Нельзя осуждать парня, если он мечтает быть похожим на красивого родственника.
Да, завидую. Но завидую не его легкости в общении и тем более не его внешности и положению, я завидую его возможности путешествовать. Самое дальнее место, где я побывал, Эль-Триунфо. Вот и все. А он попутешествовал. Недолго, всегда быстро возвращался, но все равно это хоть какая-то передышка. В словах Фрэнсиса не слышалось горечи, только усталое смирение. Когда мой отец был жив, он возил меня в город, и я смотрел на железнодорожную станцию. Я пытался запомнить расписание
Ноэми поправила ребозо, пытаясь найти тепло в его складках, но на кладбище было сыро и оттого еще холоднее. Она могла поклясться, что температура за это время упала на пару градусов. Девушка поежилась, и Фрэнсис это заметил.
Я дурак, сказал он, снимая свитер. Вот, наденьте.
Все в порядке. Правда. Не могу дать вам замерзнуть из-за меня. Может, если пойдем назад, будет лучше?
Ну, хорошо, но, пожалуйста, наденьте. Клянусь, я не замерзну.
Ноэми надела свитер и закрутила ребозо вокруг головы. Она думала, что Фрэнсис пойдет быстрее, чтобы согреться, но он не спешил домой. Скорее всего, он привык к туману и прохладе.
Вчера вы спросили о серебряных предметах в доме. Вы были правы, это серебро из нашей шахты, сказал он.
Ее уже давно закрыли, верно?
Закрылиона знала это. Вот почему ее отец не особо был рад свадьбе. Вирджиль был незнакомцем, а может, и охотником за приданым. Ноэми подозревала, что отец позволил Каталине выйти за него, потому что чувствовал вину за то, что прогнал ее предыдущего ухажера: Каталина и правда любила того парня.
Это произошло во время революции. Тогда произошло много всего, одно привело к другому, и работа прекратилась. Год, когда родился Вирджиль, тысяча девятьсот пятнадцатый, стал концом. Шахты затопило.
Тогда ему тридцать пять, подсчитала Ноэми. А вы намного младше.
На десять лет, кивнул Фрэнсис. Разница достаточно большая, но все равно в детстве он был моим единственным другом.
Но вы же должны были ходить в школу?
Нас обучали в Доме-на-Горе.
Ноэми пыталась представить дом, наполненный смехом, пыталась представить детей, играющих в прятки, с волчком или мячом. Но не смогла. Дом бы такого не позволил. Он бы потребовал, чтобы дети сразу стали взрослыми.
Можно задать вопрос? спросила девушка, пока они обходили каретный сарай. Дом-на-Горе был хорошо виденстена тумана расступилась. Откуда у вас такое помешательство на тишине во время ужина?
Дядя Говард очень стар и слаб и очень чувствителен к шуму. А в этом доме звук легко разносится.
Даже до его комнаты наверху? Он не может слышать разговоры в столовой.
Звук разносится, с серьезным видом сказал Фрэнсис, не отрывая взгляда от старого дома. В любом случае это его дом, и он устанавливает правила.
И вы их не нарушаете.
Фрэнсис взглянул на нее немного растерянно, видно, ему и в голову такое никогда не приходилонарушать. Ноэми была уверена, что этот парень никогда не пил много, не задерживался допоздна, не высказывал неправильное мнение в кругу семьи. А, ну да, он же никуда не выбирался из этого дома
Нет, запоздало ответил он, и в его голосе снова послышалось смирение.
Когда они зашли на кухню, Ноэми сняла свитер и протянула ему. В кухне была одна служанка, та, что помоложе, она сидела у плиты. Занятая работой, женщина не подняла на них взгляд.
Оставьте себе, вежливо предложил Фрэнсис.
Но я не могу красть вашу одежду.
У меня есть другие свитера.
Спасибо, кивнула девушка.
Парень улыбнулся.
В кухню зашла Флоренс, одетая в платье темно-зеленого цвета; она строго посмотрела на Фрэнсиса и Ноэми, словно они маленькие дети, пытающиеся стащить запретную коробку конфет.
Пойдемте со мной на обед, сказала она.
В этот раз за столом они были только втроем. Старик не появился, как и Вирджиль. С обедом справились быстро, и Ноэми вернулась в свою комнату.
Позже ей принесли поднос с ужином, и она сделала вывод, что совместный ужин в столовойтолько для первого вечера, да и обед в компании Фрэнсиса и его матери, скорее всего, был исключением. Вместе с подносом ей принесли масляную лампу, которую она поставила у кровати. Не зная, чем себя занять, попыталась почитать книгу «Ведьмовство, оракулы и магия народа азанде», которую привезла с собой, но постоянно отвлекалась. Здесь и правда хорошая слышимость, подумала она, сосредоточившись на скрипе половиц.
Ее взгляд привлекло небольшое пятно плесени на обоях в углу. Она вспомнила про зеленые обои, так любимые жителями Викторианской эпохи. В этих обоях содержался мышьяк. Так называемая парижская, или шеелева, зелень. Разве не было в одной прочитанной ею книге что-то о микроскопическом грибке, который мог действовать на краску и вызывать пары, вредные для людей?
Грибок пожирал глину на стене, вызывая невидимые химические реакции. Она не могла вспомнить название смертоносного грибкана кончике языка вертелось латинское слово brevicaule, но brevicaule это, кажется, кактус Ее дедушка был химиком, а бизнес отца состоял в производстве пигментов и красок, поэтому Ноэми знала, что нужно смешать сульфид цинка и сульфат бария, чтобы получить литопон о господи, зачем нужна эта информация?
Хотя нет, обои не были зелеными. Даже близко не были. Скорее блекло-розовые, цвета увядших роз, да еще и с уродливыми желтыми одуванчиками. На обоях были медальоны или кругиесли присмотреться, можно подумать, что это венки. Возможно, она предпочла бы зеленые обои
Когда девушка закрыла глаза, желтые круги затанцевали, словно вспышки цвета на черном.
5
Утром Каталина снова сидела у окна. Она казалась отстраненной, как и в прошлый раз. Ноэми вспомнила рисунок, висящий у них дома: Офелия, которую сквозь стену тростника утягивает течение. Каталина была похожа на нее. И все же было приятно видеть кузину, держать ее за руку (ледяную) и рассказать о жизни в Мехико.
Она подробно описала выставку, которую посетила три недели назад, зная, что такое Каталину интересует, а потом передразнила пару друзей, чем заставила кузину рассмеяться.
Ты так хорошо изображаешь людей. Скажи, ты все еще увлекаешься театральным искусством? спросила она.
Нет. Я переключилась на антропологию. Хочу получить степень магистра. Разве звучит не интересно?
У тебя постоянно новые идеи, дорогая. Всегда новая цель.
Ноэми часто слышала эти слова. Наверное, ее семья была права, что скептически смотрела на ее учебу в университете, учитывая, что она трижды за день меняет мнение насчет того, что ей интересно. Но она точно знала, что хотела сделать в своей жизни что-то особенное. Она еще не решила, что именно, но антропология казалась более многообещающей, чем все ее предыдущие увлечения.
В любом случае, когда об этом заговорила Каталина, Ноэми не возражала, потому что слова кузины никогда не были похожи на упреки родителей. Каталина словно бы состояла из вздохов и фраз, нежных, как кружево. Она была мечтательницей и поэтому всегда охотно верила в мечты Ноэми.
А чем ты занималась все это время? Не думай, будто я не заметила, что ты почти не писала нам. Ты притворялась, что жила на обдуваемой ветрами вересковой пустоши, как в «Грозовом перевале?»спросила Ноэми, зная, что Каталина зачитала страницы этой книги до дыр.
Нет. Дело в доме. Он занимает бо́льшую часть моего времени сказала Каталина, протягивая руку и касаясь бархатных занавесок.
Ты планировала обновить его? Я бы не стала тебя винить, если б ты сровняла его с землей и отстроила заново. Он довольно-таки жуткий, да? И холодный.
Влажный, поправила Каталина. Он влажный.
Прошлой ночью я замерзла чуть ли не до смерти и в своей борьбе с холодом влажности не заметила.
Здесь всегда влажно, темно и да, очень холодно.
Улыбка на губах Каталины погасла.
Внезапно она взглянула на Ноэми, потом наклонилась вперед и зашептала:
Мне нужно, чтобы ты сделала мне одолжение, но никому не говори об этом. Ты должна мне пообещать. Обещаешь?
Обещаю.
В городе живет одна женщина. Ее зовут Марта Дюваль. Она готовит для меня лекарство, но оно уже закончилось. Ты должна пойти к ней и попросить приготовить еще. Понимаешь?