправилась на кухню.
Ли с матерью пошли в спальню, чтобы поискать для Большой Барбары наряд поудобнее. Близость матери и дочери МакКрэй держалась главным образом на том, что они помогали друг другу одеваться и раздеваться.
Люкер ушел на кухню наполнить стаканы себе и Индии. Когда он вернулся, то сел на скамейку рядом с дочерью и сказал:
Дай посмотреть, что ты нарисовала.
Она удержала рисунок.
Это не я, сказала Индия.
В смысле?
То есть это не я рисовала, я просто держала карандаш.
Люкер тупо посмотрел на нее.
Показывай рисунок.
Она передала ему лист.
Я даже не смотрела. Я что-то рисовала, но потом остановилась, чтобы послушать историю, а карандаш продолжал двигаться. Посмотри, она указала на несколько отдельных линий, вот тут я начала рисовать, но теперь все перекрыто.
Это не твой стиль, с любопытством заметил Люкер.
Рисунок был выполнен красным карандашом на обратной стороне листа миллиметровой бумагидо странного академическое построение, портрет полной дамы с угрюмым лицом, скованно сидящей в кресле, едва различимом за ее пышными формами. На ней было платье с тугим корсажем и невероятно широкая юбка. Она вытянула руки перед собой.
Что у нее в руках, Индия?
Это не я рисовала, сказала Индия. Думаю, это куклы. Такие уродливые! Как будто восковые фигуры, забытые на солнцерасплывшиеся и деформированные. Помнишь в музее Нью-Йорка этих ужасных немецких кукол, которые были срисованы с настоящих детей, ты сказал, это самое уродливое, что ты когда-либо видел? Наверное, это они и естьнаверное, я вспоминала их, когда
Когда что?
Когда рисовала это, озадаченно проговорила она. Только вот не я рисовалаоно нарисовалось само.
Индия покачала головой и сделала глоток хереса.
Это платье на женщине, Индия, какой оно эпохи?
Эм она засомневалась. 1920-е?
Холодно, сказал Люкер, такое носили примерно в 1875-м. Собственно говоря, это именно 1875-й, ты правда не знала?
Нет, ответила Индия. Я просто сидела, слушала историю Ли, а рисунок получился сам собой, она взглянула на лист с отвращением. И мне он не нравится.
Да, сказал Люкер, мне тоже.
Глава 3
В тот вечер, когда Дофин вернулся после того, как отвез Мэри-Скот в монастырь в Пенсаколу, никто не заговорил о похоронах или ноже, и Ли спрятала пачку извлеченных из почтового ящика писем с соболезнованиями. Ужин прошел достаточно тихо, и, хотя все, кроме Дофина, переоделись, у всех было ощущение, будто их накрахмалили и прижали к стульям. Даже Дофин выпил слишком много вина и просил вернуть третью бутылку, когда Одесса с неодобрением унесла ее. За ужином они решили покинуть Мобил на следующий день: выбирали, чьи машины взять на побережье, кто пойдет за покупками, в какое время выехать, что делать с почтой, делами и Лоутоном МакКрэем. Смерть Мэриэн Сэвидж была изначальной причиной поездки, но о ней не говорили. Большой дом находился так близко, и главная спальня, из которой умирающая женщина почти не выходила два года из-за болезни, теперь, казалось, дрожала от непривычной пустоты всю ночь.