Влюбленный дурак, что может быть хуже и глупее. Влюбленный в кого? В женщину, отрезавшую своему коту яйца.
Эта мысль доконала меня, я стал понемногу опускаться. И так я жил убого, снимая угол в трущобахкровать, стул и подобие письменного стола. На одной стене карта Мадагаскара, помеченная двумя крестиками в северной оконечности, внизу надпись «orbis stagnat paludibus» (мир затоплен болотом), на другой портрет сорокалетнего Генри Миллера в шляпе и очках, рядом плакат Нормы Джин в полный рост без шляпы и платья. Я смотрел на них и не верил, что вскоре поправлю свои дела. А теперь и вовсе отпустил надежду на лучшие времена.
Опускаясь, я запил и стал жить, словно в мусорном бачке. Всюду обрывки бумаги, пустые бутылки и остатки трапезы. Крыс я теперь видел не только внутри, но и снаружи. Перетаскав из души алмазы, они взялись за объедки, валявшиеся в доме. Я швырял в крыс бутылками, а по ночам спал в руках с палкой, чтобы ударить ту, что попытается взобраться на меня.
О любимой женщине я старался не думать, водил домой шлюх повеселее, и не ради того, чтобы залезть под юбки за куском благоухающей мохнатки. А ради иллюзии женского общества. Потолковать о любви, о мире, сойтись во мнении, что он полон дерьма.
Лишь однажды пьяный, забывшись, я позвонил ей. Она обрадовалась и спросила, почему я не звонил и не заходил.
Тебе ли не знать, развязано заявил я, я слишком влюблен, чтобы быть рядом и понимать, что ты недоступна.
Тон её изменился, охладел, она рассчитывала на светскую беседу, а тут старая песня влюбленного ипохондрика.
Слышишь меня? спросил я у замолчавшей трубки.
Слышу, коротко ответила она.
Так вот, сейчас я ни жив, ни мертв, но скоро я займусь тобой по-настоящему, не думай, что ты отвертелась.
Она положила трубку.
Ты еще потонешь в моем сердце, как в море, тебе просто некуда будет деваться, говорил я, не обращая внимание на пиканье. Ты еще пожалеешь, что так обошлась со мной. Да пошла ты!
И плюнул в трубку.
А потом я неожиданно выдохсяи пить устал, и со шлюхами путаться. Нашел тощую работенку, стал жить, будто ясовсем не я. Утром встану, гляну на свою рожу, и меня воротит. Просто жить не хотелось, сидел по часу в ванной, думал, может, кондрашка хватит, и тут же концы отдам. Потом понимал, что не скоро еще, и вылезал. На работу я приползал с опозданием, пока не уволили. Но денег я скопил немного, и забился в своем уголке, будто и не было меня. Как говорится, тянулись тихо дни мои, без слез, без жизни, без любви.
Зато книги хорошие у меня всегда водились, я стал читать запоем. Стриндберга историю безумца, нянькавшегося со своей такой же безумной женщиной. Черную книгу Памука о Галипе и Рюйе, проникся историей Наследника, заявлявшего, что самая важная проблема для человекаэто возможность или невозможность быть самим собой. Наследник говорил, что любая женщина, привязывая к себе, нарушает чистоту мыслей и тем самым оставляет проблему быть или не быть собой открытой. Перечитал Миллера, Буковского и Чернышевского, запомнив его замечание о любви: «тревога в любвине самая любовь, тревога в ней, когда что-нибудь не так, как следует быть, а сама весела и беззаботна». Весела и беззаботна, вот сука, надо же было такое придумать. Иногда я использовал книги, как руны, открывая наугад:
Большими глотками я глотаю пространство.
Запад и востокмои, север и югмои.
Я больше, чем я думал, я лучше, чем я думал.
Я и не знал, до чего я хорош.
Я думаю, я могу сейчас встать и творить чудеса.
Я думаю: что я ни встречу сейчас на дороге, то полюбится мне.
И кто не увидит меня, тот полюбит меня.
И кого я не увижу сейчас, тот будет счастлив.
Прочитав однажды это у Уитмена, я захлопнул книгу, словно увидел что-то запретное, быстро оделся и побежал в магазин за вином. Но у прилавка одумался. На самом деле я просто не знал, куда приткнуться. И вдруг кто-то осторожно тронул меня за рукав, я обернулся и увидел знакомую медсестру. Вид её был вызывающе цветущий и счастливый. Когда-то она призналась, что любит меня, но я не ответил на её чувства.
Привет, обрадовалась она.
Привет, через силу улыбнулся я.
Что-то тебя не видно нигде?
Я ушел в подполье.
Это не похоже на тебя.
Я стал другим.
Правда или шутишь?
Мне не до смеха.
Да, выглядишь, словно тебя подменили. Нигде не бываешь?
Нигде.
Хочешь, давай сегодня куда-нибудь сходим вместе, развлечемся.
Мне надоело, чтобы жизнь моя текла, как Флегетонт угрюмый, и согласился. Мы вышли из магазина, строя планы на вечер. И получилось так, что не только тот вечер, но и последующие мы провели вместе. Она еще любила меня и готова была отдаваться без остатка, ничего не требуя взамен. Поэтому я и решил, что буду счастлив с ней.
Она понимала меня с полуслова, верила моим небылицам, и я с удовольствием рассказывал:
В городе Булуре женщины влюбляются только в чужеземцев. С мужчиной, в которого влюбятся, легко ладят и бывают ласковыми. В местных мужчин они никогда не влюбляются. Самое интересное, что когда чужеземец, который ей приглянулся, собирался уходить, женщина прибегала к особой уловке. По мере того, как мужчина уходил от неё все дальше, его фаллос становится всё длиннее. И достигал пяти-шести локтей. Конечно же, чужеземец пугался и от бессилья что-либо исправить возвращался назад. А когда возвращался, фаллос сразу становился прежним. И мужчина не мог уйти, пока женщина сама того не хотела.
Выслушав эту историю, она решила, что и я не смогу её покинуть. Я ходил, улыбаясь самому себе, и твердил, как в старых плутовских романах: «сомнений нет, мне суждено либо быть повешенным, либо жениться». Но оказалось, что я все-таки расположен к первому, чем ко второму.
Есть люди, которым все нипочем, они не расстраиваются из-за не разделенной любви, они находят счастье в том, что есть и, главное, они берут всюду, что им нужно, и никто не в силах отказать им. Судьба благословила их на такую жизнь, и они вовсю пользуются её дарами. Другие же находят страдание и боль даже там, где их нет. Влюбляются в тех, кто сводит их с ума. Неудачи валят их с ног. Они теряют последние монеты, путают правила игры, пропивают свои таланты и умирают. Таких людей считают убогими, но мало, кто понимает, что и среди них живут ангелы.
Если бы знать о себе чуть больше. Особенно в тот момент, когда дотянулся до истины и положил её мимо кармана. Я думал, что смогу жить и с уверенностью смотреть в завтрашний день. Но я поспешил назваться сильным. В один из вечеров мы с медсестрой вернулись с прогулки, и я увидел в зеркале другого человека. Он делал отчаянные усилия казаться счастливым. И я понял одну вещь. Кто бы ни искал тебя, кого бы ни искал ты, всегда встречаются те, кто нужнее друг другу. Те, кто должны обменяться чем-то понятным только им. Можно носить любые костюмы и маски, но кто ты на самом деле, может объяснить одна встреча с тем, кому ты нужнее.
Нам уже давно не надо обмениваться адресами и обещаниями новых встреч, мы давно уже стали частью друг друга. Мы давно уже идём по одной дороге. Мы не дорожим этим знанием, оно слишком простое для нас. Я смотрел в зеркало и понимал, как долго буду разделять близость с теми, кто ищет меня, а не тех, кого ищу я. И вряд ли что-то изменится, даже если я последую примеру трубадура Гильема Балауна, оторвавшего в доказательство любви ноготь большого пальца на глазах у возлюбленной. Зеркало пошло трещинами от моего напряженного взгляда.
Долго я не мог уснуть, лишь под утро пригрезилось видение, схожее с картиной Босха или Брейгеля. Такие одолевали святого Франциска и отважных дельфийских мистиков. Я увидел остроклювую яркоперую птицу, клюющую в глаз спящего льва. Рядом в густой траве хорек или мышь пыталась разгрызть последний орех, упавший с ветвей каштана. Пейзаж зимнего леса, где спал лев под темным покрывалом вечернего неба, по нему летели демоны разных мастей, среди них более-менее приятные и совсем безобразные. Птица, севшая на льва, была из их компании.
Видение затягивало, и я чувствовал, как начинаю входить в тело льва, будто спускаюсь в глубокую пещеру с факелом. Вокруг прыгали странные тени, и холод охватывал душу. Послышался угрожающий гул. Он нарастал, словно гигантская лавина, закладывая уши. Потом последовал мощный взрыв. С таким звуком из-за угла дома появляется похоронный оркестр. Сначала я и не понял, что это было. Даже подумал, что в соседний дом врезался самолет с террористами. Но в наступившей тишине понял, что внутри лопнула струна жизни.