Дамы и господа! Диковина из диковин! крикнул Юрий Сергеевич, тряхнув длинными волосами. Человек-волк, прошу любить и жаловать!
Четверо лакеев выкатили на сцену клетку на колёсах, и улыбка на Мишкином лице застыла, как замороженная. Застыл Олесь, замерла Бэлла, сидящая по левую руку. Да и время, казалось, тоже застыло.
Потому что там, в клетке, диким зверем метался Виктор: лохматый, почти полностью утративший людской облик. Обрывки некогда отглаженных штанов махрами свисали с его ног, торс, укрытый жёстким тёмным волосом, кое-где темнел от спёкшейся крови. Он рычал, вращая бешеными глазами, и с чёрных губ его сыпалась розовая пена.
Импосибль!
Вот это диковина!
Ну Ольховские, ну оригиналы! Развлекли так развлекли!..
Мне страшно, маменька!
Детский голос утонул в восторженных восклицаниях. Но Мишка не успел ничего крикнуть, даже двинуться не успел, когда Ольховский посмотрел на брегет и перевёл взгляд на сестру. «Скоро полночь, золотце, прочитал Мишка по губам. Пора!»
Где-то хлопнули двери, и несколько слуг вывели в сад с десяток напуганных, плохо одетых детей.
Это ещё что? пробасил кто-то, перекрыв гомон.
Несколько голов отвернулись от волкодлака и посмотрели в сторону.
Что за босота? взвизгнула полная дама, загораживая пухленькую дочку. Вы не говорили
Это детский праздник, тонким голоском перебила Ольховская. Мы любим всех детей, золотце.
Позвольте, но это не в какие ворота
Да-да, тут не благотворительное общество!
Что за сюрпризы?
Это возмутительно! Я ухожу!
Нет, не уходите, лучезарно улыбнулся Ольховский, щёлкнув пальцами.
А дальше всё случилось быстро.
Цепь с замко́м, обратившись в змею, соскользнула с дверцы клетки, и освобождённый Виктор выпрыгнул в сад.
Помни, щеник, кушать только взрослых! Деток ни-ни! пропела Ольховская.
Из-за скульптур выскочили новые слуги с нечеловеческими лицами и бросились на гостей вместе с волкодлаком. Крики, визг, паникаи первая кровь, что брызнула из первой вспоротой глотки.
Бэлла! Олесь! голос Мишки, что запутался в перепуганной толпе, затерялся среди воплей. Честя себя на все лады, уворачиваясь от бегущих, Мишка бросился под ближайший стол; в глазах потемнело и раздвоилось, в нос ударил запах свежей крови, и Мишка увидел, что в каком-то аршине от него лежит чья-то оторванная рука. Захотелось броситься, впиться, ощутить, как
«Не смей!»
Мишка кинулся в другую сторону, опять выныривая в сад. А там
Бэлла, стоявшая у кустов бордовых роз, смотрела на истерзанную, но ещё живую даму, которая валялась прямо у её туфелек. Вот облизнула губы. Вот наклонилась.
Бэлла, не надо!.. срывая голос, прокричал Мишка.
Упырица вздрогнула и попятилась, прижимая ладони к впалым щекам.
«Степанида, с ужасом вспомнил Мишка. Степанида где?!»
А вокруг веселились бесы. Именно они, в разных обликах, торжествуя, ловили детей и мало-помалу собирали их в кучку на сцене. Они пинали и щипали их, связывая верёвками, но не смели душить, подчиняясь хозяевам Ольховским. Морок, что насылал спокойствие и сон, спал, и Мишка, ругая самого себя, понял, как хитро его обдурили.
Ольховские, эти милые брат и сестра, наверняка заигрались в чёрную магию. Может, в них вселились демоны, может, они всегда были с червоточинойэтого Мишка не знал. Только чувствовалкаждой по́рой, каждым волоскомчто грядёт что-то очень нехорошее.
Десять минут до полуночи, золотце!
Как это бодрит, золотце!
То самое место, то самое время!
И какие вкусные, невинные души для освобождённого Повелителя, м-м-м!
«Повелителя?..»
Мишка оцепенел. Не это ли имел в виду Профессор, проводя свои исследования и гадания? Грядёт время крови. Крови невинных, что пробудит древний кошмар?
Золотце, гляди! А гости-то с сюрпризом
Тонкий вскрик, знакомый голос. Корни, что вылетели из земли.
«Олесь!»
Зарычав, Мишка рванул с места, на ходу вытаскивая мешочек праха, и Бэлла полетела рядом с нимтуда, где ещё металась низкорослая тень, защищая группу людей.
Все выходы из сада были перекрыты, бесы кишели вокруг, словно саранча, но лесовик раз за разом создавал из земли колючие корни и стволы, которые хлестали врагов. Рази одна тёмная тварь отлетела к ажурной беседке, дваи вторая исчезла среди шипов, три
Лохматая тень взмыла в воздух и прыгнула прямо на Олеся.
Виктор, нет!
Лапа, занесённая было для удара, замерла. Уши волкодлака дрогнули, как у пса, что услышал зов хозяина.
В следующий миг Мишка, прокричав заклинание, сдул прах с обеих ладоней.
Вой бесов, вой волкодлака. И близкое, опасно-сахарное:
Так-так. Кто такой интересненький?
Мгновение, потомрезкий удар в грудь. Рёбра хрустнули, и Мишка, подавившись новым заклятьем, пропахал спиной полсада.
Когда он смог открыть глаза и нормально вдохнуть, Ольховские уже стояли рядом. Они уже не прятали истинную сущность: в глазах кошачье-египетского разреза танцевало адское пламя, рты стали шире жабьих, демонстрируя частокол зубов, а кожа вспыхнула искристым золотом.
Человек. Или не человек, золотце?
Ни рыба ни мясо. Опять как твой щеник.
Удивительно! Своя кунсткамера, шарман!
Чей будешь, золотце? Какого роду-племени?
Пошли всмог прохрипеть Мишка, отчаянно обыскивая карманы. Где второй мешочек? Где остатки праха? Почему всё, дурень, с собой не взял?
Какой невоспитанный! цокнул языком Ольховский и улыбнулся.
Сейчас поучим, с той же улыбкой сказала Ольховская.
Взмах когтистой руки, жар в животе. Словно туда, как год назад, жадно вгрызается нечто.
Не смейте! воздух хлестнул голос.
Приоткрыв слезящиеся глаза, Мишка увидел, как сбоку выскочила Стёпа. Выскочила и, подпрыгнув, собачонкой впилась в ещё поднятую ладонь.
Смех.
Стёпа, бегивыдавил Мишка, чувствуя, как слабеет. Беги, Стёпа!
Степаниду подняли за шкирку, как нашкодившего котёнка. Заплаканную, исцарапанную, но всё ещё с искрой в глазах. Высунув острый раздвоенный язык, Ольховская провела им по её щеке, выпуская кровь. Слизнула алую каплю и улыбнулась.
Вкусная. Повелителю понравится.
Нет! взвыл Мишка, но Стёпу уже швырнули на сцену, к остальным детям. Совершив гигантский прыжок, Ольховская склонилась над ней, обездвиженной, и стала рисовать знакикогтем на нежной коже. Она легко прорвала его защитное заклятье.
Бэлла, Виктор, Олесь!
Что-то возникло на краю зрения.
Бэлла. Бэлла с пустыми глазами и окровавленным подбородком?
Ну, скажешь, откуда ты, золотце? спросил Ольховский, обдавая жаром.
Боль во всём теле стала сильней. Мишка ощутил, что умираетснова, но здесь уже не было Профессора, который его спасёт.
Не скажешь? Ладно. Некогда возиться с тобой, усмехнулся демон и скомандовал в сторону: Прошу к столу.
Запахло кровью и грязной псиной.
«Виктор».
Клацнули длинные зубы. Мишка попытался отползти, но грудь придавила тяжёлая лапа.
Виктор, это япросипел Мишка, уже понимая, что всё бесполезно. Пальцы беспомощно заплясали по траве в тщетных поисках заветного мешочка.
«Онзверь. Он отпустил своего зверя на свободу. Так, как не успел сделать ты», всплыло в голове.
Пальцы нащупали что-то мягкое. Уши услышали далёкий крик.
«Он победит. Тынет».
Зубы впились в плечо. Ещё мгновениеи вопьются в горло.
И тут Мишка понял, что он нашёл. Птицу, что на удачу дала ему Стёпа. И она, вся
Новый крик.
Мишка оскалился. И, дотянувшись, бросил птицу, обсыпанную прахом, прямо в морду Виктору.
Он успел произнести заклинание. Он всё сделал правильно. Игрушка вспыхнула огненным цветком, и пламя ударило в волкодлака, поджигая шерсть. Взвыв, Виктор покатился по земле; Мишка же, собрав последние силы, встал на колени, потомна ноги. Внутри клокотала яростьзверь требовал, чтобы его спустили с поводка.
Жить на белом свете, скрежетнул Мишка, и пальцы с заострившимися ногтями объял магический дым; дрогнула и отвернулась от новой жертвы Бэлла, поднял голову едва живой, сбивший пламя Виктор, значит постоянно бороться
Вдалеке, среди груд мертвецов и раненых, что лежали без сознания, призвал силы растений ослабевший Олесь. Сад зашумел, деревья, кустывсё преобразилось, выпуская зелёные плети, колючки и корни-ловушки.