Неплохо! восторгалась женщинаЧто это будет роман или рассказ? И о чем там пойдет речь?
Неважно. Все слова и сюжеты написаны о любви. Даже если в сборнике задач по математике или физике вчитаться между цифр и формул, то станет понятно, что авторы вписывали их с мыслью о любви.
Здорово! восхитилась женщина. Вот вы и говорите, как настоящий писатель.
Женщина поправила волосы и приятно улыбнулась. Она явно не собиралась уходить, а хотела что-то предложить. Что может предложить женщина, известно. И это очень мило с её стороны. Большое спасибо, Женщина! От вас, от меня, от того парня за стенкой.
Можно еще листочек? спросила она.
Тяни сама наугад.
Вытянув, женщина стала читать:
Можно жить, как хочешь, изображать из себя кого угодно, хоть трубадура, хоть короля чеснока, хоть паука с Марса. Человек, находящийся на уровне самосознания, может увидеть себя во всех главных измерениях. Всё уже есть. В этом нерушимость мира. Правда, существует некоторая размазанность будущего, и в этих пределах может быть осуществлена коррекция, однако будущее уже зафиксировано, и связь через время мгновенна. Только поэтому вселенная нечто целостное, и мы в ней живые нити, связывающие эту целостность.
Узнав обо мне самое интимное, женщина ушла утром, пообещав любить и помнить. Ушла. И больше я никогда её не видел. Но запомнил, как она была нежна со мной. А так ли уж часто наша суровая жизнь нарушается нежностью? Не инстинктом, а нежностью, что идет от матери, от любви к жизни, к детям, к деревьям, к цветам и солнцу.
Я научился пребывать в гармонии, но случались дни, когда все рушилось от мысли, что мне нужна любовь одной единственной женщины. В такие дни я бегал пьяный по дому и не знал, где приткнуться, хватаясь то за голову, то за пенис, то за гитару. Отбрасывая гитару, я подбегал к двери. От мысли, что там за ней столкнусь с вереницей людей, спокойно и уверено идущих по своим делам, приходил в ярость, пинал дверь и со слезами отчаяния падал на кровать. Но это был опыт, в тетради с рассказами я записал: «Человек существо противоречивое. Зная правила истинной жизни, поступает наоборот и, раздавая гнилые зерна лжи, имеет лишь мучительную жажду жизни».
Мир дышал моими легкими и, когда я задыхался, он задыхался вместе со мной. А когда я правильно понимал зов, что без конца звучал во мне, он помогал разорвать змеиный обруч времени и пространства. В такие дни я шел спасать мир, все во мне дрожало от радости. Наполненный легкостью и силой, я хотел поделиться ими с каждым сердцем. Я кружил по городу, словно танцуя и призывая всех танцевать, танцевать, танцевать. Было удивительно, как я мог жить по-другому. Еще мгновение, и весь мир шагнет вместе со мной навстречу вечной радости. В таком состоянии, готовый покорять пространство и время, я купил билет до столицы.
Я зашел к ней проститься. У её дверей я подумал, что уезжаю, чтоб был повод повидаться сейчас и потом, когда вернусь.
Она завела себе черного котенка.
Я называю его сынок, он такой милый, счастливо улыбалась она.
Улыбался и я, глядя на «сынка», прыгавшего по мне, как обезьянка.
За бутылкой вина мы мило болтали о пустяках, смотрели кино, смеялись. В полночь я засобирался.
Надолго уезжаешь?
Как получится.
Не теряйся, мягко проговорила она.
Я ощутил себя эдаким пролетарием от любви и поэзии. Если бы я лопотал по-французски, так бы и сказал: «je ne suis donc quum proletaire», и от лица Маяковского добавил: «Быть пролетариемгрядущее любить, грязь подвалов взорвавшееверьте». В общем, хорошо звучалопролетарий любви. В моем случае это тот, который исправно заходить поглядеть, как поживает его муза. А она вполне хорошо поживает без влюбленного в неё поэта, но все равно ему шепчет: «Не теряйся..»
Постараюсь, буркнул я. Как бы тебе не пришлось искать меня, как искали Дэвида Пейна у индейцев.
Кто это?
Герой рассказа Джека Лондона. Почитай на досуге, скво.
Меня не было полгода. В столице я безуспешно пытался сделать имя и сколотить состояние. Я писал ей и звонил, но выходило так, что пишу и звоню самому себе. Она меня не любила. А я никак не мог избавиться от привязанности, каждый день мысленно обращаясь к ней.
Хочешь, я займу тебе денег, предложила она в телефонном разговоре, когда я рассказал о попытках пристроить рассказы. Мне очень хочется, чтобы тебя напечатали.
Спасибо, удивился я. Надеюсь, деньги заплатят журналы.
Её неподдельное участие тронуло, я даже подумал, что она соскучилась. Эта мысль так овладела мной, что я решил вернуться.
Моё появление её даже не удивило. Ничего не изменилось, только кот заметно подрос. И еще она подсела на сериал «Друзья», на стенах висело несколько фотографий Мэтью Перри.
Самый лучшийэто Чендлер, восхищенно убеждала она. Сейчас он дружит с Моникой, а раньше дружил со всеми подряд. Я не пропускаю ни одной серии! Пока я на работе, новая серия пишется на видео. Прихожу с работы и смотрю.
Сходишь с ума от одиночества? тревожно спрашивал я.
Почему? Меня этот сериал вытягивает из серой повседневности в иную волшебную жизнь.
А я подсел на жизнеописание трубадуров. Мне кажется, я был присяжным на судах любви средневековья и выносил осуждающий приговор тем, кто шел против влюбленных.
На день святого Валентина я достал из груди пухлое розовое сердечко, взял сладостей, приготовил два четверостишия о не разделенной любви и пошел к ней.
Она открыла дверь с котом на руках, у животного глаза были стеклянные, ничего не видели, да и она носом шмыгала так, что слеза наворачивалась.
Сынок заболел? расстроился я. Или умер кто?
Сегодня мы были у ветеринара, призналась она, теперь он не мужчина.
Как?! не поверил я.
Вот так! Чик и всё.
Что ж ты котам яйца отрезаешь? с негодованием спросил я. Нельзя так!
Можно. Так лучше ему, и мне, надув губы, сказала она.
Чем?
Я буду спать спокойно, а он о кошках меньше думать. Врач сказал, так сейчас поступают с семьюдесятью процентами котов.
Значит, счастливы только тридцать процентов котов, не унимался я.
Перестань! приказала она.
Постоял я, потоптался в дверях, достал сердце. И тут мой мозг пронзила безумная мысльа ведь и моя любовь к ней кастрированная. Это знак. Я прихожу в гости на День всех влюбленных, а меня встречают котом без яиц. Мои сердечные дела запутались в конец.
Вздохнул я и даже проходить не стал, только сердце и сладости отдал. Только сердце не то, которое из груди, а другое запасное, плющевое.
А я не ем сладкое, сказала она, складывая сердце и шоколад на полку. Слишком много калорий.
Да это и неважно теперь, сказал я.
И ушел.
Брел я по улице, а внутри так противненько и грустно, что кишки от слабости на сердце наматываются. И еще кастрированный кот с ошалевшими шарами перед глазами стоят, точно моё отражение.
Зашел я в аптеку, купил настойки послабее, чтобы на травах была и успокаивала. Пиона, кажется, или овса. И прямо там же весь пузырек и сглотнул.
И, вроде, успокоился, лучше стало. Я даже аптекарше подмигнул. Мол, не дрейф, фармацевт, прорвемся. И откусанным гематогеном ей помахал.
Мужчина, вам здесь не закусочная, сказала она с неприязнью. Уходите.
Ну я и ушел.
На улице потеплело. Снег повалил. Я стоял у подземного перехода и курил сигареты одну за другой. И вдруг глянул на проезжавший мимо троллейбус. А там за окном женщина лицом похожа на ту, от которой я только что вышел. И она так посмотрела на меня, словно не видела тысячу лет, и никак не может узнать. Меня даже парализовала на время от её взгляда. Вот оно видение другой счастливой жизни! Вот она та, которую я искал!
Я бросился следом за троллейбусом, трагично вытянув руки вперед. Сделал всего шагов пять, поскользнулся и упал. И так ударился затылком об лёдчудом не насмерть. У меня даже в глазах потемнело, и круги пошли тёмно-фиолетовые с искорками.
Долго я лежал и ждал, пока меня добьют. Ведь нельзя жить с таким хроническим невезением в любви. Как дальше жить, когда мимо собственное счастье проплывает. И на чём? На старом безмозглом троллейбусе.
Но никто меня добивать не стал. Не нужен я никому. Полежал я, поднялся и пошел себе дальше. Только и подумалесли еще пару лет так протяну, и то хорошо.